— Эй! Витька! Витька! — на бегу закричал Леня. — Сейчас я к тебе полезу.
— Прискакал! — не слишком приветливо покосился брат. — Не лазь! Выпачкаешься только.
Уж, конечно, жалко ему, чтобы Леня влез в грузовик! Ух, этот Витька! Стоит себе в одних трусах, голый до пояса — спина черная, как сапог, лопатки немножко шевелятся, когда он перехватывает шланг руками. А Леня в футболке ходит. Станет Леня Витьку слушаться — как же!
Встав на подножку, а потом на широкое, толстое колесо, Леня живо взобрался наверх и засновал между бочками, заглядывая в каждую. Ура! Кроме той, из которой переливают воду в шурф, все уже пустые. Да и в этой, последней, воды совсем мало. Значит, скоро поедут!
— Дать тебе ведро? — предложил Леня. — Остатки вычерпать.
— Без тебя обойдемся.
Леня ткнул Витьку в черный гладкокожий бок и торопливо полез с грузовика на землю. И вот он уже сидит на корточках на краю шурфа, возле которого стоят Веня с Пашей, и, вытянув шею, засматривает в него. Ко дну ямы прирос земляной кубик, который называется «монолит». До половины он погружен в воду.
— Не наклоняйся так. Еще свалишься.
Чья-то рука придержала Леню за плечо. Взглянув вверх, он увидел над собой голые ноги, измазанные глиной, и, выше, засученные брюки. Ага! Это инженер Сидоров: он постоянно так закатывает брюки.
— Работенка! — пробормотал Сидоров. — Мы ее льем, а она уходит. Возим за шесть километров, льем, а она, знай, уходит.
Леня понимал, что «она» — это вода.
— А вы знаете, ребята, для чего мы так день-деньской маемся, а?
— Размокаемость грунтов определяем, — солидно отозвался Паша.
— Правильно. Размокаемость. За сколько времени вода разрушит этот монолит, очень важно знать. Да вода-то утекает — вот в чем дело…
Вытирая тыльной стороной руки струящийся со лба пот, Сидоров широко зашагал по иссохшей, в неровных комьях земле. Леня побежал за ним и за мальчиками, нагретая земля обжигала ему подошвы.
В шурфе, к которому они подошли, Леня увидел Мусю. Она рассматривала сооружение из досок и планочек и что-то записывала в блокнот. Сидоров с увлечением рассказывал ребятам, как с помощью этого прибора определяется водопроницаемость почвы. Леня соображал, как Муся спускалась в шурф. «А-а, наверно, вон по тем выемкам в стенках».
С любопытством мальчик поглядывал на обитателей лагеря. Вон за легким походным столиком сидит Кедров и просматривает записи каких-то наблюдений. Рабочие копают очередной шурф. Девушка в брюках за другим столом строгает монолит. Этот монолит не кубик, он очень похож на кулич, который делают дети из песка, опрокинув полное ведрышко. Глядя на куличный монолит, Леня вспомнил хозяйкину Галю. Интересно, — выполнила ли она Ленино поручение?
Но тут послышалось фырчанье и треск мотора. Леня помчался к грузовику с бочками и уже не отходил от него. Он топтался возле шофера, глаз не спуская с его рук, копавшихся в моторе. Паша и Витька уже стояли в кузове, о чем-то переговариваясь. Леня не решался к ним приблизиться. Дело в том, что Витька всегда обещает маме смотреть за Леней. А «смотреть» он понимает так: никуда Леню не пускать.
Вся надежда на шофера. Конечно, это не дядя Степа. Но и этот толстяк в нахлобученной на затылок соломенной шляпе с оборванными краями, в сущности, ничего себе человек. На вид он мрачный, но на днях позволил Лене самому вылить остатки бензина из канистры в бензобак.
Шофер опустил капот. Леню он не замечал.
Дольше откладывать нельзя.
— Дяденька Сергей Артемович, можно я с вами в кабину, а?
Леня сам не узнал своего голоса: такой он вдруг сделался тоненький и несчастный. Не взглянув на Леню, шофер поскреб затылок под шляпой, потом покосился вопросительно на левую заднюю шину, точно спрашивая у нее разрешения, и только тогда выдавил из горла желанные слова:
— Что ж… Садитесь, молодой человек. Но чтоб ни к каким рычагам даже носом не прикасаться!
Смеясь от счастья, Леня мышонком шмыгнул в кабину.
До чего же тут жарко! Наверху-то ветерок на ходу обдувает. А здесь так и пышет! Узенькая стрелка спидометра пока неподвижна. Поблескивают всякие рукоятки да кнопки. Рука Лени сама потянулась к одной блестящей рукояточке — пощупать, сильно ли нагрелась… В тот же миг грузно плюхнулось на сиденье рядом с Леней увесистое тело Сергея Артемовича.
Леня торопливо отдернул руку. Ему стало до того нестерпимо жарко, точно его окунули в кипяток. Не в силах переносить такую баню-парилку, Леня стянул через голову отсыревшую футболку и отбросил ее от себя как можно дальше. Голубой комочек упал на землю позади машины, которая с ходу выкатилась по стерне на дорогу.
* * *
И снова степь. Тянется, бежит по обе стороны шоссе. Струится воздух на горизонте.
Разомлев от жары, Леня видел всё, как в тумане. Вдруг он с размаху стукнулся обо что-то головой: машина резко затормозила.
— И куда лезет, окаянный? — проворчал Сергей Артемьевич. Рассердился он на теленка, метнувшегося под самое колесо.
Леня озирался с изумлением. Вокруг него колыхалось целое море рогов и рыжих, красных, черных спин. Теснясь боками, коровы поворачивали головы, смотрели на Леню большими влажными глазами. А вон бычище: массивная крутолобая голова на короткой толстой шее, красноватый мутный глаз косится недобро — свирепый, должно быть, бык. Пастухи звонко щелкали бичами.
Выбравшись из стада, машина рванулась было вперед, но тут же сильно дернула в сторону — Леню так и прижало к бочке.
— А будь вы неладны! — заорал шофер.
Теперь Леня понял, что за белые пятна разбросаны у самого шоссе.
Да это гуси! Вот дураки! Почему не постоять минуточку, не переждать, пока грузовик проедет? Нет, большой белый гусак побежал, вытянув шею, наперерез машине. И сейчас же, неуклюже переваливаясь, распуская крылья, взмахивая ими, кинулось перебегать дорогу всё гусиное стадо.
Пронзительные гудки машины сливались с гусиным гоготаньем. Леня хохотал.
Только машина тронулась, как — хлоп! — и совсем остановилась на самом въезде в деревню. Спустила шина.
— Не везет, чорт возьми! — с досадой сказал Сергей Артемьевич.
Вслед за шофером Леня вылез из кабины и отошел в тень под забором. Как приятно ветерок обдувает разгоряченные плечи и спину! Хорошо бы напиться квасу! Внезапно острая боль в щиколотке заставила мальчика пронзительно вскрикнуть. Не соображая, что происходит, вопя от боли, Леня вскарабкался на низкий каменный забор, поджал ноги. И уже с забора огляделся. Белая голова на длинной шее тянулась к нему. Сверкал обведенный красной каемкой глаз.
— У-у, дрянь поганая!
Леня замахнулся на гуся и вдруг нащупал рукой глиняную кринку. Она сохла, надетая на кол. Леня схватил кринку и неловко ударил ею по гусиному клюву. Кринка вырвалась из Лениной руки, звонко брякнулась о камни забора, свалилась на спину гуся, потом на землю и там распалась на куски.
— Ты что мои кринки ломаешь? Что тебя на забор вознесло? Вот я тебя хворостиной!
От крыльца мелкими шажками бежала бабка. Изборожденное морщинами лицо ее было разгневано. За бабкой неслась девчонка с белыми косичками. Откуда-то подскочил Витька и, красный, рассерженный, стащил с забора ревущего Леню.
Бабка ахала и охала. Гусак шипел. Девчонка громко хохотала. Витька возмущенно кричал:
— Почему, ну, почему все гуси на тебя накидываются?
Сквозь плач Леня услышал старческий утешающий голос:
— Не реви. Кринка-то старая. Съешь абрикосика.
Но Леня увернулся от сухонькой руки, гладившей его по голове.
Дальше он ехал молча, изредка вздыхая и один за другим отправляя в рот абрикосы. Ноги Лени, исщипанные злобной птицей, горели. Слезы испарились на жаре и стянули кожу, от этого щеки как-то затвердели.
Но все беды были забыты, когда из-за пологого холмика показались черепичные крыши, весело выглядывавшие из густой зелени садов. Потянуло прохладой.
И вот пустые бочки загрохотали на мосту. Соскользнув с косогорчика, машина выкатилась на берег реки. Для того, чтобы этот момент наступил, Леня готов был вытерпеть не одно гусиное нападение.
Речка! Что может сравниться с блаженством, которое испытывает человек, погрузившись в свежие, ласковые струи?
Под берегом вода темнозеленая: в ней купаются ветви ивняка, а посередине река голубая, морщится от ветерка, словно улыбается ребятишкам, которые самозабвенно плещутся, брызжутся, испуская радостные крики. Счастливцы те, кто живет у реки! Болтайся в воде целый день, и никакой тебя зной не проберет. Ну, хоть ненадолго, а и Леня отведет душу.
И он нырял, вскакивал на ноги, где мелко, на мягкое песчаное дно, махал руками, расшвыривая горстями воду, и опять с восторгом зарывался в прозрачные волны.
Витька, Паша и Веня набирали ведрами воду. Прежде чем зачерпнуть, они каждый раз окунались с головой. Кому Леня поражался, так это Сергею Артемовичу: шофер курил, сидя на пригорке и рассеянно поглядывал на усердных водоносов, а в воду лезть и не думал.
