Витька, Паша и Веня набирали ведрами воду. Прежде чем зачерпнуть, они каждый раз окунались с головой. Кому Леня поражался, так это Сергею Артемовичу: шофер курил, сидя на пригорке и рассеянно поглядывал на усердных водоносов, а в воду лезть и не думал.
Несколько раз брат крикнул Лене, чтобы тот выходил из воды, но Леня делал вид, что не слышит.
— Смотри, Ленька, без тебя уедем! — Витька поднял ведро и, перегнувшись на одну сторону, понес его к машине. На ходу бросил через плечо: — Больше ты с нами не поедешь!
Эту угрозу, хоть и произнесенную вполголоса, Леня услышал сразу. Он выскочил из воды и, с сожалением чувствуя, как обсыхает на бегу, догнал брата.
— Витя, а что это на поле? Во-он, видишь?
— Хлопчатник.
— А почему он такой зеленый-зеленый? И густой. А помнишь, мы ехали, тоже хлопчатник был. А какой редкий и вовсе не такой. Обгрызанный точно. Суслики его, может, съели?
— Да при чем тут суслики? Просто вода здесь есть. Орошение действует. Оттого всё и растет.
— Дай я помогу тебе ведро тащить! — попросил Леня.
— Сам донесу.
Обратно Леня ехал в кузове. Витькиного присмотра он уже не опасался: посреди степи не ссадят.
А что это Витька смотрит на него с таким осуждением?
— Леня, где твоя футболка?
Леня оглядел себя, похлопал ладонями по голой груди. В самом деле, куда девалась футболка? Кажется, была на нем по дороге. На речке, что ли, забыл?
Недоуменно пожав плечами, Леня пробрался между бочками к заднему борту, подальше от Витьки. Продолжать разговор о футболке не имело смысла.
В бочках колыхалась вода. В воде отражалось небо. Тут оно было мутносинее, грозовое, а не как над головой — яркое, сверкающее, без единого облачка. На крутых поворотах вода понемножку выплескивалась, и тогда небо в бочке покрывалось волнами. Леня поворошил его пальцами.
Хорошо как, прохладненько! Вот уже обе Ленины руки полощутся в воде, разгоняя волны-тучи.
Бочка высокая, но если подтянуться на руках, крепко опершись ими о борт, можно взобраться на край. Сидеть на узкой, острой и закругленной стенке очень неудобно, зато теперь прохладно ногам.
Машина подскочила на кочке. Бултых! Леня не удержался на своем неудобном сиденье и свалился в бочку. Разогретое тело обняла прохлада. Оказывается, самое большое удовольствие — это ехать в воде. Дух захватывает от восторга: «Я и на машине качусь и купаюсь — всё сразу!»
Из-за края бочки Леня выглядывал осторожно и снова прятался. Мальчики стояли лицом к кабине, спиной к Лене, и не видели, какая рыбина резвится в бочке.
«Море» в бочке не отличалось спокойствием: Леню колыхало и качало, особенно когда машина взлетала на пригорки. Иногда его колотило о деревянные стенки… Но это всё ничего не значило.
Леня гордо осматривал местность. Знакомые места! Вон тот забор, на который он взгромоздился. А вон бабка стоит на крылечке. Достань-ка сейчас хворостиной!
Почти до самого лагеря Леня болтался в воде, к сожалению, сильно потеплевшей. Только когда до палаток осталось рукой подать, он выбрался наружу. И, конечно, сразу обсох. Высыхало на глазах и дно кузова. Если бы не стало в одной бочке поменьше воды, то словно бы Леня и не купался.
Когда грузовик проезжал мимо палатки почвоведов, живущих на краю лагеря, Леню окликнул девичий голос:
— Леня, ты потерял футболку?
— Наверно, — ответил Леня.
— Возьми в палатке у Муси. Она там.
— Витька! — крикнул Леня. — Моя футболка в палатке у Муси.
— А мне-то что?
— Так ты же спрашивал, где она.
Опять лилась вода в шурфы. Но Леня в них уже не заглядывал. Он сидел под машиной, в холодке. Жарко…
У палаток, на примусах, где загороженных ящиками, а где и просто на земле, без всяких прикрытий, дежурные готовили обед.
Вскоре растянули на земле брезент, сверху постелили: кто — клеенку, кто — настоящую скатерть. Расставили тарелки.
Под машину, где Леня спасался от пекла, заглянула Муся.
— Пойдем лапшу есть. Живо!
Она за руку вытянула Леню из-под машины.
Дядя Степа обедал вместе с геологами.
— Прошел слушок, что кого-то гусь чуть совсем не заел, — сказал он грустно. — Кого бы это? Не знаете, девушки?
— И вовсе не совсем, а только за ноги пощипал, — сердито сказал Леня.
Все засмеялись, а Леня отвернулся. Съев полную миску густой лапши, он поднялся.
— Спасибо. Я больше не хочу.
Неторопливо он пошел мимо палаток. Где бы посидеть в холодке?
У следующей палатки Леню уговаривали отведать каши. Но тут, в обществе почвоведов и бурильщиков, он только выпил огромную кружку чаю с конфетами.
Затем на все приглашения к столу Леня лишь мотал отрицательно головой: ни кусочка больше не могло поместиться в его животе. А мама боялась, что он голодным останется!
Отяжелевший от еды, Леня уселся в тени у входа в одну из палаток. Заглянул внутрь. Ящики стоят. В них, наверно, инструменты, приборы, карты, образцы. Матрацы, одеяла и подушки, скатанные, лежат у стенок. Но один матрац расстелен. Чья это палатка? Каких геологов? Но кто бы тут ни жил, хозяева палатки — люди хорошие и не рассердятся, если Леня посидит на их матраце.
Когда через некоторое время в палатку вошел Кедров, он увидел раскинувшегося на матраце полуголого мальчика. Солнце светило ему на нос, и он морщился во сне. Кедров улыбнулся и оттянул матрац в глубь палатки.
* * *
Проснулся Леня от сильного шума. У входа в палатку толпились девушки — уже не в брюках, а в летних цветастых платьях, — парни, взрослые мужчины и женщины. Многих Леня видел впервые. Все они, перебивая друг друга, говорили о какой-то замечательной лекции, которую только что слышали.
— Ну, я думаю. Этот профессор известный специалист по лессовым почвам.
Пока Леня спал, приехала еще одна экспедиция с профессорами и с лекциями, — ясно.
Трещали сверчки. В небе догорал закат, и длинные мягкие тени расползались по полю. Воздух был нежен и ласков. Дышалось легко.
Леню окликнула высокая Аня, Мусина подруга:
— Леня, ты нашел свою футболку?
Подумав, Леня ответил:
— Ее нашли.
Он побродил по вечернему лагерю, с любопытством рассматривая новых людей. Вдруг кто-то обхватил его сзади поперек живота.
— Попался, голубчик!
Дядя Степа сообщил таинственно:
— Мне сейчас, знаешь, анализы в контору отвезти надо.
— Вернешься скоро? Мы бы с тобой поиграли как-нибудь.
— Я-то, брат, вернусь… Айда к машине! Я тебе что-то интересное покажу, — в кабине у меня.
У машины Тимаков скомандовал:
— Ну-ка! Глаза закрой, руки вверх!
Леня послушно зажмурился и поднял руки. В ту же минуту на нем очутилась футболка. Она положительно преследовала его, спасенья от нее не было.
— А теперь где хотите ехать, товарищ будущий капитан? Наверху либо в кабиночке?
— А зачем мне ехать?
— Зачем? Домой пора! Вот зачем.
— Увезти меня хочешь? Дядя Степа-а! Я здесь ночевать останусь.
— Ночной пропуск тебе нынче не выписан.
— Не поеду-у! Дя-а-дя Степа!
— Прения прекращены за недостатком времени.
Неумолимый Тимаков засунул Леню в кабину и еще придержал его локтем, усаживаясь на свое водительское место.
* * *
Двор был погружен в темноту. Фонари освещали лишь крыльцо, дорожку, калитку. Мерцали звезды. Казалось, что прикреплены они к небосводу непрочно, еле держатся и, того гляди, посыплются вниз. Что-то ворошилось в кустах сирени, должно быть, воробьи укладывались там спать.
За раскрытыми окнами конторы стояла тихая темнота. Мамы не было, куда-то она ушла, может быть, даже уехала. Бумажки с анализами Тимаков передал высокому инженеру в белом парусиновом костюме еще у ворот.
И зачем дядя Степа приволок его, спрашивается?
Леня слонялся по двору, выходил и стоял у калитки, опять забредал во двор. Делать было решительно нечего. Вероятно, уже поздно, и можно бы и в постель, но спать ему совсем не хотелось.
Вышла из дома и прошла в глубь двора тетя Серафима, Галина мама, в красном сарафане, который сейчас казался черным. Возвращаясь, она заметила Леню.
— Пойдем к нам, посиди, пока мама придет.
— А где мама?
— По делу ушла. Иди, ужинать дам.
Нет, ужинать Леня не имел ни малейшего желания.
— Я тут маму подожду.
Тетя Серафима ушла в дом.
Потихоньку Леня побрел вдоль улицы, попадая в полосы света, падавшие из окон домиков, и опять вступая во мрак, точно нырял по волнам. Яркое место — гребень волны, темное — скат вниз.
Невидимые кроны деревьев дышали теплом из-за заборов, листва с чем-то шептала.
В освещенном окне был виден стол, покрытый белой скатертью. Две девочки — одна стриженая, другая с косами — и бритый старичок в очках пили чай из блюдечек с синей каемкой. Старшая девочка улыбнулась и погрозила пальцем сестренке.
