без ответа. Брызги крови летели в лицо, и он зажмурился, мысленно молясь о том, чтобы происходящее закончилось как можно скорее.
Отделив конечности и голову, Юрий сел на стул.
– Передохнуть надо, – заявил он, вытирая лицо. – Еще три минуты. Осталось только распилить ее пополам, и все.
Рэд мельком глянул на изувеченное тело. Желудок скрутило в морской узел, и его вырвало желчью.
Ребенок продолжал истошно кричать, и его вопли пронзали барабанные перепонки, словно вязальными спицами.
– Он как будто чувствует, да? – тихо спросил Юрий. – Можешь не говорить, я знаю. Пацан чувствует, что матери больше нет. Надо его успокоить.
Он поднял отпиленную руку и поплелся к малышу. Слегка согнутые пальцы Жанны касались пола, на ногтях еще поблескивал лак, будто напоминая о прошлой жизни женщины, которая совершенно не предполагала подобного исхода своего существования на земле.
– Господи, нет! – забормотал Рэд. Он не мог поверить своим глазам, когда Юрий сунул ребенку руку матери, и тот мгновенно ухватился за нее своими миниатюрными розовыми пальчиками.
– Агу, парень, – сказал Юрий, устало покачиваясь. – Скажи «агу». Попрощайся с мамой.
– Не надо, – выдавил Рэд. – Пожалуйста, прекрати!
– Жизнь несправедливая и жестокая вещь, старик, – изрек Юрий. Он потянул конечность обратно, но мальчик не отпускал еще теплые мамины пальцы.
– Я бы оставил эту игрушку тебе, пацан. Но она весит три или четыре килограмма, – заявил Юрий и резким движением вырвал руку. Ребенок сразу захныкал, но Есин уже потерял к нему интерес.
– Наполни ведро, старик. Весы ждут своего завтрака.
Рэд не решился спорить и на негнущихся ногах направился к пластиковому контейнеру.
Юрий взглянул на голову Жанны. На окровавленном лице застыло слегка удивленное выражение, побелевшие губы были приоткрыты, словно она была недовольна тем, что ей не дали закончить стихотворение.
– Ты до конца сыграла свою роль, детка, – кивнул Юрий. – Мы все полностью отыграем своих героев на этой съемочной площадке…
Рэд, старательно глядя в сторону, поднял голову Жанны и, спотыкаясь, понес ее к ведру.
– Пора одеваться, – прошептал Юрий, обводя безумным взором залитый кровью «кинотеатр». Он медленно пошел вперед, с каждым шагом все больше и больше теряя последние силы. – Проверь тачку, Карпыч… Уже взошло солнце… Лает собака, кинь ей что-нибудь… Я возьму магнитофон…
Продолжая бредить, он сделал еще два шага и без чувств рухнул на пол.
Он пришел в себя глубокой ночью, когда задел в беспамятстве пораженную гангреной руку. Вся конечность от локтя до плеча полыхала всепожирающим пламенем, словно руку грызли пираньи. Трясясь от озноба, Юрий закричал, но вместо вопля из его глотки вырвался едва различимый всхлип. Он пощупал пальцами здоровой руки место среза, со страхом осознавая, что ничего не чувствует. Пальцы давили и мяли сырое почернелое мясо, но никакой боли не было.
Юрий закрутил головой, выискивая взглядом Рэда. Режиссер сидел, прижавшись спиной к экрану. В руках режиссера было топорище, на которое он безуспешно пытался насадить слетевшую головную часть.
– Как фильм, Рэд? – старческим голосом спросил Юрий.
Рэд поднял голову, ввалившиеся глаза были пусты, как глазницы черепа.
– Значит, я пропустил четвертый сеанс…
Режиссер с гулким стуком ударил рукоятью об пол, после чего потрогал пальцами, насколько прочно держится лезвие.
– А где Жанна? – снова спросил Юрий. – От нее оставалось еще кое-что.
– Она там, наверху, – бесцветно ответил Рэд.
– Ух ты… Сам разделал?
– Мне пришлось. Если бы я этого не сделал, твоей дочери отпилили бы вторую ногу. Ох просил передать тебе привет и переживал, что ты потерял сознание. Но он настоятельно просил тебя разбудить к пятому сеансу.
Юрий попытался подняться, но «кинозал» неожиданно покачнулся, медленно переворачиваясь вверх ногами, и он торопливо сел обратно.
– Моя рука.
– Что твоя рука?
– Если ее не отрезать, я сдохну.
Рэд ничего не ответил.
– Зачем тебе топор, старик? – спросил Юрий.
– От тебя защищаться.
Юрий заставил себя ухмыльнуться:
– От меня?
– Именно. Чтобы ты не перепутал себя со мной. Вдруг ты решишь разобрать меня на части, как пазл?
Юрий хрипло засмеялся:
– Не бойся, старик. Дай воды.
Локко толкнул ногой полупустую бутылку с водой в сторону мужчины. Судорожно открутив крышку, Юрий припал к горлышку.
– Завтра утром я отрежу свою руку, – объявил он, утолив жажду.
Рэд замотал головой:
– Этого не хватит. После Жанны ваша чаша только-только начала опускаться. Нужно еще килограммов тридцать-сорок. Может, больше. Ох был прав. Он все рассчитал.
– А где этот мелкий засранец? – вспомнил Есин о ребенке. – Сдох?
Мертвенно-бледное лицо Рэда накрыло черной тенью.
– Он спит. Я покормил его молоком, что спустили сверху. Зачем тебе он?
– Он то, что вылезло из Жанны. Значит, его место тоже на весах.
Рэд напрягся, худые пальцы крепче обхватили топор.
– Что тебе сделал ребенок? Ты разрубил на куски его мать. Оставь его. Может, его пощадят?!
Юрий издал хрюкающий звук.
– Смотрел «Простоквашино», Рэд? Там кот Матроскин очень хорошо сказал про теленка, которого родила корова. Он наш. Понял, старик? Так что пацан – неотделимое целое от Жанны.
– Ты не убьешь его.
Голос режиссера был тихим, но преисполнен решимости. А еще Юрий с изумлением услышал в нем неприкрытую злость.
«Старый ублюдок, – с горечью подумал Есин. – Если бы не рука, я сломал бы тебе шею в две секунды!»
– Мне приснился сон, Рэд, – сказал он, чуть успокоившись. – Про тебя. И теперь я знаю, что с тобой сделают. Тебя продадут коммуне сумасшедших геронтофилов. Тебя будут трахать сутки напролет, Рэд. И тогда ты вспомнишь, что никакой ты не великий режиссер. Ты наконец-то врубишься, что ты не Рэд Локко, а Витя Матюнин. Старый седой педрила с раздолбанным дуплом вместо задницы.
– Все это ты говоришь от яда, – печально улыбнулся Локко, – который выедает тебя изнутри. Ты заполнен им, как мешок с тухнущим мусором.
– …а когда им надоест и твоя задница будет бесполезна, с тебя снимут шкуру, после чего поджарят на углях.
– Спокойной ночи, – сказал Рэд. – Подумай о том, что, возможно, это твоя последняя ночь.
Юрий натужно и сипло дышал.
«Возможно, и последняя. Но я дорого продам свою жизнь», – подумал он, с ненавистью взглянув на экран. Там, как обычно, были огромные весы, и они ждали своего часа.
* * *
«Седая ночь», 1995 г., действие пятнадцатое и последнее
– Если хочешь, я поведу тачку, – сказал Фил, глядя на подрагивающие руки Карпыча. – Не хотелось бы, чтобы ты еще кого-нибудь сбил. Сегодняшней ночью я сыт по горло приключениями и хочу выспаться.
– Нет уж. От тебя несет перегаром.
Фил открыл бардачок, вытащив оттуда желтую упаковку жевательной резинки «Джуси Фрут».
– От тебя тоже воняет как из навозной
