3 декабря вести о решительных действиях левого крыла его собственного движения дошли и до Лютера. Он понял, что больше не может оставаться в Вартбурге. Переодевшись в рыцарское платье, он сел на коня и отправился в путь. Ненадолго задержавшись в Лейпциге, вскоре он был уже у своих, свалившись на них как снег на голову. Лютер не сомневался, что именно его последние сочинения, в частности труды, направленные против монастырских обетов, мессы и Альбрехта Бранденбургского, спровоцировали отчаянные выходки против папистов. С великим удивлением он узнал, что в Виттенберге о них никто даже не слышал. Осторожный Спалатин попросту «придержал» рукописи у себя и не дал им ходу. Лютер вознегодовал. «Ваша осторожность, — писал он Спалатину, — переходит всякие границы! Я желаю видеть свои труды напечатанными! Ваше поведение приво-дит меня в отчаяние. Но Мысль, да будет вам известно, задушить нельзя!» Он провел в Виттенберге восемь дней, все время призывая своих товарищей к умеренности, а затем, поняв, что держать свой приезд в тайне не сможет, уехал назад, в Вартбург.
Все его советы пропали впустую, особенно после того, как в Виттенберге все-таки ознакомились с радикальными теориями, изложенными в последних трудах Реформатора. Кампанию по претворению лютеровских заветов в жизнь начал Карлштадт. В своих проповедях он требовал от священников, монахов и монахинь обязательного вступления в брак. Для пущей наглядности он разослал «государям всего мира» уведомление о собственной женитьбе. Следующее его требование касалось причащения под обоими видами. Во время праздничного богослужения в замковой церкви по случаю Рождества он, отмахнувшись от запретов курфюрста, причастил всех присутствовавших из потира. Еще дальше пошел Цвиллинг: у него вообще прихожане получали святые дары не из рук священника (зачем священник, если перед Богом все равны?), а просто передавали их друг другу. В отправлении культа наряду со взрослыми участвовали и несмышленые дети, а священники абсолютно ничем не выделялись в толпе.
Постепенно обыватели, прежде лишь наблюдавшие за происходящим со стороны, становились активными участниками событий. Дальше — больше. Монахи-августинцы, охваченные священным жаром благочестия, переколотили все статуи святых в своей церкви, содрали со стен картины, заплевали и затоптали изображенные на них лики. Вскоре к ним присоединились столь же непримиримо настроенные студенты и грозной толпой ринулись громить остальные городские церкви и часовни. Монахам объявили, что пост и воздержание отменяются. Исповедальни закрыли, сосуды с миром перебили. Цвиллинг, ссылаясь на евангельское высказывание Христа о том, что Бог прячет истину от мудрецов и открывает ее простым душам, приказал закрыть все городские школы.
27 декабря в Виттенберг прибыли трое суконщиков из Цвиккау — города, расположенного во владениях герцога Саксонского. Их звали Клаус Шторх (он считался старшим), Томас Дрехзель и Маркус Штюбнер. Как выяснилось, они наслушались проповедей Томаса Мюнцера, вольномыслящего ученика Лютера и основателя секты анабаптистов, и пришли в полный восторг. Как и их наставник, они учили, что крещение в детском возрасте не может считаться действительным, потому что силу таинству придает только вера, и, следовательно, все взрослые должны еще раз пройти через обряд крещения (отсюда название секты[20]). Далее они заявляли, что Церковь должна целиком переместиться в область духа и избавиться от всех бесполезных внешних атрибутов; поскольку же священники и монахи представляют Церковь, узурпировавшую чужие права, их следует уничтожить физически. Такой же нечестивой и беззаконной является и светская власть, поэтому ей не только не нужно повиноваться, но надо по возможности убивать ее представителей. В Цвиккау проповеди Мюнцера привлекли к нему такое огромное число сторонников, что он выбрал из них 12 человек в качестве апостолов и еще 72 в качестве учеников и отправил их обращать в свою веру остальное население Германии. Одним из учеников и был Шторх. Когда активность Мюнцера достигла опасных пределов, местные власти выслали его из города, на что население ответило восстанием. Бунт подавили, и его вдохновителям пришлось скрываться. Так Шторх с двумя товарищами оказался в Виттенберге.
Курфюрст колебался. С одной стороны, вновь прибывших ему горячо рекомендовал Меланхтон, тепло встречавший любого, кто мог вести с ним беседы на отвлеченные темы, а уж Шторха с компанией и подавно, — ведь они рассуждали почти как Лютер. С другой стороны, он получил письменное предостережение от герцога Георга, который рассказал ему о бесчинствах беглых сторонников Мюнцера на своей территории, а заодно и строго отчитал его самого за покровительство, оказываемое Лютеру. Ведь всем известно, что именно от Лютера — врага мессы, духовенства и монастырской жизни — Мюнцер нахватался своих идей. Сообщили о прибывших и Лютеру, и он сейчас же написал Меланхтону письмо, в котором на чем свет клял его за радушный прием беглецов из Цвиккау. Как смели эти людишки претендовать на звание носителей новой истины? Разве они испытали и пережили все, что пережил и испытал Лютер? Что они знали о душевных муках, о страхах и искушениях? Ах, они видели вещие сны?! И на этом зыбком основании собирались строить свои пророчества? Что же касается крещения, то тут и спорить нечего. По этому вопросу следует придерживаться церковного обычая, потому что таинство крещения восходит ко временам первохри-станства.
Из разных источников до Лютера доходили слухи, что Карлштадт подозрительно быстро нашел общий язык со вновь прибывшими, такими же агрессивными иконоборцами, как он сам. Партия сторонников жестких мер существенно укрепила свои позиции, к ней во множестве присоединялись студенты. Другая их часть спешно покидала университет, в котором вся учеба свелась к изредка устраиваемым богословским диспутам. Курфюрст совершенно потерял голову. Как во всех этих людях узнать истинных посланцев Божьих? «Я уже ничего не понимаю, — сокрушался он, — и совершенно запутался, кто тут повар, а кто виночерпий». В Вартбурге Лютер в нетерпении грыз удила. Ну почему он не там, не в своем городе? Он отправил своим послание, в котором упрашивал их не доверять чужакам и не забывать ради них собственного дела. Одновременно он умолял курфюрста не поддаваться на уговоры всех этих неизвестно откуда взявшихся крикунов.
Наконец, решение созрело: он едет. Он не может ждать, пока там, в Виттенберге, извращают дело его жизни! Это призыв Господа, и ослушаться нельзя. 1 марта 1522 года, снова облачившись в рыцарский наряд и прихватив с собой слугу, он отправился в путь с твердым намерением никогда больше не возвращаться в свою тюрьму. 5 марта, остановившись в Борне, он отправил еще одно письмо Фридриху, ставя его в известность о своем приезде, разделяя с ним горечь тревоги из-за случившихся беспорядков, но главным образом стараясь рассеять уже начавший циркулировать по всей Саксонии слух, что беспорядки эти произошли по его, Лютера, вине. Но разве мог он быть их причиной, если действовал по воле свыше?! «Не от людей получил я Евангелие, — писал он, — но прямо с Небес, от Господа нашего Иисуса Христа». Теперь он уже жалел, что из скромности сразу не присвоил себе звания Евангелиста. Он поскромничал, а теперь из-за его излишней кротости другие издеваются над Евангелием! Но ничего, лучше поздно, чем никогда!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
