можно держаться подальше от беды? Но Белый настоял, что опасность никуда не исчезнет, пока у матушки оставалась хоть малая надежда исполнить задуманное.
Грач оказался умнее, он приходить в Пяски и вовсе отказался, укрылся где-то в Старгороде под защитой Велги Буривой. Неудивительно, что Грач в итоге основал своё братство. Он и детишек так истязать не будет, и работу выполнит не хуже этих диковатых деревенщин во главе со Здиславой. Может, даже лучше. И без всяких смертельных договоров, заключённых с самой смертью.
Вадзим достал церу, записал: «Смертельный договор со смертью». Название для песни было звучное, но, пожалуй, слишком напыщенное.
В животе заурчало. Вадзим заелозил на месте. Белый обещал вернуться почти сразу после обеда, чтобы они смогли дойти к ужину до ближайшего постоялого двора или хотя бы успеть разбить лагерь где-нибудь на Трёх Холмах и приготовить поесть. Но в итоге день уже давно клонился к вечеру, подступала ночь, а Белый не возвращался.
И тревога в груди Вадзима нарастала.
Но всё же Белый был здоровым мужчиной. Даже если он повстречал матушку… ведьму… ведьму. Эти ведьмы и колдуны могли расправиться с кем угодно. А такие хитрые, злобные твари, как Здислава, тем более.
Вадзим пригляделся к солнцу, всё ближе подбиравшемуся к верхушкам деревьев на западе, и пообещал себе, что, когда солнце коснётся…
– Нет. – Он подскочил, схватил с земли суму, засунул в неё церу. – Нельзя больше ждать.
Сорвавшись с места, он двигался по тропе широким, размашистым шагом, но чем ближе была избушка Воронов, тем медленнее он ступал. Тем сильнее нарастала в груди тревога.
Он не хотел это видеть. Вадзим уже понял, предвидел всё каким-то удивительным чутьём, что, видимо, появлялось у всех, кто оказывался связан с Во́ронами.
У смерти был свой след. Как шлейф дорогих заморских масел, он оставался там, где она прошла.
И пусть надежды не оставалось, Вадзим цеплялся за неё до последнего, каждым шагом точно пытался замедлить приближение смерти. А она уже наступила. Давно. Может, три или даже четыре лучины назад.
Могила оказалась раскопана. На краю, раскинув руки в стороны, лежал Белый Ворон.
Вадзим остановился в нескольких шагах от него, зажал себе рот рукой.
Он знал уже точно, наверняка, да и нечего было гадать: кровь на груди Белого уже запеклась, побагровела. Но Вадзим всё равно приглядывался – вдруг пошевелится. Вдруг ещё дышит.
Вдруг…
– Я ж тебя просил не ходить… просил же… зачем ты попёрся? А?..
Ему не ответили. Некому было отвечать.
Здислава сидела невдалеке, прислонившись спиной к бревну, зажав в руке старый костяной нож. На её драном шерстяном платье расплылось похожее тёмное пятно.
Медленно, не желая знать правду, Вадзим подошёл к краю могилы. Та была пуста.
– А как же…
Вадзим закрутил головой, ощущая, как нарастал безумный, ослепляющий страх, что заставлял сорваться с места и убежать прочь, не оглядываясь, не возвращаясь, но не нашёл ничего: ни тела, ни костей.
Долго ещё сердце не могло успокоиться, и Вадзим вглядывался в перелесок, в поля, пытаясь найти следы той, что лежала в могиле под маками. Ворона пропала.
Зато последние из Воронов навсегда остались здесь, на маковом поле.
И, едва различая что-либо мутным взглядом, Вадзим поднял лопату, но пошатнулся, воткнул её в землю, уперевшись о черенок. Глаза защипало, он закрыл лицо рукой.
– Ох, что ж ты… – только и смог проговорить он. – Что ж ты… такой дурак?
Ему не ответили. Ни поле, ни лето, никто… некому стало говорить. В убежище Воронов никого не осталось.
Закат алел, как маков цвет, и прощальные лучи заходящего солнца падали на бледное лицо Белого Ворона, придавая ему красок. Как будто ещё было не поздно…
Эпилог
Старгород
Месяц живень
К Яблочному Спасу успели похоронить всех погибших и проститься с теми, кто, несмотря на скорое приближение зимы, решился отправиться в путь.
Бои до города так и не дошли, все сражения прекратились на Трёх Холмах с появлением войск из Златоборска и Ниенсканса. Велга Буривой заключила договоры о мире со скренорским ярлом и ратиславским князем. Стоило им явиться, и рдзенский король вернулся на левый берег Модры.
Всё получилось ровно так, как задумывал её отец, разве что без свадеб.
Наверное, Кажимеж Буривой гордился бы Велгой. Сама она до сих пор с трудом верила, что с ней – ещё недавно чужой дочерью, невестой, женой, но никогда просто Велгой Буривой – обсуждали договоры о мире и поддержке правители государств.
Все покидали Старгород: мёртвые уходили в землю, враги – на левый берег Модры, союзники – ниже и выше по течению Калины, купеческие суда, набитые товарами со складов, – на Благословенные острова.
А в самом Старгороде праздновали заключение мира.
– Господица…
Голос Хотьжера отвлёк Велгу от созерцания Торговой стороны. Там, на берегу, даже теперь, когда солнце клонилось к земле, не останавливалась торговля. Старгород вернулся к своей обычной жизни.
– Велга… гости ждут. Боярин Ростих без вас не начнёт.
Она обернулась:
– Да, извини. Уже идём. Кастусь…
– Мне обязательно там быть? – плаксиво спросил он.
– Мы уже это обсуждали, и не раз. Давай, пошли. Покажем тебя народу и сразу же отпустим. Я попрошу принести тебе побольше пряников.
– Ну ла-адно.
Брат недовольно поднял Пушка со своих коленей и переложил на постель.
Не ему одному не хотелось спускаться к гостям. Подобные смотрины были немногим приятнее, чем сватовство. Что тогда, что теперь, её будут рассматривать как товар.
Но это их обязанности.
– Идём. – Велга взяла брата за руку и вдруг отметила, насколько он вытянулся за лето. Пожалуй, ростом он пойдёт в мать, и однажды ей придётся смотреть на дурака Кастуся, задирая голову.
– Что? – Он нахмурился.
Взъерошенный, сердитый, похожий на ёжика, Кастусь, верно, приготовился к привычным придиркам от старшей сестры, но Велга лишь пригладила ему волосы.
– Ничего, – улыбнулась она. – Просто. Пошли.
Держась за руки, они спустились по лестнице в общий зал.
Столы заставили угощениями. Только яблоками, как это обычно бывало, на этот раз не пахло. Свежий урожай не успели привезти, а сад Буривоев, который обычно угощал яблоками добрую часть старого дворянства, сгорел ещё весной.
Но жаловаться на голод старгородцам никогда не приходилось. Боярин Ростих и на этот раз нашёл, чем накормить членов вече. Певцы и скоморохи приготовились развлекать гостей. Только самих гостей не было.
– Все во дворе. У ворот собирается простой народ, всем любопытно. Ростих решил показать всем, чтобы обид не было.
Велга кивнула.
Втроём они вышли
