— Она может купить на эти деньги выпивки.
Картик пожимает плечами:
— Значит, она напьется. Дело не в деньгах, дело в надежде.
Он отправляет камешек высоко в воздух. Тот падает далеко впереди.
— Я знаю, что это такое — постоянно бороться за то, что другие получают просто так.
Мы подходим к заводи, битком набитой судами разнообразных типов, от самых маленьких шлюпок до больших кораблей. Я не понимаю, как они умудряются подходить к причалам и отходить от них при том, что с одного судна на другое можно без труда перешагнуть. Однако они выстраиваются перед складами и доками, ожидая, когда их разгрузят.
Узкая лестница ведет вниз, на берег. Я жду, что Картик предложит мне руку. Но он начинает спускаться без меня, засунув руки в карманы пальто.
— Что тебе мешает? — спрашивает он.
— Ничего, — отвечаю я, ступая на лестницу.
Картик смотрит в небо.
— Почему леди никогда не показывают, что сердятся? Вас что, специально учат этому искусству? Это здорово смущает.
Я останавливаюсь и в слабом синеватом свете смотрю на него.
— Если хочешь знать, ты мог бы предложить мне руку в начале лестницы.
Он пожимает плечами:
— Зачем? У тебя свои руки-ноги есть.
Я пытаюсь сохранить самообладание.
— Так принято, чтобы джентльмен помогал леди спускаться по лестнице.
Картик фыркает.
— Я не джентльмен. А этой ночью и ты не леди.
Я пытаюсь возразить, но обнаруживаю, что просто не могу этого сделать, и мы идем вдоль Темзы, не говоря больше ни слова. Великая река плещется о берег в мягком ритме. Волны поднимаются и опадают, и снова поднимаются, как будто им тоже хочется вырваться на свободу хоть на одну ночь. Я слышу вдали голоса.
— Сюда.
Картик поворачивает туда, откуда доносятся голоса. Грязь под ногами становится гуще, поднимается туман. Прямо в воде я вижу с десяток человек — от старых женщин до чумазых детей.
Одна старуха напевает какую-то матросскую песенку, умолкая только тогда, когда ее сотрясает отчаянный кашель. Ее платье представляет собой рваную тряпку. Она настолько грязна, что сливается с сумерками, как тень. Продолжая петь, она погружает в Темзу глубокую сковороду и тут же вытаскивает ее. И быстро обшаривает сковородку, встряхивая. Что она ищет?..
— Грязные жаворонки, — поясняет Картик. — Так их называют. Они просеивают грязь со дна Темзы, ищут что-нибудь достаточно ценное, чтобы это можно было продать — тряпье, кости, жестянки или куски угля, упавшие с барж. Если им повезет, они могут найти и кошелек какого-нибудь матроса, встретившего дурной конец… ну, это если багры речных бродяг не выловят его первыми.
Я морщусь.
— Но бродить по пояс в воде…
Картик пожимает плечами:
— Это куда лучше, чем быть тошерами, уверяю тебя.
— Скажи на милость, что такое тошеры?
— В общем то же, что грязные жаворонки, только они роются в сточных канавах и трубах канализации.
— Что за чудовищное существование…
Тон Картика становится жестким.
— Им приходится добывать средства для жизни. А жизнь не всегда честна.
Он хочет уколоть меня этими словами и достигает цели. Мы снова умолкаем.
— Ты постоянно говоришь о судьбе и предназначении, — через некоторое время говорю я. — Но как тогда ты объяснишь судьбу этих людей? Неужели им предназначено только страдать?
Картик засовывает руки глубоко в карманы.
— Страдание — это не судьба. И неведение тоже.
Из тумана доносится женский голос:
— И чего тебе речка подарила сегодня?
Другой голос кричит в ответ:
— Ого, я нашла тут яблок пакет!
Женщины громко хохочут.
— Они находят в воде яблоки? — растерянно спрашиваю я.
Картик усмехается.
— Это особый жаргон кокни. Последнее слово рифмуется с тем, что подразумевается. «Яблок пакет» — «ничего тут нет». То есть она хотела сказать, что ничего не нашла.
— Оу! Картик!
Беспризорник, спотыкаясь, выходит из грязной воды.
— А я тебя жду, приятель.
— Мы немного задержались, Тоби.
Картик кланяется перемазанному парнишке.
Тоби подходит ближе, а с ним приближается и его запах. Это чудовищная смесь стоялой воды, гнили и кое-чего похуже. У меня скручивает живот, и приходится дышать ртом, чтобы не потерять сознание от вони.
— Как дела с поиском сокровищ? — спрашивает Картик.
Он думает, что никто не заметит, как его рука поднимается к подбородку и пальцы осторожно прикрывают нос.
— Не слишком хорошо, но и не слишком плохо.
Тоби протягивает раскрытую ладонь. На ней лежит странный набор предметов — маленький кусочек угля, две заколки для волос, чей-то зуб, шиллинг… Все это густо покрыто мокрой грязью. Тоби широко улыбается, демонстрируя нехватку зубов.
— На это можно купить пинту эля.
Потом он подозрительно присматривается ко мне.
— Это что, леди в мужских штанах?
Думаю, на моем лице отразился ужас.
Картик вскидывает брови.
— Никого тебе не одурачить.
Тоби побрякивает своей добычей.
— Она не красавица, приятель, но выглядит чистенькой. Сколько?
Я не сразу понимаю, но когда до меня доходит смысл его слов, я разъяряюсь.
— Эй, ты…
Картик быстро хватает меня за руку, заставляя умолкнуть.
— Извини, приятель, — говорит он. — Она со мной.
Тоби пожимает плечами и поправляет грязную кепку.
— Да я просто так.
Биг-Бен бьет четыре раза. Звон колоколов проносится сквозь туман, и я ощущаю его всем нутром.
— Ну что, пошли, что ли? — спрашивает Тоби.
— Ну и нахал, — ворчу я.
«Она не красавица, приятель». Парнишка принял меня за обычную проститутку, но почему-то замечание о моей внешности задело меня куда сильнее.
От теней отделяется маленький мальчишка с обветренными губами и большими синяками под глазами. У него и голос-то еще не ломался, ему не больше десяти лет, но в нем уже ощущается пустота, как будто в душе ничего не осталось.
— Ищешь подружку, приятель? Пара пенсов.
Картик качает головой, и мальчишка снова растворяется в тенях в тревожном ожидании другого прохожего.
— Здесь найдутся такие, кто возьмет то, что он предлагает, — говорит Картик.
Тоби ведет нас к какому-то складу, забитому пустыми корзинами и едва освещенному единственной лампой.
— Вот хорошее местечко, — говорит он.
Картик оглядывается по сторонам.
— Здесь нет запасного выхода. Легко загнать в угол.
— Зачем бы? — спрашивает Тоби. — Тут же корабли кругом.
— А мужчины на них либо пьяные, либо спящие, — отвечает Картик. — Или как раз такие, каких следует остерегаться.
— Думаешь, я совсем свихнулся? — с вызовом произносит Тоби.
— Картик! — предостерегающе бросаю я.
— Хорошо, — смягчается Картик. — Джемма, деньги!
Я отдаю ему маленький кошелек с пятью фунтами. Это все, что у меня есть, и мне ужасно жаль расставаться с деньгами. Картик протягивает кошелек Тоби, а тот открывает его, пересчитывает монеты и прячет кошелек в карман.
— Итак, — говорит Картик, — что ты узнал о мистере Дойле?
Я перевожу взгляд с Картика на Тоби и обратно.
— Так это с ним мы собирались встретиться?
— Тоби доказал свою полезность в выполнении разных заданий. И он умеет продавать знания за хорошие деньги.
Тоби улыбается от уха до уха.
— Я могу все разузнать. Клянусь жизнью!
— Но предполагалось, что мы увидимся с кем-то из Ракшана, — протестую я.
Мне хочется забрать деньги назад.
— Прежде всего мы должны собрать сведения, чтобы знать, куда нанести удар, — объясняет Картик. — Если мы просто попросим о встрече, они наверняка нас схватят. Я ведь был одним из них. Я знаю.
— Ладно, хорошо, — бурчу я.
Суда на Темзе борются с течением. В этом зрелище есть что-то успокаивающее и знакомое.
— Они его к себе заманивают, это так, — говорит Тоби. — Задумали устроить ему посвящение и все такое. Но я не знаю, как много они ему рассказали.
— И завлек его туда Фоулсон? — спрашивает Картик.
Тоби качает головой.
— Фоулсон делает, что ему велят. Кто-то с самого верха приказал. Какой-то джентльмен. — Тоби показывает на небо. — Очень высокий, важный.
— Ты знаешь, кто это?
— He-а, больше я ничего не знаю.
— Но я хочу найти этого джентльмена, — настойчиво говорю я.
— Фоулсон ему все докладывает. Он и знает.
В тумане слышатся шаги. К ним добавляется свист, от которого у меня холодеет кровь. Картик прищуривается.
— Тоби?..
Грязный оборвыш пожимает плечами и грустно улыбается, прежде чем сбежать.
— Прости, приятель. Он дал мне шесть фунтов, а моя мамка жутко больна.
— Ну-ка, ну-ка, и что это у нас тут? Вернулся с того света, братец?
