и охапку распиленных Сашей досок. Я перехватила инициативу и, не умываясь, начала топить плиту. Разгорелась она быстро, по комнате пошёл дымный тёплый дух… Но дым скоро выветрился, запыхтела каша в закопчённой кастрюле. Мы позавтракали и стали ждать гостей. Они появились скоро. Почти к самому крыльцу со скрипом подъехали лёгкие сани, в которые были запряжены две небольшие лошадки, покрытые тёплыми попонами.
_- Ну, вот… Прибыли наши апостолы… — С облегчением вздохнула Вера Сергеевна, и помахала гостям в окошко.
Два крепких мужика в тулупах, надетых поверх чёрных ряс, в ушанках, с длинными, слипшимися от мороза волосами, лежащими по крутым плечам, неспешно затоптались вокруг саней, доставая из них какие-то большие пакеты и свёртки.
Увидев их, я как-то сразу успокоилась. Быстро накинув пуховик, выскочила на крыльцо. Они удивлённо воззрились на меня. Мне не хотелось, чтобы монахи нечаянно споткнулись о труп в сенях, как это случилось со мной накануне. Я поспешила сообщить им о смерти старушки, в нескольких словах, объяснив им, кто я такая… Выслушав меня, оба перекрестились, аккуратно сбили снег с валенок веником, стоявшим у дверей, и, осторожно обходя тело, прошли в дом с пакетами в руках. Вера Сергеевна засуетилась вокруг стола, готовя гостям горячий чай, пока они неспешно раздевались у тесной вешалки, с трудом умещая на ней два огромных тулупа. Я в первый раз так коротко общалась с иноками, они были мне очень интересны. Оба были рослыми, крепкими мужиками, густые бороды скрывали их возраст, но, во всяком случае, это были люди зрелые. У отца Павла в оттаявших после мороза всклоченных волосах пробивалась заметная седина, волосы отца Петра были рыжеватого оттенка, и я с трудом подавила улыбку, вспомнив Пушкинского Гришку Отрепьева… Я исподтишка наблюдала, как перекрестились они на единственный образ Богородицы на календаре, как усаживались за стол, как неспешно пили чай с пряниками. Но сейчас было не до собственного любопытства. Мне неловко было заставлять монахов, прошедших десять километров по морозу, немедленно решать наши проблемы, но они сами, как только опорожнили по большой кружке чаю и заметно обогрелись, переглянувшись, дружно поднялись с мест.
— Ну, что сестры… — Обратился к нам отец Павел, видимо, более старший по возрасту. — Лопаты-то найдутся у вас?
— Найдутся, найдутся, — засуетилась я. — Они в углу в сенях… там, кажется целых три…
— Где хоронить-то будем? — Повернулся отец Пётр к Вере Сергеевне.
Она с сомнением покачала головой.
— Земля-то мёрзлая… Без лома-то, поди, и не справиться… А коли удастся вам могилу выкопать, в огороде и похороните… Это ведь её дом, Клавин. Я-то вон в том жила… — И она махнула рукой на противоположную сторону когда-то широкой улицы.
— Ну, что… С Богом… — Отец Павел перекрестился. — Попытка — не пытка. Попробуем…
Старушка вытерла слёзы и вздохнула.
— Хорошая была женщина… Молодыми были — по любому пустяку ссорились, я всегда уступала — неловко было ругаться, учительница всё-таки… А как старыми стали — зажили, как родные сёстры. Сколько она для меня сделала…
Монахи ушли. Мы с Верой Сергеевной уселись у окошка, наблюдая за ними.
— А сколько монахов в скиту? — Не удержалась я.
— Да по-разному… То человек пять, не больше, а то и до десяти доходит. Зимой меньше, конечно. Летом они больше ремонтами всякими занимаются, крыши ремонтируют, часовню в порядок приводят, в огороде работают, от того и людей больше бывает. Даже послушников из монастыря в помощь посылают.
Монахи, путаясь в длинных рясах и проваливаясь в рыхлые сугробы, уже дошли до середины огорода и вопросительно посмотрели на наше окно. Вера Сергеевна согласно закивала головой. Подтянув меховые рукавицы, они быстро и ловко раскидали лёгкий снег, освободив небольшую земляную площадку. Но дальше дело застопорилось. Промёрзлая земля не поддавалась ржавым, затупившимся от времени лопатам. Вскоре лезвие одной из них полетело в сугроб… Вера Сергеевна заволновалась
— Что же делать-то? Не оставлять же её, бедную, в сенях…
Расстроенные монахи неспешно совещались о чём-то, стоя посреди огорода. Потом, загребая подолами снег и стараясь ступать через сугробы по собственным следам, повернули к дому.
По их виду, без признаков какого-то беспокойства, было видно, что какое-то решение они приняли. Мы с Верой Сергеевной терпеливо ждали, невольно подчиняясь этому рассудительному спокойствию.
— Мы вот что решили, сёстры… — Сказал отец Пётр, открывая дверцу начинающей остывать печки и подкладывая в неё несколько толстых досок. — Без лопат и ломов нам здесь не справиться… Тело покойницы мы с собой увезём. У нас в скиту небольшой погост есть, там и похороним. Гроб сколотим, какой-никакой, всей братией могилу выкопаем… — И вздохнул — Не впервой…
Вера Сергеевна тихо заплакала.
Отец Павел подошёл к ней, положил тяжёлую руку на её плечо.
— Не плачь, сестрица… На всё воля Божья. Подруге твоей сейчас легче, чем тебе. Поедешь с нами в скит? Не замерзать же здесь одной…
_- А может быть, как-нибудь перевезти Веру Сергеевну в Кузьмолово? — Нерешительно спросила я.
Отец Пётр закрыл дверцу печки, поднялся с корточек и усмехнулся широкой доброй улыбкой.
— Эх, ты, городской житель… Да разве по этому бездорожью на санях проедешь? И лошадей загубим и сани поломаем. Конечно, можно добраться и по дороге, она сразу за Раздольем начинается. Только это будет круг километров в двадцать, прибавь обратно до скита… Нет резона, девушка. Зима за окном. Сама-то на лыжах доберёшься? Не потеряешься?
— Доберусь, доберусь… — засуетилась я, думая о судьбе старушки. — Я на лыжах хорошо хожу.
— Вот и ладно… — И он повернулся к старой учительнице. — Так что собирайся, сестра. Нам надо засветло выехать, путь-то неблизкий.
— Господи, что же я буду делать-то в вашем скиту?
Монахи заулыбались.
— Зато здесь у тебя, матушка, дел невпроворот… — отец Павел сел на табурет подле старой учительницы. — В скиту мы тебя надолго не оставим, переправим с попутчиками в женский монастырь. В Снегирёво старый монастырь восстанавливается, слышала, небось? Так в нём нынче и богадельню открыли, уже две старушки поселились, ты третья будешь. Там и доктор со временем будет, пока одна из сестёр милосердия за ними присматривает… Вот увидишь, тебе хорошо будет. А заскучаешь — при монастыре воскресная школа открылась, ты ведь учительница, с ребятишками будешь возиться. Ну, что?
Мы пообедали. И пока иноки чаёвничали, Вера Сергеевна стала собираться, вытирая чистым платочком то и дело набегавшие слёзы, охая и хромая больше, чем прежде. Я помогала ей складывать в старый большой чемодан с коваными углами её немудрёное барахлишко. Положила в него и сложенную аккуратно кофту тётки, а платок Вера Сергеевна накинула на плечи.
— В
