обмывать его грудь горячей от воды, губкой. Это было приятно, и Тодд позволил себе расслабиться. Однако ручки гномихи, вооружённые губкой, скользили всё ниже и ниже, и Тодд с трудом остановил ловкую девушку, когда её грязные ручонки уже развязывали тесёмки его штанов.
Их глаза встретились лишь на миг, девушка тут же отвела тёмно-карие глаза к полу, и пробубнила едва слышно:
— Я не попрошу много, господин… достаточно лишь пары серебряников, и я чуть скрашу вам ночь…
Тодд посмотрел чуть ниже, рассматривая короткий носик с горбинкой, приоткрытые губы, капельки пота, что стекали по её короткой раскрытой шее от контакта с горячей водой. На широкие плечи и крепкие округлые груди, что спокойно просматривались в этом воздушном пеньюаре, в котором заявилась к нему владычица мужских чресел из гномьего племени.
Он улыбнулся и качнул головой.
— У меня нет этой пары серебряников… — И то была чистая правда, а номер в таверне оплачивал за Тодда спасённый им рыцарь.
Гномиха перестала корчить из себя саму невинность, взглянула на Тодда уже прямо. Её карие глаза прочли в нём всё, что было нужно, явно поняв, что он не врёт. На этом ночное омовение быстро закончилось, и красавица гномиха удалилась, с лёгкостью неся на голове таз, а под мышкой деревянное ведро с грязной, но ещё тёплой водой.
А Тодд ещё долго смотрел в прикрытую за ней дверь, не в силах уснуть, мучимый не очень приятными мыслями про старую подругу.
***
На следующий день, с утреца пораньше, когда Тодд, скрючившись на кровати, натягивал на себя рваные вещи, пытаясь каждым новым слоем одежды прикрыть дыры предыдущего, к нему в комнату заявился рыцарь. Тот самый. В ржавых почерневших от времени доспехах с тремя белыми загогулинами на груди.
— Добрый день, мой злобный спаситель!
— Ещё утро, баронский выродок, и что за хрень намалёвана на твоей груди? Я раньше не видел этих линий, или просто не замечал…
— Ну… я… ох, почему ты опять такой недовольный? Это всего лишь мой символ, в народе про меня рассказывают, как про «Рыцаря трёх холмов», просто у каждого странствующего рыцаря должен быть какой-то свой символ…
— И что же означает твой? — ироническому тону Тодда позавидовал бы и придворный шут. Он наконец смог застегнуть на себе дублет, и видит бог это было не легко! Рваные края кольчуги упирались в петли с внутренней стороны, не позволяя неловким, задубевшим от многочисленных травм, пальцам Тодда набросить на металлическую пуговицу дублета небольшую кожаную петельку. Но вот ему это удалось, и он смотрел теперь злобным взглядом на прорезь закрытого шлема рыцаря, а тот молчал, стоя в проходе, и не спешил отвечать.
— Скажи… а ты всегда вот такой вот?
— Какой? — переспросил Тодд.
— Озлобленный на весь мир ублюдок. Нет, я конечно, благодарен тебе, и стараюсь видеть в тебе только хорошее, как в своём спасителе, но ты уже второй раз без повода обращаешься ко мне как к нашкодившему мальчишке, а не к верному брату по оружи…
— А кто сказал, что мы с тобой братья по оружию? Или ты думаешь, что достаточно дотащить меня до города, и оплатить за меня покои в таверне, как я сразу же стану вешаться тебе на шею, как трогательная девица при виде благородного господина?!
Рыцарь помолчал миг. Тодд замер на краю кровати, с красными пятнами на лице и выпученными серыми глазами.
— Так дело в деньгах? — рыцарь схватился руками за свою дорожную сумку, что всегда висела у него под боком, и тут же извлёк плотно набитый мешочек, и кинул его на кровать рядом с Тоддом.
Тодд перевёл вытаращенные глаза уже на мешок, нехотя взял его в руки, развязал тесёмки. Из внутренностей холщового кошелька на Тодда смотрели блестящие медные и серебряные кругляши.
— Что это? — спросил он уже куда более мирно у рыцаря трёх холмов.
— Твоя половина за моё задание по поиску пропавшего отряда авантюристов. Не смотри, что монеты мелкие, там под низом горсть золота… просто сверху те, что я разменял… подумал, что так тебе будет удобнее расплачиваться.
И вновь тишина. Тодд покопался в мешочке, нашёл там и золото. Завязал его на тесёмки обратно, повесил себе на пояс и как-то неловко уставился в стену. Стена была блеклой, из тёмной древесины, с которой медленно слезал лак.
«Однако хозяйка совсем не следит за обстановкой своих комнат…»
— А рыцарем трёх холмов я назвался потому, что наш родовой замок находится как бы на большом таком холме, но ведь рыцарь «большого холма» – звучит как-то не очень, как и рыцарь «одного холма», вот я и подумал, что трёх будет звучать попримечательней… — рука рыцаря поползла кверху, явно намереваясь почесать затылок, но лишь глухо лязгнула металлом, наткнувшись об закрытый шлем.
Тодд не выдержал и загоготал, как сумасшедший, он схватился за живот, и до слёз на глазах беспечно хохотал.
Рыцарь попытался сказать что-то возмущённое, но видя, как заливается смехом его собеседник, не выдержал, и тоже засмеялся, его смех, усиленный металлическим эхом, разнёсся по комнате и подхватываемый весёлым хохотом Тодда разлетелся по всей округе.
Чуть позже. Они вдвоём сидят в зале таверны, пьют кислый яблочный эль, заедают жареными свиными сосисками с яйцом и луком. Настроение у обоих приподнятой, у Тодда – потому что еда вкусная, и рыцарь оказался не таким уж и плохим парнем, раз поделил деньгами за свой заказ авантюриста, разделив монеты на них двоих, да ещё и поровну, хотя мог спокойно уйти и не вернуться… и Тодд бы принял это как должное.
А рыцарь, кажется, был счастлив, что с Тоддом – человеком, который его спас, и которому он, кажется, был обязан жизнью, ему удалось найти какой никакой, а всё же общий язык. Хотя за едой они оба молчали, предпочтя свиные колбаски пустому разговору.
Тодд хотел спросить рыцаря о его дальнейших планах: собирается ли он на новое задание, и обдумывает ли возможность отправиться на него вместе с ним, а позже… ну опять же только возможно, вступить в гильдию авантюристов, раз за задания их так хорошо платили. И опять же, рыцарь вроде как в лихой братии не состоит, а просто берётся у них за сложные заказы, по поиску пропавших отрядов… но это всё догадки,
