Аргумент Ксению убедил мало, и она забормотала, что не хотела бы его обременять, и без того хлопот причинила… Тем более что кроме Кингисеппа ей, действительно, надо будет добраться до деревушки, что у монастыря, а это не меньше ста пятидесяти километров в противоположную от Питера сторону… По Мурманскому шоссе. Алик, не вникая в стихосложения, сделал жест означающий неприятие возражений и, словно по нему, в кабинет вошли сотрудники.
– Сегодня меня не будет.
«Пончик» попытался что-то сказать, но Алик продолжил:
– Представьте, что у меня проблемы со здоровьем или я подстреляный в реанимации. Или еще что-нибудь… Посмотрим заодно на вашу способность к самовыживанию. В этом мире ничего не вечно и вы должны быть всегда готовы принимать решения самостоятельно… И вообще. Почему такая несправедливость? Я даю вам отгулы, когда вы только заикнетесь, заслуженные и незаслуженные…
– А этот? – кивнул головой куда-то в сторону бритый.
– Подождет, – хмуро отрезал Алик и с осуждением посмотрел на телохранителя.
– Зачем лишние вопросы?…До вечера, а если повезет, то и до утра я поступаю в распоряжение нашей красавицы. Мы у нее в долгу. Неоплатном.
Попка с глазами ревниво заерзала ягодицами. Ксюша скользнула взглядом по ее высокой, четко очерченной груди (может даже и натуральной) и еще раз удивилась, – что этому Алику еще нужно? Накрашена, начищена, волосок к волосочку… Будь Ксения мужчиной, эта кукла ее вполне бы устроила… Интересно, сколько абортов она от него сделала? Скорее всего, как только получила приглашение на работу поставила спираль.
Ксюша попросила минут пять на сборы. Алик жестом руки дал понять белобрысому, чтобы сопровождал ее. В квартире Ксения быстренько навела порядок, – застелила кровать, подмела пол… Все это время телохранитель стоял, как изваяние, в прихожей. Собрав сумку и осмотревшись, не забыла ли чего, она отправилась к выходу. Белобрысый открыл дверь и посторонился, чтобы пропустить ее вперед. Ксения, взглянув на его по-прежнему невозмутимую физиономию, не выдержала и, уже ругая себя, брякнула:
– Послушай, а ты с женщинами что, не можешь?
Белобрысый уставился на нее и глаза его (наконец-то) оживились.
– Что, нужно доказать?
Ксюша, перепугавшись, вылетела на площадку.
– Нет-нет. Я пошутила, прости.
Уже на улице она сунула парню стодолларовую бумажку.
– Спасибо за службу и за кредит, – и тут же съязвила: – Здесь тебе хватит и на презервативы. Дело то рискованное.
Парень ухмыльнулся, но деньги взял, аккуратно сложил купюру и сунул в портмоне.
– Поедем на джипе, – решил Алик. – За день, если ненадолго застрянешь у матери я должен обернуться.
Ксении было абсолютно все равно, на чем ехать. Голова болела совсем по другому поводу. Она опасалась оставаться с ним наедине столь длительное время. Ей трудно уже
было определить, что больше настораживало – настойчивость Алика, хоть и
деликатная, на уровне намеков, или собственная растерянность. Нет, она не испытывала к нему никаких чувств, кроме благодарности, разве что он ей немного нравился, но… чем? Она не могла ясно определить. Может быть своими поступками, своим вниманием к ней, своей необычностью, в конце концов. Если все это взвесить набиралось не так уж много. Откуда тогда тревога? Выходило, она опасается того, что примет свое отношение к этому парню за нечто большее, следовательно, допустит ошибку. Даже если она выразится в каком-то сексуальном эпизоде (что ей то терять)… Нет, нет! Она достаточно устойчиво держалась на ногах много месяцев, стала уважать себя за это. Сорваться на самом финише, что может быть обиднее?! Сложившаяся ситуация – всего лишь очередной соблазн, каких много и который следует преодолеть, чтобы не потерять себя. Она уже знает, что в таком преодолении получаешь удовольствия порою больше чем от секса… Конечно, если им занимаешься не с любимым и единственным. Там совсем иное…
До Кингисеппа ехали в молчаливом напряжении. Мать сидела у дома на скамеечке и, хотя разговаривала с соседкой, время от времени поглядывала на останавливающиеся у тротуара автомобили.
Ксюша выбралась из джипа и, взглянув на мать, пожалела, что не вышла где-нибудь за углом. В глазах родительницы ей показалось что-то похожее на осуждение.
–
Нет, нет, мама, это просто человек, который помогал мне в
делах. Я ему заплатила…
Дома они пообедали. Матери долго о себе рассказывать
не пришлось. Ксения же решила, что посвящать ее в обстоятельства, которые прояснились в Севастополе, ни к чему (меньше знаешь – лучше спишь). Погоревали об Андрее… Когда у нее все наладится, пригласит мать в гости, но, скорее всего это будет нескоро. А, еще вернее, она сама ее навестит. Мать с подозрением покосилась на дочь.
– Уж не приметила ли кого?
Ксюша улыбнулась.
– Потерпи мама. Все разрешится.
– Скажи хотя бы, где тебя искать.
– Искать меня не нужно. Когда можно будет, я сама объявлюсь.
На прощание она оставила ей часть полученных от Алика денег. Та со страхом посмотрела на пачку зеленых купюр и категорически отказалась взять их в руки.
– Я же продала квартиру, – пробормотала Ксения, не уточняя, какую и где, и сунула деньги в бар.
Из подъезда мать вышла следом за Ксенией.
– Чуть не забыла. Тут этот, Витек, несколько раз звонил. Просил, чтобы я сказала тебе, как приедешь, что ему надо с тобой
о чем-то поговорить. Я думаю, вам не надо встречаться.
Ксения с усмешкой обернулась.
– Ты что, думаешь, я боюсь его?… Времени только нет. Да я и так знаю, что ему нужно. Передай, если еще позвонит, что он сильно опоздал.
– Ты что, думаешь, он хотел на тебе жениться?
– А что? Разве я не могу быть желанной женщиной?!
– Ну что ты! – замахала руками родительница. – Да ты у меня…
– Ну, уж не перегибай, – заулыбалась Ксения, притормаживая мать.
Та снова нахмурилась.
– Но этот… Обнаглеть до такой степени…
Ксения задумалась.
– Ну, он же живой человек.
Мать, уже с осуждением, покосилась на нее.
– Нельзя же, Ксюша, быть такой отходчивой. Этот подлец чуть не изувечил тебе жизнь.
– Знаешь, мама, иногда и несчастье выносит тебя на дорогу, где можешь встретить свою судьбу. Ничего в нашей жизни не происходит случайно. Он в той драме был такой же жертвой, как и я. Только у каждого была своя роль.
– Ну, просто не узнаю тебя, – развела руками мать.
Большую часть дороги Алик по-прежнему молчал. Ксюша, решив, что он обиделся на нее, рискнула спросить об этом.
– Ну что ты! Я грущу потому, что за свою жизнь не встретил такую как ты. Все что-то…, – он неопределенно покрутил рукой.
– Зря ты так! Не такая уж я хорошая. Крылышки за моей спиной не шелестят. А потом… Чем хуже твоя секретарша? Такая же попка, и все остальное.
– Да что, в попке дело?! Ты видела, какая табличка на ее двери?
– Нет.
– Общий отдел.
Ксюша засмеялась.
– Остряк ты.
– Да нет, – почти обиделся Алик. – Я не люблю ничего общего. Я частник. И хочу женщину, которая была бы только моей. И все. Хочу жить по порядочному и начать с того, чтобы встретить ту, на которую можно положиться.
– И не знаешь где ее взять?
– Нет.
– В секс-шопе.
– Шутишь все! – ухмыльнулся Алик. – Я тебе правду сказал, я согласен посидеть и в запасных.
У Ксюши не хватило духу сказать ему еще раз «нет» и она просто пожала его руку лежащую на рулевом колесе.
От наблюдения за дорогой она отвлеклась лишь на секунду, и не сразу поняла, что мелькнуло перед ними и гулко грохнуло в лобовое стекло. Ксения вздрогнула, перевела взгляд вперед, но там уже ничего не было. Лишь на стекле образовалась тонкая трещина и какой-то розоватый след – полоса по диагонали.
– Что это?! – с испугом спросила она.
Алик, резко затормозив машину, снова тронул ее…
– Птица. Чайка, – мрачно ответил он.
Ксения заметила, что лицо его побледнело.
– Струсил? Или птицу жалко?
Алик усмехнулся.
– Плохая примета. Что-то случится на обратном пути. Запомни. Сто тридцать пятый километр…
– Может это со мной, – попыталась успокоить его Ксения.
– Типун тебе… Я же за рулем, – пробормотал водитель и ос
тавшуюся часть пути молчал. Лицо его еще долго оставалось бледным.
Оказалось, что с шоссе монастырь не виден и Ксюша узнала деревушку только по названию. Она попросила Алика остановить машину на краю селения, отстегнула ремень и уже коснулась рукой замка, чтобы выйти из машины, как голос шофера остановил ее.
– У меня в Греции есть дом.
Ксюша в ужасе замерла и оглянулась.
Ее благодетель, положив руки на руль, смотрел вперед, на дорогу. Впечатление было такое, словно сказал он эти слова не ей.
– И…что?
– Хороший дом, на берегу. В Афинах у меня счет. На жизнь хватит.
Ксения в смятении не нашлась, что возразить.
– На хорошую жизнь. Без забот, без кошмаров, какие преследуют здесь…, – он, наконец, повернул к ней лицо. Оно было по-прежнему бледным. Горящие глаза. Нервно сжатые губы.
