черносотенца — трезвый, вроде, речь без изъянов, не в телогрейке, темноволосый, нос с горбинкой, в другой ситуации вполне и сам за еврея сошел бы.
— Ну что уставился, Абраша? Давно русского человека не видел? — не успокаивается остряк. — Зато мы на вас насмотрелись. Придешь домой, вынимай заначку из матраца и марш за билетом в Израиль. С наших глаз долой.
Старичок ковыляет в хвост очереди. И не знает, бедняга, что русские на этот раз ничего плохого ему не сделали, что он стал жертвой провокатора, что горбоносый в глубине души тоже «ничего плохого, кроме хорошего», ему не желал и даже сочувствовал, поскольку сам пять лет за сионизм на нарах чалился, что его грязным языком управляло стремление лишний раз напомнить никчемному «еврею молчания» о его исторической родине, и что зовут супостата Давид Моисеевич Хавкин, что его именем через каких-то 60 лет назовут бульвар в Иерусалиме. Это его метод «борьбы» за спасение страждущих собратьев — чем хуже, тем лучше: придет старичок домой, детям шепотом пожалуется, повздыхает, за валидолом потянется, а наутро, если инфаркт не шарахнет, проснется убежденным сионистом.
Рассказал Дольник и о «полевых» экспедициях, в которые он вместе с тем же Хавкиным ездил. Приедут, бывало, в уездный город N и прямиком на ближайшее еврейское кладбище. Здесь тоже можно вдоволь порезвиться. Например, пометить разляпистой свастикой несколько надгробий, сфотографировать. Глядишь фотки через месячишко появятся в западной печати. Не ждать же, пока за тебя это сделают другие, более искренние люди. Спустя несколько месяцев эти откровения Дольника дополнит деталями следователь по его делу, допрашивавший меня в Лефортовском изоляторе КГБ. От божества до убожества один шаг и одна буква. Короче, чем от великого до смешного.
ПЕРВЫЙ ЗВОНОК
С моим вселением в Валовьей слободке начались греческие трагедии.
Колька был человеком тонкой душевной организации. Добрый был. Пока Нинка не спуталась с участковым Гусевым. Узнав об измене жены, одержимый жаждой мести, он бросился по следу, но Нинка убежала и спряталась у подруги. Колька с горя напился. В тот же вечер его нашли в комнате без признаков жизни. Бедолага умудрился повеситься на собственном ремне, приладив его к оконной ручке. Он сидел, почти касаясь пола, нелепо, по-детски поджав ноги. Из кармана брюк торчала рукоятка кухонного ножа. Больше всех причитала Варвара, озлобившаяся на Нинку, своим блядством лишившую ее последнего собутыльника.
* * *
Но однажды случилось такое, что и во сне не привидится!..
Мне приснился еж. Зверек бегал взад-вперед по комнате с нанизанными на иголки газетными квадратиками. Точно такими, какие висели в нашем Пантеоне общего пользования. Уж и не знаю, почему этот сон меня взволновал, но, проснувшись, я потащился на кухню к крану с ледяной водой, не переставая думать об этой нелепой встрече с прекрасным. На кухне жизнь уже била ключом. Тетки жарили, сковородки шипели, чайники свистели.
— Проснулся? — почему-то с упреком в голосе, вместо «здрасьте», молвила Варвара.
— Теть Варь, ты сны разгадывать умеешь? К чему снятся ежи?
— К чаму, к чаму… Известно, к чаму. К бяде. Если есть враги, то это на их улице праздник. И защитить тебя некому будет.
— Что же делать, теть Варь?
— Ты того, один по улице не ходи. А главное — зашей в подкладку зуб дохлой кошки.
— Так получается, что еще я кошку найти должен, задушить ее и зуб выдрать? — завозмущался я, вместо того, чтобы тут же, не теряя драгоценного времени, записаться на прием к Полиграфу Полиграфовичу.
— Ты спросил, я ответила. — Огрызнулась Варвара и понесла в свою камору чайник.
Вот, болван, — размышлял я, — нашел, у кого спрашивать. Вдобавок к ежам еще и дохлые кошки сниться станут. Начитался немецких романтиков, теперь всякая хрень лезет. С этими мыслями я начал новый день. Домой вернулся заполночь. Про дохлую кошку и телохранителей думать забыл. Слободка спала. Свет в коридоре на ночь выключен. Если не знать броду, шею свернуть на порожках да кривых полах — плевое дело. Стараясь не скрипеть входной дверью, я шагнул в темноту и… наступил на что-то мягкое и живое.
«Если кошка, — подумал я, не успев испугаться, — то самое время приступить к исправлению ее прикуса». Но кошек в квартире не держали. Тогда что? Крыса? Только этого не хватало.
Включив на ощупь свет, я осмотрелся и обнаружил нарушителя спокойствия. Забившись в угол у самой двери, свернувшись в клубок, ни жив ни мертв сидел… всамделишный ежик.
Уж и не знаю, кто из нас был больше перепуган, но я оправился от страха первым.
— Ты откуда тут взялся? — насколько мог дружелюбно спросил я, подсовывая незваному гостю блюдце с водой и не переставая думать о вчерашнем сновидении. — Ты тот самый?
Ежик только грозно зашипел в ответ.
Наутро — новая встреча с Варварой у рукомойника.
— Это ты ночью гремел в коридоре? Потише никак не мог? А свет чаво не выключил? На ляктричество денег с тобой не напасешься.
Я поведал бабке о ночном происшествии.
— А-а, так это Нинка давеча со своим мусором в лес ездила землянику собирать. Ягод с гулькин х*й, зато вон зверушку приволокла. А он, видать, из комнаты и сбег. Совсем голову потеряла, как Кольки-то не стало.
И вот тут-то случилось то самое… Варварино пророчество.
У меня зазвонил телефон…
ПОДЪЕЗД № 2. «НАСТУПИЛО ВРЕМЯ УБИЙЦ»
На вопрос следователя «Откуда у вас Евангелие?» отвечайте правду: «От Матфея».
А. Генис
— Леонид? Здравствуйте. С вами говорят из Комитета государственной безопасности. Вы должны приехать для беседы в Лефортовский следственный изолятор. Записывайте адрес.
В трубке молчок — ждут ответа. Язык прилип к гортани. В глазах туман. В груди — пустота, сжатая страхом до плотности танталита. Вместо сердцебиения — стук колес. Ответ прозвучал, но больше, чем моего невидимого собеседника, он поразил меня самого:
— Ну и мудак же ты, Женька. И юмор у тебя дурацкий. Пошел на х*й, мне не до шуток сегодня.
И положил трубку. Телефон позвонил снова. Прямо пойдешь — голову сложишь, налево пойдешь… Пошел налево. А через час сидел у Игоря Шапиро и рассказывал о случившемся. Он катался по полу от неудержимого хохота.
— Ну, ты артист. Ты думаешь, ты выиграл время? Это ты им дал возможность лишний раз понаблюдать за твоими повадками. И твой приезд ко мне — тоже не самая умная придумка. Кстати, меня тоже вызвали. Ты увидишь — они на этом сыграют. Обыски
