вчера прошли почти у всех участников вечеринок, Дольник всех бесстыдно закладывает.
Игорь Шапиро
Мои представления о способах сопротивления государственному террору были сродни познаниям Шерлока Холмса в области анатомии — точные, но бессистемные (по классификации д-ра Уотсона). Но великий сыщик с лихвой компенсировал этот недостаток фехтованием, игрой на скрипке и знанием английских законов. А мне куда деваться?
Игорь звучал убедительно. Но это не помешало ему повторить мою ошибку дилетанта. Он позвонил Давиду Хавкину и предложил срочно встретиться.
Хавкин, бывалый сиделец и авторитет, недавно освободился из лагеря. Его опыт и наставления в нашем положении могут быть ценным подспорьем, — считал Игорь. Я и сам уже понимал, что моя суетливость способна только еще больше раздуть интерес «ЛИПов» («людей искореняющей профессии», по Н. Мандельштам) ко мне, но лучше так, чем нагромоздить кучу ошибок при неизбежном контакте с ними.
Хавкин охотно выступил в роли консультанта. Мы гуляли по проспекту Мира до позднего вечера. Естественно, не одни. Наружка, как прояснилось уже на следующий день, пристроилась в фарватер — «снимала реакцию». Пройдет много лет, и в печати начнут выходить мемуары филеров ордена. Они будут жаловаться на горький хлеб и тяжелые условия труда, на отсутствие перспектив творческого роста, на безжалостных начальников и объектов наблюдения, изматывавших их непредсказуемостью. «А камердинер одного из английских послов? Большую часть свободного времени он проводил в общественных туалетах. Он побывал, наверное, во всех московских уборных… Сыщики шли на различные уловки: заходили в туалет раньше камердинера, подглядывали за ним сквозь дырочки в дверях кабинок, сменяли друг друга, чтобы не мозолить ему глаза, но все напрасно. Англичанин торчал в каждом туалете минут по сорок, стоя, как правило, посередине «зала», и не торопясь осматривался, с видимым удовольствием вдыхая воздух. И все. Он ни с кем не разговаривал, никем и ничем специально не интересовался. В туалете около Третьяковских ворот, известном в те времена как место свиданий «голубых», он ни на кого не обращал внимания. Все-таки в «Доме» решили проверить, не гомосексуалист ли наш камердинер… Мы так и не разгадали секрета его загадочной привязанности к местам общественного пользования». (Е. Григ. «Да, я там работал. Записки офицера КГБ». «Олма-Пресс», М., 2001).
Из этой литературы следует, что наш контингент доставлял наружке меньше всего хлопот. С нами было приятно работать.
— Есть несколько моделей поведения. — Просвещал нас Давид. — Лучшая — полное отрицание предъявляемых эпизодов. В этом случае им придется их доказывать. Они этого не любят, потому что опираться они могут только на чужие показания. Насколько я знаю, Дольник колется. Может наговорить лишнего.
— Но у них могут быть и другие источники — агентурные, технические. Тогда мы вдвойне подставляемся. — Робко возразил я.
— Конечно. Я не удивлюсь, если тебя начнут расспрашивать и о нашей сегодняшней встрече. Но факт встречи сам по себе — не криминален. Главное — не называть новых имен и фактов. В этом случае тебя начнут цитировать при допросе других людей. Они выстраивают цепочки из разных показаний.
Вот все, что я успел узнать о тактике поведения на допросах. Надежда Мандельштам, которую я тогда еще не читал, рассуждая в своих «Воспоминаниях» о «людях искореняющей профессии», рассказала о крупном чекисте, «добряке и баловнике», который любил детей и животных и тоже учил дочурку никогда не признаваться в своей вине и на все вопросы упрямо отвечать «нет».
Опытным посетителям чертога рыцарей Ордена мои волнения могут показаться наивными, но ведь и было-то мне 19. В свое оправдание могу сказать лишь, что одного допроса мне хватило, чтобы от этой наивности освободиться. Спецкурса по юридическим и психологическим основам поведения на допросах нам, к сожалению, не читали. Впрочем, эта наука легко постигалась и на практике, коль скоро практика эта становилась неизбежной. Но даже для работы под дурачка («не знаю, не помню, не знаком, не помню, не встречал, не давал, не брал, не помню, не знаю) необходимо расковаться, преодолеть первый страх.
Наутро звонок повторился. Тот же голос продиктовал адрес, подчеркнув, что войти я должен в подъезд № 2. Я сдал позиции и, по совету того же Хавкина, согласился на встречу.
По дороге в Лефортово, к «месту свидания меня и государства», решил — буду «прикидываться пиджачком» и отрицать все, кроме своего имени. Ну что они могут мне инкриминировать? История с газировщицей вообще ни разу не всплыла, так что вооруженный террор не приплетут. «Пособничество в шпионаже» устанут доказывать — с арестованным Дольником всего трижды виделся. А что до моих тайных мыслей — так тут, как говорится, извините-подвиньтесь, рапорты телепатов к делу не подошьешь. Господи, как хорошо, что Ты не сотворил меня католиком каким-нибудь. Исповедуясь, без всякого уязвления совести, врал бы напропалую в черную дыру с занавесочкой. Умоперемены доводили меня до умопомрачения. И все равно лотерея была беспроигрышной. Для истязателей-духокопателей. Бумажные хлопоты, марьяжный король, бубновая дорога, что было, что будет, чем сердце успокоится. Все они знали лучше нас. Куда ни кинь — все клин.
Но Дольника закладывать нужды не было — он и сам благополучно раскололся до пупа и давал показания не только на себя, но и на своих «воспитанников». Одних этих показаний было достаточно, чтобы всем срока накрутить.
Начало знакомства с рыцарями было многообещающим.
— Зачем вы создаете для себя дополнительные проблемы? Я позвонил вам вчера как официальное лицо, а вы меня обхамили.
— Простите, а с кем имею честь?
— Можете называть меня Евгений Иванович. — Представился следователь (фамилии и звания — не моего ума дело, да и не интересовали).
Вот так номер! «Женька»! Значит, я его не просто послал, а персонально. Мне это снится? Ущипните меня!
— Вы, конечно, догадываетесь, зачем мы вас вызвали?
— Напротив, это для меня на сегодняшний день самая большая загадка.
— Мы и не рассчитывали на вашу искренность. А ведь вам, собственно, нечего бояться-то. Вы, к счастью, еще не успели натворить непоправимых вещей, и наша задача — уберечь вас.
— Скажите хотя бы, в каком качестве вы меня допрашиваете.
— Пока в качестве свидетеля по делу Дольника Соломона Борисовича, арестованного по обвинению в шпионаже в пользу Израиля. Поэтому мой вам совет — расскажите все с самого начала. Это сэкономит время нам с вами и сослужит вам добрую службу. (Глубоко копает — с самого начала ему расскажи).
— При «самом начале» я не присутствовал. — Вялая попытка острить успеха не принесла.
— А мы и не интересуемся сотворением мира. — Терпеливо парировал собеседник. Мы интересуемся
