За всё время, прошедшее после памятного разговора с полковником и публичного предательства, он так и не смог засечь за собой слежку. Земляне комфортную палатку с шезлонгами и раскладным столиком обходили по широкой дуге, а бирманцы на Витьку вообще внимания не обращали. В принципе, это Витю устраивало, позволяя ему проводить с Катей больше времени наедине, но… но, но, но…
'Играть' в любовь было очень опасно. Для всех в округе Катя была жертвой "мерзавца" Витьки, которую он принуждал угрозами и побоями жить вместе с ним. Для этого пришлось устроить несколько показательных скандалов и даже драк.
При воспоминании о том, как по настоянию Катюши, пришлось поставить ей синяк под глазом, у Вити всё холодело в животе. В остальном дела шли неплохо — Егоров жил комфортной и ненапряжной жизнью курортника, столуясь у самого господина полковника. Все его обязанности нынче сводились к долгим и очень обстоятельным рассказам о том мире, откуда он пришёл и изучению манмарского языка под руководством дядюшки Билли.
С Катей и Антоном получилось всё наоборот. Мальчишка вообще перестал с ним разговаривать, недобро посверкивая глазёнками и изредка огрызаясь матом.
'У… волчонок растёт'
А Катя всё время, кроме ночей, проводила среди остатков поселенцев, работая наравне со всеми. Их с каждым днём, здесь, на Новой земле, оставалось всё меньше и меньше. Люди постепенно выздоравливали и, вместе с провиантом, отправлялисьна Малую землю, где в самом разгаре было строительство гигантского ворота.
Да и ночью, когда любопытных глаз не было видно, приходилось себя контролировать, чтобы не выдать того безумства, что овладевало ими.
— Тише, тише, любимая…
— Витенька, я так больше не могу, — смуглое, почти невидимое в темноте палатки тело Кати била крупная дрожь, — пусть всё скорее закончится…
— Обещаю, скоро мы уйдём, — Виктор целовал мокрое от слёз лицо любимой и едва слышно шептал ей на ушко, — запомни, милая, никому, слышишь — никому не верь! И никому ничего не говори и не намекай. Даже Антону.
Витя провёл ладонью по горячему телу Катеньки, чувствуя, как она расслабляется и успокаивается.
— Завтра, — выдох был еле слышен, — ты пойдёшь с рыбаками на берег. Возьмёшь с собой Антона. Сегодня к самолёту ещё пять человек отправили, так что скажешь, что тебе есть нечего, и ты теперь будешь работать с ними.
— Хорошо.
'Вот как это у тебя получается? Подпольщица ты моя…'
Первый же день Катиной "рыбалки" принёс долгожданную поклёвку. Вернувшись вечером с берега, женщина сообщила, что у моря, помимо дежурной смены моряков, следивших за кораблями, ошивался ещё один бирманский солдат.
— Дима очень удивился, — Катя старательно делала вид, что наводит порядок на столике, — сказал, что впервые видит солдата, который просто так пришёл поболтать с часовыми. Я сделала вид, что не слышала.
— Умница.
С души, как-будто, упал камень. Недостающая часть мозаики появилась и упорядочила картину окружающего мира. Враг есть враг — каким бы милым и ласковым он не прикидывался.
'Мда… Как это называется? Стокгольмский синдром?'
Витька криво усмехнулся.
'Ага! Прям разбежался!'
Держать слово, данное врагу, Егоров не собирался и совесть его на эту тему не мучила.
Ещё одного соглядатая вычислила Катя. Одна из женщин, живущих в доме при борделе, свободное от основной работы время тоже проводила среди рыбаков.
— В подружки набивается. Посмотрела на мой фингал и на следующее утро тоже с фонарём пришла. Жаловаться и вас, мужиков, материть. — Катя фыркнула. — Пришлось пожалеть и сказать, что ты, милый…
— Стоп! Дальше не надо!
Витька только головой покачал. 'Фонарь' был настолько грубым и неуклюжим поводом для начала приятельских отношений, что это не лезло ни в какие ворота. Насколько Егоров знал, рукоприкладство в бирманском лагере не практиковалось. Ударить палкой — пожалуйста, а вот в глаз кулаком…
— Ладно, — мужчина махнул рукой, — только не переиграй.
Расклад был ясен — за ним смотрят. Смотрят внимательно и плотно, контролируя каждый шаг не только его самого, но Кати. И, может быть, даже, Антошки.
— Слушаюсь, мой господин, — Катя стрельнула глазами по сторонам и шутливо откозыряла, — и повинуюсь.
Витя закряхтел и тоже огляделся. Как назло между пальм, в пределах видимости, мельтешили и земляне и солдаты. А у его ног сидела такая женщина! Красивая, желанная, любимая и любящая.
— Катя!
— Молчу-молчу…
Длиннющие ресницы захлопали вокруг зелёных глаз и Егоров, не в силах оторвать взгляд, залюбовался своей женщиной. Тёмная, обветренная, огрубевшая под солнцем кожа, мозоли на узких ладошках и короткая 'практичная' стрижка её совсем не портили. Вернее, Витька этого просто не замечал, предпочитая смотреть в сияющие от счастья глаза любимой.
— Мельниковых послезавтра на Малую землю переводят.
— А? Что? — Витька вздрогнул и выпал из романтичного настроения. Расставаться с Сенсеем в планы Витьки не входило. — А… а их дети?
Катя замерла.
— Пока с ними. Рыбачат.
Егоров улыбнулся.
— Кать, а твои часы ещё фурычат?
Когда Витька рубил просеку от спрятанной лодки до ближайшей к посёлку опушки джунглей, то в голове у него вертелись банальные картинки про ночной побег. Обязательно в грозу и под ливнем. Ещё перед глазами махающего тесаком Егорова мелькали яркие пятна факелов, а в ушах стоял лай гончих, вой собаки Баскервилей и крики абстрактных преследователей.
Ату его! Он трус!
Жизнь, естественно, во всю эту лабуду внесла свои коррективы. Удрать втроём из палатки ночью, в принципе, было возможно, но, включив, наконец, мозги и обдумав свои дальнейшие действия, Егоров этот вариант забраковал.
"Убежим, ичто дальше?"
Витька представил себе неудачную попытку вывезти на "большую землю" Катю и Антона и чуть не подавился. Как быть и что делать в этом случае — было совершенно непонятно. Возвращение назад, на остров, означало полную капитуляцию со всеми вытекающими последствиями. Конечно, Аун производил впечатление адекватного человека, но в том, что жестокая кара обязательно последует, он не сомневался.
"Чур меня! Тьфу-тьфу-тьфу!"
Уйти, бросив Катю на озере одну?
Ошарашенный такой крамольной мыслью, сгорающий от стыда Егоров сам себе залепилпощёчину, которая, как ни странно, помогла ему собрать мозги в кучку. Решение пришло само собой.
Из посёлка Витька внаглую ушёл неспешным прогулочным шагом. По плану сегодня утром у него были занятия с шаманом, но Егоров, припомнив школу, схватился за живот, и отпросился, соврав, что у него понос. Дед, которому ранние подъёмы были как серпом по одному месту, согласно промычал нечто нечленораздельное и снова завалился на свою подстилку. Идти согнувшись и держаться обеими руками за живот пришлось по-настоящему — под рваной рубашкой были спрятаны деньги. Восемнадцать пачек были туго замотаны в тряпицу и привязаны веревочкой к тощему Витькиному животу. Собирая мужа в дорогу Катерина нарочито бодро заметила, что в будущей счастливой и комфортной жизни им пригодятся все три доли, которые она хранила у себя после дележа сумки Йилмаза.
Катя плотно позавтракала сама и молча влепив подзатыльник сыну, заставила позавтракать и его. А потом крепко поцеловав и перекрестив на всякий случай своего мужчину, ушла с Антоном на пляж. За манипуляциями с деньгами и церемонией расставания мальчишка наблюдал вытаращив глазёнки и открыв рот. Было видно, что его так и подмывает задать кучу вопросов, но, по старой памяти, с дядей Витей он не разговаривал.
Дальше было шоу одного актёра. Егоров не сомневался, что за ним наблюдают, а потому изобразил подготовку к учёбе — раз. И внезапный поход в "уборную" — два.
На самом деле живот у Витьки от волнения разболелся по настоящему и забег в кусты, с соответствующим звуковым сопровождением, у него получился чересчур реалистичным. Затем Егоров нарочито заметно выставил сушиться под первыми лучами солнца свои выстиранные ботинки и, согнувшись в три погибели, босиком поплёлся в шалаш к деду.
Виктор очень надеялся, что на те два часа, что он каждое утро проводил за учёбой у Билла, соглядатаи теряют бдительность. Так и случилось — скрючившийся Витька успел доползти до джунглей, стоявших сплошной зелёной стеной в полукилометре от жилища старика, когда между редкими и тонкими стволами пальмовой рощи замелькали маленькие смуглые фигурки.
