С Уэгоном мы провели полчаса. Он рассказывал забавные истории, в том числе и о девушке из Орегона, которая полоснула его по яйцам. «Если бы она лучше справилась с этим делом, — сказал Уэгон, — то в последующие годы сэкономила бы мне немало денег и освободила от многих забот».
Наконец на столе Уэгона зажужжал зуммер, и он повел меня и Дорана в роскошный конференц-зал, который при необходимости служил съемочной площадкой.
За длинным столом для заседаний, оживленно беседуя, сидели Уго Келлино, Холинэн и Мозес Вартберг. Чуть в отдалении устроился мужчина средних лет с поседевшими курчавыми волосами. Уэгон представил его как режиссера фильма. Звали мужчину Саймон Беллфорд. Фамилию я узнал. Двадцать лет тому назад он снял отличный фильм о войне. А потом подписал долгосрочный контракт с «Три-калчур студиоз» и в точности выполнял указания Джеффа Уэгона.
Молодого мужчину, сидевшего рядом с ним, представили как Фрэнка Ричетти. Заостренные черты хитрого лица, одежда в стиле хиппи. Джанель мне не раз про таких рассказывала. Всегда расписывала в черных тонах. Возможно, для того, чтобы подбодрить меня. Я ясно видел, что перед таким, как Фрэнк Ричетти, не может устоять ни одна девушка. Его назначили исполнительным продюсером фильма.
Мозес Вартберг не стал тратить время на светскую болтовню. Сразу взял быка за рога.
— Мне не нравится сценарий, который оставил нам Маломар. — Его голос переполняла властность. — Этот подход нам не годится. «Три-калчур студиоз» такие фильмы не снимает. Маломар был гений, он смог бы поставить фильм по такому сценарию. Равного ему у нас нет.
— Я в этом не уверен, мистер Вартберг, — проворковал Фрэнк Ричетти. — У нас есть отличные режиссеры, — и ослепительно улыбнулся Саймону Беллфорду.
Вартберг холодно глянул на него. Я понял, что больше мы голоса Ричетти не услышим. А Беллфорд покраснел и отвернулся.
— В этот фильм мы закладываем большие деньги, — продолжил Вартберг. — Мы должны подстраховать наши инвестиции. Но мы и не хотим, чтобы критики набросились на нас, обвиняя в том, что мы загубили шедевр Маломара. Мы должны использовать его репутацию на благо фильма. Холинэн выпустит пресс-релиз, который мы все подпишем. В пресс-релизе будет сказано, что фильм будет именно таким, каким он виделся Маломару. Это будет фильм Маломара, монумент его величию, его финальный вклад в американский кинематограф.
Вартберг помолчал, а Холинэн тем временем роздал копии пресс-релиза. Прелестный заголовок, отметил я, с красно-черным логотипом «Три-калчур студиоз».
— Мозес, старина, — небрежно заметил Келлино, — хотелось бы отметить, что Мерлин и Саймон вместе со мной будут работать над новым сценарием.
— Хорошо, отметим, — кивнул Ватберг. — Но, Уго, позволь напомнить тебе, что на этот раз в режиссуру ты лезть не будешь. Мы об этом договорились.
— Конечно, конечно, — покивал Келлино.
Джефф Уэгон улыбнулся, откинулся на спинку стула.
— Пресс-релиз — это наша официальная позиция, но, Мерлин, я должен сказать тебе, что Маломар тяжело болел, когда работал с тобой над сценарием. Он ужасный. Мы должны его переписать, у меня есть несколько идей. Так что работа предстоит большая. А пока мы должны успокоить прессу. Ты согласен, Джек? — спросил он Холинэна.
Холинэн кивнул.
А Келлино очень искренне обратился ко мне:
— Я надеюсь, мы вместе поработаем над этим сценарием, чтобы создать настоящее произведение искусства, как и замысливал его Маломар.
— Нет, — ответил я, — я этого делать не буду. Я работал над сценарием с Маломаром и думаю, что сценарий отличный. Поэтому я не могу согласиться ни с изменениями, ни с переписыванием сценария и не буду подписывать никаких пресс-релизов.
Холинэн тут же принялся за меня:
— Мы понимаем твои чувства. Вы очень слаженно работали с Маломаром. Я одобряю твои слова, восхищаюсь тобой. Такая преданность в Голливуде большая редкость, но помни, ты получаешь процент от кассовых сборов. В твоих интересах сделать удачный фильм. Если ты не друг этому фильму, если ты ему враг, ты вынимаешь деньги из собственного кармана.
Я не мог не рассмеяться.
— Я друг этому фильму. Поэтому и не хочу переписывать сценарий. А враги — это вы.
— Ну и хрен с ним! — вырвалось у Келлино. — Пусть уходит. Обойдемся без него.
Впервые я взглянул Келлино в глаза и вспомнил, как его описывал Озано. Как обычно, одет был Келлино с иголочки: пошитый по фигуре костюм, великолепная рубашка, коричневые туфли из тончайшей кожи. Выглядел он великолепно, и у меня в памяти всплыло итальянское слово cafone. Его значение я узнал от Озано. «Cafone, — объяснил он, — это крестьянин, который обрел богатство и славу и теперь пытается стать своим в высшем обществе. Он все делает правильно. Обучился хорошим манерам, поставил речь, одевается как джентльмен. Но каким бы красивым ни был его наряд, как бы он за ним ни следил, сколько бы ни чистил, на его ботинке обязательно останется маленький кусочек говна».
Глядя на Келлино, я дивился тому, до чего точно подпадает он под это описание.
— Разберись, — бросил Вартберг Уэгону и вышел из конференц-зала. Не царское это дело — пререкаться с каким-то писателем. Он согласился участвовать в совещании лишь из уважения к Келлино.
— Мерлин — неотъемлемая часть этого проекта, Уго, — оборвал затягивающуюся паузу Уэгон. — Я уверен, что он присоединится к нам, когда все обдумает. Доран, почему бы нам не встретиться вновь через несколько дней?
— Конечно, — кивнул Доран. — Я позвоню.
Мы поднялись. Я протянул свой экземпляр пресс-релиза Келлино.
— У вас что-то на ботинке. Вот этим можно вытереть.
Когда мы выезжали с автостоянки, Доран сказал, что волноваться не о чем, что через неделю все утрясется, что Вартберг и Уэгон пойдут на компромисс: они не могут допустить, чтобы я стал врагом фильма. И вновь напомнил о том, что мне полагаются проценты с прибыли от кассовых сборов.
Я ответил, что мне на это наплевать, и попросил прибавить скорости. Я знал, что Джанель ждет меня в отеле, и мне не терпелось как можно быстрее свидеться с ней. Прикоснуться к ее телу, поцеловать ее губы, лечь рядом, послушать ее истории.
Я радовался тому, что у меня появился предлог задержаться в Лос-Анджелесе на неделю, пробыть с ней шесть или семь ночей. А фильм я уже сбросил со счетов. Я знал, что без Маломара это будет обычный образчик серости, которыми потчевала зрителей «Три-калчур студиоз». Остановив «Мерседес» у отеля «Беверли-Хиллз», Доран коснулся моего плеча:
— Подожди минуту. Я должен тебе кое-что сказать.
— Валяй, — в моем голосе слышались нотки нетерпения.
— Я давно собирался сказать тебе об этом, но думал, что, возможно, это не мое дело.
— Господи, о чем, собственно, речь? Я спешу.
Доран грустно улыбнулся.
— Да, я знаю. Тебя ждет Джанель, так? Вот о Джанель я и хочу поговорить.
— Слушай, — ответил я, — я знаю о ней все, и мне без разницы, что она делала и с кем была.
Доран выдержал короткую паузу.
— Ты знаешь эту девушку, Элис, у которой она живет?
— Да, очень милая девушка.
— И лесбиянка.
Я уже понял, что за этим последует.
— Понятно. И что?
— Как и Джанель.
— Ты хочешь сказать, что она лесбиянка?
— Скорее бисексуалка. Ей нравятся и мужчины, и женщины.
Я обдумал его слова, улыбнулся:
— Ни в ком не найти совершенства.
Вылез из «Мерседеса», поднялся в свой люкс, где меня ждала Джанель, и мы занялись любовью, прежде чем пошли ужинать. На этот раз я не просил ее рассказать какую-нибудь историю. Не упомянул о том, что узнал от Дорана. Не было необходимости. Я догадался об этом гораздо раньше и смирился. Все лучше, чем она трахалась бы с другими мужчинами.
КНИГА VI
Глава 34
За эти годы Калли Кросс просчитал все карты в «башмаке», и теперь удача не покидала его. Он действительно стал «Ксанаду-два», получил право распоряжаться не просто «карандашом», но «золотым карандашом». Он мог предложить дорогому гостю не просто стандартный набор НПН: номер — питание — напитки, но и оплатить ему авиабилет из любой точки земного шара и первоклассных девочек. Мог уничтожить его расписки. Имел право дарить фишки для игры звездам эстрады, которых приглашал отель «Ксанаду».
За эти годы Гронвелт все более превращался из босса в отца. Их дружба со временем только крепла. Плечом к плечу они сражались с ордами мошенников, шулеров, пиратов, которые стремились добраться до кассы «Ксанаду». Продажные крупье и дилеры, поддельные чеки, кредитки, удостоверения личности — с чем только не приходилось им сталкиваться в этой каждодневной, ни на секунду не прекращающейся борьбе.
За эти годы Калли завоевал уважение Гронвелта умением привлекать в отель новых клиентов. Он организовал в «Ксанаду» мировой чемпионат по триктраку. Он удерживал клиента, оставляющего за столами по миллиону долларов в год, даря ему на каждое Рождество по «Роллс-Ройсу». Отель списывал эти расходы на рекламу, с которой не брались налоги. А клиент радовался, получая автомобиль стоимостью в шестьдесят тысяч долларов, за который, с учетом налогов, ему самому пришлось бы заплатить сто восемьдесят тысяч, двадцать процентов от его годового проигрыша. Но самый блестящий номер Калли провернул с Чарльзом Хемзи. И потом Гронвелт частенько хвалился хитростью своего протеже.
