Оставалось жалеть, что епископ был в отличие от Чаддертона человеком осторожным и никаких имен в письме не упомянул.
Когда я закончила читать, Бен усмехнулся:
— Думаешь, Шекспир мог быть одним из поэтов?
— Вполне. Но тогда кем были остальные? Ведь других подписей не находили.
— А их искали?
Я засмеялась:
— Скорее всего нет.
— Тогда в чем проблема?
Я наморщила нос.
— Меня больше беспокоит дата. Согласно старым источникам, псалмы были закончены в 1610-м, когда Шекспиру исполнилось сорок шесть. Казалось бы, вот оно, ключевое число. Однако архиепископ датировал свое письмо 1607 годом.
— А это непременно был подарок самому себе?
— Нет. Но тогда почему именно сорок шестой сонет? Зачем еще могло понадобиться вставлять подпись, как не для привлечения внимания?
— Думаешь, ему было не все равно, узнают ли другие о его авторстве? Может, это было наитие? Он увидел, что речь в псалме идет о копьях и сотрясениях, вот и решил пошутить.
— Может. — Я задумалась. «Подарок самому себе?»
Вдруг меня осенило. Я спрыгнула со сцены, подбежала к столу на галерее, где держала рабочие тетради, и вернулась с тремя сложенными листками, которые разложила перед Беном. На них были распечатаны статьи из Оксфордского словаря биографий — выдержки об Уильяме Стэнли, шестом графе Дерби, Мэри Сидни Герберт, графине Пембрук, и сэре Фрэнсисе Бэконе.
— Химера, — произнес Бен. — Или основные ее члены.
— Подарок самим себе, — напомнила я.
Бен просмотрел статьи и поднял голову:
— Они все родились в 1561-м.
— Значит, в 1607-м, когда Книга Псалмов была закончена…
Бен присвистнул.
— Им всем было по сорок шесть!
Мы несколько секунд дышали тишиной — в безмолвном сердце шекспировского мира. Сверху густело сапфировое небо. Казалось, мы очутились в чьем-то зимнем сне.
— Ты знал, что граф Дерби пережил остальных? — задумчиво спросила я. — Леди Пембрук умерла в 1621-м от оспы, всего за несколько недель до свадьбы дочери Дерби со вторым Карром, а Бэкон подхватил воспаление легких во время эксперимента, изучая роль холода в замедлении порчи продуктов, когда набивал курицу снегом. Однако сам Дерби дожил до первых залпов Гражданской войны.
— Погиб в перестрелке? — спросил Бен.
— Нет. Он жил в Честере, обложившись книгами, и к тому же ему был восемьдесят один год. Но в сентябре 1642-го, когда король бежал из Лондона, пуритане прибрали-таки к рукам театры, о чем давно мечтали, и все их позакрывали указом от второго сентября. Почти на двадцать лет.
— Да, суровые ребята эти пуритане. Хорошо, что большинство их в конце концов отплыло на Запад.
— Ну спасибо! — Я скорчила рожицу. — Дерби умер через четыре недели, чуть ли не двадцать девятого сентября.
— Как будто парламент поразил его в сердце?
— Так и напрашивается на язык, правда? История таких доводов не признает. Хронология — не для доводов и эффектов. — Я рассеянно водила пальцем по краю бокала.
— Тогда что ты обо всем этом скажешь?
— Атенаида как-то намекнула, что Вестон Норд может написать еще одну книгу — на этот раз о химере. Я ответила, что подумаю.
— Слышал. Тебе бы хотелось вывалить все это под чужим именем?
— По-моему, подходящая мысль. — Он засмеялся, а я покачала головой. — Беда в том, что мои слова не добавят веса тому, что уже носится в воздухе. Доказательств как не было, так и нет.
— Помнится, раньше это никого не останавливало.
— Офелию — остановило. И с тех пор она жила счастливо.
— Значит, тебе ближе ее путь, а не Делии?
«В делах людей бывает миг прилива…» Любимая цитата Роз всплыла у меня в голове вместе с ее голосом.
— Ты хорошо знал Роз?
— Достаточно, чтобы понять, что она тебя обожала.
— Ей нравилось развивать сюжеты сонетов. Она всегда видела себя Поэтом.
— Естественно. А ты была ее светловолосым Другом.
— Звучит чертовски напыщенно, — сказала я, отсмеявшись. — Правда, сэр Генри как-то тоже рассказывал мне нечто подобное.
Бен поймал мой взгляд.
— При мне она называла тебя «золотой девочкой».
Я наклонилась вперед.
— А ты не задумывался о том, что она и тебя могла включить в свою игру?
— Тут и думать нечего. Я должен был стать Смуглой Дамой, — ответил он с самоуничижительной усмешкой. — Без всякой женственности, как она сказала. Это роль похитительницы, перехватчицы. Самое оно для солдата.
Я засмеялась.
— И что же ты ответил?
Бен отхлебнул шампанского.
— Сказал, что я не актер и не стану играть по чужому сценарию.
— А она спросила: «Даже шекспировскому?»
Он опешил.
— Роз тебе рассказала?
Я тряхнула головой.
— Просто я тоже когда-то отказалась от ее предложения. А она пыталась меня этим переубедить.
— А что же ответила ты?
— Что напишу свой сценарий. Пусть не такой аккуратный, зато родной.
— Ну и как, получается?
— Пока не уверена. Но если уж я не отправлюсь вслед за Шекспиром, то за Офелией или Делией — черта с два.
Он кивнул и еще раз пригубил шампанское.
— А как тебе идея соавторства? — В уголках его рта притаилось озорство. Озорство и надежда.
— Вынашиваешь сюжет? И какой же?
— Самый что ни на есть древний, — ответил он. — Называется «Мальчик встретил девочку».
— А может, наоборот — «Девочка встретила мальчика»? — предложила я улыбаясь.
Он взял бокал.
Через две секунды я подняла свой:
— За новую историю!
Послесловие автора
Одним осенним вечером, когда я начинала учиться в аспирантуре, среди старых книг в запаснике библиотеки Чайлда (так называется отделение Гарвардской библиотеки Уайденера, посвященное английской литературе, приют посвященных в углу последнего этажа) мне попался четырехтомник «Елизаветинский театр» Э.К. Чемберса, изданный в 1923 году. Я пролистала все тома один за другим. В них обнаружилось море фактов, большинству которых мне так и не удалось найти применение, как то: «многие актеры елизаветинского времени были наполовину акробатами и, без сомнения, могли ходить по проволоке». Однако ближе к концу третьего тома мне попалось несколько страниц, посвященных драматургии Шекспира, в том числе небольшая глава под названием «Утраченные пьесы».
Я знала, что огромное количество пьес не пережило эпоху Ренессанса, и догадывалась, что кое-какие работы Шекспира могла постичь та же участь. Меня больше удивило то, что Чемберс знал относившиеся к ним детали. В черно-белой россыпи литер на меня смотрели два заглавия, а для «Карденио» был даже приведен кратко изложенный сюжет.
Мне стало любопытно: каково было бы найти одну из этих пьес? Где можно ее отыскать? Что ощутил бы тот, кому это удалось бы? И как это повлияло бы на его жизнь, если не брать в расчет богатство и славу?
Казалось бы, самые подходящие места для поисков пропавшего шедевра — это библиотеки и дома-памятники, частные имения, сохранившиеся с тех времен. Впрочем, все очевидные тайники наверняка давным-давно проверены.
Я стала совершенно по-детски фантазировать о том, как было бы здорово найти пропавшую пьесу за пределами Великобритании (а лучше всего поближе ко мне, скажем, в Новой Англии, на худой конец — между Бостоном и Вашингтоном или в пустынных юго-западных штатах). Дошло до того, что я начала обыскивать коробки со старыми книгами в антикварных лавках новоанглийской глубинки, когда мне случалось бывать там проездом, но шекспировского «ин кватро», а тем более рукописи в них, естественно, не попадалось.
В какой-то момент мне пришлось признать, что я не собираюсь всерьез искать пропавшие пьесы. Меня осенило: ведь из этого выйдет отличный сюжет для книги! В ней я смогу подчинить поиски своему замыслу, определять, что, когда и с кем произойдет. А потом подумала: почему бы заодно не осветить другую величайшую загадку — кем был Шекспир?
Десять лет я вынашивала этот замысел — еще до того, как взялась писать, зато в результате мы получили эту книгу.
Все началось с таинственного абзаца из Чемберса, который практически в исходном виде цитирует Кэт. Большая часть упоминаемых в книге шекспировских мест существует в действительности, хотя мне ради нужд повествования пришлось кое-что подправить в их облике.
Теории о том, кто мог написать пьесы Шекспира, на самом деле «живут» в современном литературоведении, по крайней мере в виде гипотез. Все исторические персонажи, участники подчас вымышленных мной событий, тоже когда-то существовали. Главные герои выдуманы от начала до конца.
Запись в журнале книгоиздателя — раннеанглийское подобие авторского свидетельства — упоминает Шекспира в качестве соавтора пьесы «Карденио» наряду с Джоном Флетчером, его преемником, а позднее главным драматургом в труппе «слуг короля». Были и другие пьесы, написанные в соавторстве с Флетчером. Я выбрала «Карденио» в качестве объекта поисков, потому что из двух утраченных пьес, упоминаемых Чемберсом, о ней хотя бы что-то известно, а еще потому, что источник вдохновения Шекспира — роман Сервантеса — пусть отдаленно, но связан с миром колониальной Испании, а именно с югом Соединенных Штатов, который мне дорог с детства и куда я хотела бы перенести действие книги.
