подобно голодным щенкам, что тянулись к груди своей матери.
– Она умерла от инфаркта, когда тебе было семнадцать. Ты должен это помнить, потому что испытал в тот день мощнейший оргазм. Такой, какой не испытывал никогда. И именно после этого дня город содрогнулся от ужаса, а позже некоторые брюнетки специально перекрашивались в другой цвет, ведь все уже знали, кого выбирает маньяк. Но никто не знал, ПОЧЕМУ он выбирает конкретно таких женщин. Никто не знал, какие отметины остались на теле маньяка и кто их оставил. Мама. Любимая мама. Ненавистная мама. Ненавидимая мама. И чертовски… чертовски сексуальная мама.
Джонни сглотнул накопившиеся слюни. Они лезвием прошлись по внутренней стороне горла, заставив стекать по ней тёплые ручейки крови.
– Но потом всё изменилось. Так резко, что аж дух захватывает! Любовь… в твою жизнь вклинилась любовь. Оказывается, и маньяк способен полюбить. Кто-то смог угомонить в тебе ненасытного зверя, которому было всё мало и мало, который наслаждался теми моментами, когда ствол пистолета вспарывал чужое нёбо. И звали этого «кого-то» Марго. Ты же ещё не забыл Марго, Джонни?
Нет, не забыл. Он до сих пор помнил её светлые волосы, что стелились по спине подобно лианам в диких джунглях. Помнил её сладостный голос, слыша который он, тридцатилетний мужик, замирал словно мальчик, впервые увидевший оголённые женские груди. Её глаза светились ясностью лета, переливаясь ярким зелёным цветом вокруг глубоких зрачков. Глядя на стройную фигуру Марго, можно было назвать её худышкой, но Джонни так не считал. Для него она была идеальна, и каждый изгиб её тела он чуть ли не боготворил, проводя по ним чуть дрожащими ладонями.
– Может, и сейчас ты этого не понимаешь, но она отличалась от всех твоих жертв. Очень сильно отличалась. Как и от твоей мамы. – Обладатель приятного голоса улыбнулся. Его улыбка просачивалась в словах – таких тяжёлых, что даже адский ветер не мог их подхватить. – Эта стройная блондинка, покорившая сердце маньяка, ничем не была похожа на его мать. И, наверное, поэтому ей удалось вытащить его из собственного кошмара, длиною в целую жизнь. Надо отдать тебе должное, Джонни, ты действительно смог завязать писюн узелком. Больше ни одного изнасилования, ни одного убийства, только семейная жизнь, счастье, радость и чёртова любовь! Да… жизнь стала налаживаться, дружище. Ты начал становиться лучше и уже почти не вспоминал о бёдрах своей мамочки, а вместо этого обнимал жену и прижимал её к себе, искренне веря, что всё будет хорошо. Прямо самая настоящая сказка, где в конце все жили долго и счастливо, не находишь? Но всё равно жители Петербурга ещё долго боялись того маньяка, слухи о котором никогда не смолкали. И притихли они лишь тогда, когда на свет появилась Линда.
Мышцы содрогнулись. По коже пробежали мурашки. Одно это слово – это имя – заставило сердце биться чаще, чуть ли не выпрыгивать из горла.
– Линда была лучиком солнца во всей твоей жизни. Настолько ярким, что затмила кромешную мглу твоего прошлого. Как приятно осознавать, что вместе с любимым человеком, вдвоём, вы воспитываете общего маленького человечка! Стал отцом… примерным семьянином… хорошим мужем и потрясающим любовником. Ты даже не задумывался, почему таз больше не устаёт при продолжительном сексе. Нет, не задумывался. Не хотел ворошить прошлое.
Пар над реками превратился в густой туман. Контуры горы, что будто была соткана из жёсткой человеческой плоти, расплывались за белой дымкой. И хоть от подножия горы Джонни отделяло каменное, покрытое оранжевыми трещинами магмы поле, он всё равно слышал биение небольших кровавых волн о красные камни. Словно они целовались, словно доказывали, что и в аду могут быть страстные поцелуи.
– Целоваться всегда приятно, дружище. Приятно целовать дочку перед школой, желая ей получить побольше хороших оценок. Целовать жену, завязывающую тебе галстук перед работой, потому что ты до сих пор не научился это делать. Поцелуи – это как маленькие соприкосновения человеческих душ. Я говорю про искренние поцелуи, если что. Люди даже не подозревают, какой бешеной энергией обладает это простое действие – слияние двух пар губ друг с другом. Но я-то вижу, я чувствую, как их души в этот момент ласкают друг друга. Это, по правде говоря, до сих пор удивляет меня. Вас, людей, никогда полностью не изучишь. Вы всё время выдаёте новые фокусы! – Рука скользнула по плечу и приобняла его, прижав Джонни к мощной груди. Сквозь белую рубашку (в которой в тот день я собирался на работу) он почувствовал грубость светлого пальто. – И хоть ты целовал Линду каждое утро перед тем, как Марго уводила её в школу, всё же она не получала должного от тебя внимания. А надо было, ведь тогда бы она…
– Нет! – Шёпот наконец сорвался с его губ. Мертвецки-синих, холодных губ. – Пожалуйста, остановитесь! Я не…
– Ты выдержишь, дорогой, потому что уже проходил через это. Ты же помнишь третью кабинку? Эту чёртову третью кабинку, в которой она повесилась? Должен помнить, потому что после этого в общественных туалетах та никогда не заходил в третьи кабинки. Даже боялся взглянуть на них, потому что вдруг там, над опущенной крышкой унитаза качаются тёмненькие туфельки, надетые на маленькие детские ножки?
Оно натирает, папа! Оно очень сильно натирает!
– Если бы ты хоть иногда просматривал её тетради, то заметил бы, как часто на полях она играла в «Виселицу». И обратил бы внимание на то, что ни одно слово так и не было разгадано. – Обладатель приятного голоса рассмеялся. – Девочке всего восемь лет, а она вешается в школьном туалете! Восемь лет… и что же такого могло возникнуть в её голове, что аж заставило сотворить с тобой такое? Ты не думал об этом, Джонни?
Реки продолжали целовать подножие горы – так, как любящие отцы целуют своих дочерей перед походом в школу.
– С Марго вышел громкий развод, который тебе, наверное, никогда не забыть. И после всего этого ужаса в славном городе Петербурге вновь объявились мёртвые полненькие брюнетки с обкусанными бёдрами и изнасилованные так, что в их задний проход въехали бы три фургона. Жители вновь содрогнулись в ужасе. Монстр, который – как все думали – исчез, вдруг вернулся…и принялся за охоту.
Теперь реки не просто целовали гору. Теперь они вгрызались в неё, а залитые кровью камни истошно шипели – Джонни слышал, как между ними вскипает безумный страх.
– После распада семьи Джонни вновь занял трон. Пропал Виталий – точно так же, как и в подростковом возрасте, когда в один прекрасный момент в корзине с грязным бельём ты нашёл мамин лифчик. Ты потерял лучик света по собственной вине. «Папочка, посмотри мой
