Быстро засунув бутылочку за бюстье, я спустилась в холл и забрала пару конвертов. Один был адресован госпоже.
Хозяин сидел за столом и что-то писал. Махнул рукой, указав, куда следует положить почту, а потом попросил открыть окно: ему было душно.
— Письмо Мирабель от какого-то торговца? — норн поцокал языком, вглядываясь в неровный почерк. — Занятно. Думаю, она не обидится, если я его вскрою.
Сказано — сделано. Нож для бумаг с костяной рукоятью легко разрезал конверт, и хозяин извлёк лист серой дешёвой бумаги. Такая бывает на постоялых дворах.
Я успела дойти до спальни госпожи, — нужно было там прибраться — когда норн позвал меня.
— Занятное письмо, зелёноглазка, очень занятное, — он постукивал пальцами по столешнице. — Мирабель что-то отправляла на север острова, и это что-то до туда не доехало. Ты не знаешь, что бы это могло быть?
— Понятия не имею, хозяин.
От страха вспотели ладони. Мне казалось, что и голос немного дрожит. Виной всему — воспоминания. Я когда-то помогла беглым хырам и заплатила за это самым страшным наказанием и унижением в своей жизни.
— Ладно, спрошу у Мирабель. Что бы это ни было, оно сбежало. Живое, раз сбежало.
На этом допрос временно закончился, и я вернулась к исполнениям своих обязанностей. Только работать я не могла, раз за разом вспоминая слова об неотвратимости наказания.
Нужно что-то придумать, объяснить, что я посылала Маизе, но страх парализует разум.
Как и следовало ожидать, госпожа честно рассказала мужу о моей просьбе: не думала, что это как-то мне повредит. Сказала хозяину сразу по возвращению, скидывая мне на руки накидку.
— А разве что-то не так? — удивилась она.
— Нет, просто написали, что потеряли твою посылку. Ничего, я дам Лей денег, купит что-нибудь ещё, не такое подвижное.
Норн вышел и поманил меня за собой. Предчувствуя допрос с пристрастием, я покорно последовала за ним в гостиную. Хозяин сел и указал мне на место против себя.
— Зеленоглазая моя, ты по-прежнему ничего не хочешь мне сказать, объяснить? — пальцы лениво поглаживали обивку.
— Что бы хотел услышать хозяин?
— Правду, всего лишь правду о твоём подарке. Таинственной змее, которую ты вдруг вознамерилась подарить знакомой. На которую у тебя банально не хватило бы денег. О твоём болезненном сочувствии той хыре, вернее, торхе. Я узнал, она тоже кеварийка. Это как-то между собой связано?
Я предпочла промолчать. Ложь погубит меня так же, как правда.
Но хотя Марайе помогла, не чужому человеку. Ради неё я потерплю.
— Я ведь помню твою реакцию на мой рассказ о той девочке. Будто ты знала что-то, чего не знал я. 'Её вынудили', - сказала ты. Итак?
Я низко опустила голову. Он знает. Догадался. Впрочем, он умный и военный, их же чему-то учат.
— Мне сразу идти к квиту, хозяин? Или мне будет позволено повеситься самой? — обречённо прошептала я. Повеситься не смогу, а вот большую дозу снотворного выпью. Надеюсь, это не запрещено законом?
Хозяин покачал головой и дёрнулся, когда я сделала шаг к двери.
— Ты боишься? Да, Лей? Если бы не страх, ты сказала бы? — он протянул ко мне руку, буравя взглядом полуопущенные веки. — Ты ей помогла, да? Просто кивни. Лей, я не отведу тебя к квиту.
— Значит, хозяин накажет меня сам, — чуть слышно пробормотала я, вспомнив, какую боль могут причинять эти руки. — Сорок ударов, хозяин?
— Признаёшься? — нахмурился хозяин и, ухватив за руку, притянул к себе. Не удержав равновесия, я упала, ударившись плечом о диван. — Ты помогла беглой убийце?
— Она моя подруга, моя лучшая подруга. Она нуждалась в помощи, я могла ей помочь, и тот норн заслуживал смерти. Делайте, что хотите, сверните мне шею, но я не могла поступить иначе! — на едином дыхании выпалила я, крепко прижатая к шершавой обивке. Волосы забились в рот, говорить было неудобно, но это так неважно!
— Значит, ты сознательно подписала себе смертный приговор ради подруги? Заменила её жизнь своей? — ухватив меня за пояс, норн поднял меня на ноги. Губы сомкнулись в тонкую линию, глаза — как у зверя. Настороженного зверя, который ещё не решил, что сделать со своей жертвой.
— Да. Я в вашей власти, хозяин.
— Что же мне с тобой делать? — задумчиво протянул хозяин. Его пальцы легли мне на шею, будто решив сломать её. — Серьёзное преступление… Но, с другой стороны, ты призналась. И такое самопожертвование… Сорок плетей, говоришь? Тут гораздо больше, Лей, до конца ты не доживёшь, повесят уже изуродованный труп. Стоит оно того?
— У каждого человека должно быть что-то, за что он может, не раздумывая, отдать жизнь. То, что ему дорого.
На несколько минут воцарилось молчание, потом норн позвонил в колокольчик и приказал найти хыра, которой носил мои покупки в день, сведший меня с Марайей. Я догадывалась, для чего.
— Кто-то должен ответить, Лей, — холодно пояснил хозяин. — А что касается тебя, то я не позволю тебе умереть по собственной дурости. Родственички Шердана ничего не узнают, для всех моя торха будет чиста. Но без наказания не останешься. Не бойся, бить не стану. Считай подарком к будущему дню рождения. Но из дома больше без меня не выйдешь. Порога не переступишь. Каждый твой шаг буду контролировать. Чтобы через пять минут капли стояли на моём столе в спальне.
— Они закончились, хозяин.
— Тем лучше. Надеюсь, в новом году в этом доме раздастся плач младенца. Что до твоей подруги, то, не обессудь, я обязан доложить властям. Не желаю, чтобы было запятнано моё имя.
Я не могла не думать о хыре, которого должны были казнить вместо меня, представляла его боль, кровь, мучения. Сначала кнут, потом плеть-двухвостка. Десятки ударов, разрывающих плоть, обнажающих кости… При мысли об этом к горлу подступала тошнота.
Хозяин пощадил меня, но обрёк на страдания невиновного. Зачем, ради чего?
Ни разу не ударил, даже пощёчины не дал, не накричал.
Ради детей? Но ведь он может купить себе другую торху взамен меня, причинявшей массу проблем.
Я виновна, я сама призналась в тягтяйшем преступлении, наказание за которое — смерть. А норн… Неужели дело во мне, неужели я нужна ему не только как племенная кобыла?
Что он ко мне испытывает? Что-то человеческое, тёплое, нехозяйское.
И его стали интересовать мои чувства, мысли, желания. Практически не называет 'зелёноглазкой', зато периодически появляется ласковое 'змейка'.
Пожалуй, он одинаково относится ко мне и к супруге. Разумеется, если я его не расстраиваю, не иду супротив его воли и законов. Странная для меня привязанность. Если бы он ни был араргцем и моим хозяином, решила бы, что он влюбился. Но это глупо, я же что-то вроде собаки. Их, конечно, тоже любят, но не так, как людей, за то, что они милы, умны, радуют глаз или просто от одиночества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
