Таким образом, у меня оказалось много свободного времени, которое я посвящала самообразованию, удобно устроившись с книгой на кровати. Первое время она казалась такой непривычно большой и мягкой, но потом я привыкла. И полюбила — с моей-то сонливостью! Разленилась, вставала в восемь, а то и девять, уже после пробуждения хозяина, но успевала к госпоже. Умываться ей носила другая служанка, а вот одевать себя она позволяла и расчёсывать волосы. И всё спрашивала, как я себя чувствую.
Ощущалось некоторое отчуждение, но решить его помогла маленькая норина Ангелина, которая нечаянно опрокинула на меня тарелку с кашей.
Норина Мирабель улыбнулась, пожурив пальчиком дочурку, и предложив переодеться в одно из своих домашних платьев, сказала, что не сердится на меня:
— Я дура, а ты ни в чём не виновата. Ты очень хорошая девушка. Сашеру с тобой повезло. Очень повезло.
Я смущённо кивнула, стирая салфеткой следы шалости малышки. Наверное, и мой, или моя так тоже будет делать. Ему или ей уже три месяца — как быстро летит время! Так интересно, кто там, каким будет, когда родится. Такой крохотный, беззащитный… И нам всё равно, понравимся ли мы привередливому папе, потому что я всё равно буду его любить. И никому не отдам, даже госпоже.
Детская была через две комнаты от спальни норины Мирабель. Обе они были проходными, так что она без труда могла попасть к ребёнку, не выходя в коридор.
Почему кроватка не стояла в спальне, либо в соседнем помещении? Да потому, что госпоже не было необходимости вслушиваться, не кричит ли ребёнок — для этого существовала кормилица. По традиции детский плач не должен был беспокоить родителей, не мешать их спокойному сну.
Из обширного гардероба госпожи я выбрала самое невзрачное платье. Оно оказалось мало в груди (грудь у норины и до этого была немного меньше моей, а теперь, когда моя собственная начала постепенно увеличиваться, разница достигла целого размера), так что пришлось не застёгивать верхние крючки.
Непривычно видеть себя в чём-то не серого цвета. А тут голубое… И мне идёт. Не удержалась, повертелась перед зеркалом.
— Мирабель, ты не видела… — вошедший в спальню жены хозяин не договорил, уставившись на меня так, будто видел впервые.
— Госпожа в детской, я сейчас её позову, — поспешила ответить я. — А платье она одеть разрешила. Видите ли…
— Неважно. У тебя глаза сейчас какие-то совсем другие.
Он подошёл, обнял, погладив живот, поинтересовался самочувствием. Видимо, моя грудь и наполовину застёгнутое, поддерживаемое поясом платье оказались столь привлекательны, что норн не отказался себе в удовольствии коснуться выдающейся части моего тела. Отреагировала я на это так, будто опять напилась подложных капель. Мне не хотелось, чтобы он убирал руки.
Видимо, хозяин что-то почувствовал, потому что решил приласкать. Его пальцы скользнули за вырез платья, под бюстье, и я невольно вздохнула.
— Если ты хочешь, то можно. Я спрашивал. Но тебя весь месяц тошнило, вечно что-то болело или было плохое настроение, когда воротило от всего на свете. А сейчас вдруг… В кой-то веки довольная, улыбающаяся… Или сейчас опять дёрнешься, разрыдаешься и отпросишься к себе?
Я покраснела и стала окончательно пунцовой, когда рядом с одной оказалась вторая рука. Не бездействуя, а активно осваивая покорённые территории. Бюстье ему мешало, поэтому норн предпочёл от него избавиться, легко распустив ленты.
— Нравится, Лей? Нравится, я же слышу, как ты дышишь, чувствую, как бьётся твоё сердце.
Он слегка сдавил мне грудь, затем отпустил, будто передумав ласкать, но лишь затем, чтобы новым прикосновением заставить ощутить тепло внизу живота.
— Надо же, не ожидал от тебя! — усмехнулся хозяин, ловя мои губы.
На несколько минут воцарилось молчание, за время которого я лишилась платья и узнала, для чего ещё нужен язык.
— Так, Лей, тихо, не стоит оскорблять хозяйку спальни порчей постельного белья. Где моя спальня, знаешь.
Я знала. Дорога привычная, кровать тоже. Не в первый раз я раздеваюсь и ложусь на неё, но в первый раз время тянется так долго.
Шоан, я хотела мужчину! Я, приличная девушка, воспитанная в строгости… И, что самое ужасное, я не сумела этого скрыть. Да, не озвучила желания вслух, но не смогла сдержать дыхания.
Наверное, этого добиваются все хозяева — чтобы вещь доставляла им удовольствие. То есть не была безучастна. Норн сегодня этого добился, не знаю, как, но добился.
Всё было немного не так, как обычно: и поза, и собственная раскрепощенность, и ощущения, когда я испытывала удовольствие от каждого движения.
Хозяин был нежен и аккуратен, двигаясь очень осторожно, стараясь не совершать резких движений. Боялся за ребёнка. А я стремилась ему навстречу, не сопротивляясь, а стараясь помочь.
Всё как-то вышло само собой, я даже не заметила, как воплотила в жизни мельком просмотренные советы из давешней неприличной книги. Впервые не боялась прикоснуться к нему, проявить инициативу.
После, всё ещё лёжа рядом с хозяином, я вспомнила слова Сары о том непередаваемом ощущении, которое может испытать женщина с мужчиной. Оно только что у меня было, отголоски ещё плескались по телу, даря негу и блаженство.
Поймала себя на том, что улыбаюсь. Наверное, во всём виновата беременность, и ещё не родившийся ребёнок подталкивал меня к его отцу.
Врач настаивал на том, что мне полезно гулять, ходить пешком, дышать свежим воздухом, поэтому путь в город для меня был открыт. Норн, уверившись, что я привязалась к будущему ребёнку и, заодно к дому, уже не боялся, что я сбегу, и отменил домашний арест. Одну меня, разумеется, он никуда не отпускал, только под надёжной охраной женского и мужского пола: первая должна была заботиться о моём здоровье, вторая — прокладывать путь в толпе и предотвращать малейшую опасность угрозе моей жизни.
Я с радостью воспользовалась этим разрешением, в компании Карен часами просиживая в магазинах и лавках с игрушками, детской одеждой, мебелью и прочими вещами для маленького. Правда, своих денег на покупки у меня было немного, только карманные, но зато я могла покупать на имя виконта Тиадея. На всякий случай вещи и для мальчика, и для девочки, хотя хозяин был убеждён, что родится мальчик.
К сожалению, носить приходилось прежнее серое платье, зато у меня появилась отороченная беличьим мехом безрукавка, в карманы которой я прятала крупные деньги, и муфта, чтобы не мёрзли руки. Пальто было добротным, я не мёрзла, а вот ноги иногда промокали. И дело не в сапогах, а лужах.
Но заболеть мне не давали — сразу же делали ванночку для ног, растирали их мазью с добавлением молотого перца, надевали шерстяные носки и усаживали перед камином.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
