– Дэйв был моим водителем в течение… скольких уже лет, Дэйв?
– Пяти, сэр. Машина здесь рядом. – Он повел их и носильщика через здание аэровокзала к черному закрытому «мерседесу», припаркованному у самого тротуара. Катринка, откинувшись на сиденье, прислонилась к Адаму и принялась рассматривать через дымчатое стекло автомобиля здания из стекла и стали, бетонные бортики, скопления машин на дороге, стоянки автомобилей, желтые багажные тележки. Она пыталась осознать, что находится в Нью-Йорке.
– Здесь так же, как и везде, – сказала она.
– В аэропорту – да.
– А откуда Дэйв?
– Откуда? – Адама, казалось, удивил этот вопрос. – Из Бронкса, – добавил он, увидев вопрошающее лицо Катринки. – Это один из районов Нью-Йорка. Я дам тебе карту, – сказал он, опуская стекло, отделяющее их от Дэйва. – Миссис Грэхем нужна карта города. Ты не мог бы предложить ей одну, Дэйв? Хорошо бы две: одну большую с планом всего Нью-Йорка и другую поменьше, такую, чтобы она могла носить ее с собой во время прогулок по городу.
– Хорошо, сэр, – ответил Дэйв.
Катринка испытывала странное ощущение оттого, что у нее не просто был теперь муж, но и потому, что так неожиданно ее вырвали из привычной жизни и без всякой подготовки бросили в самую гущу шумного мира Адама, где ей придется иметь дело с его водителем, секретаршей, домоправителем, с его отцом и матерью, с семьей и друзьями.
– Устала? – спросил Адам.
– Нет, – ответила Катринка. – Я просто взволнована. Даже слишком взволнована.
Большая часть пути из аэропорта показалась Катринке неинтересной: унылый ландшафт, где почти в шахматном порядке чередовались бесконечные вереницы однообразных магазинов, заправочных станций, заводов, жилых домов, кладбищ и пустырей.
– Дальше будет лучше, – подбодрил ее Адам. И вскоре его слова подтвердились. Когда они подъехали к мосту около Пятьдесят девятой улицы, она увидела небоскребы из стекла и стали, которые сверкали в лучах солнца, как гигантские кристаллы горного хрусталя. Затем последовали переполненные улицы, рев автомобильных гудков, тротуары, запруженные разгоряченными и усталыми людьми, здания, поднимающиеся на невероятную высоту, потоки электрических огней в воздухе. Когда же черный «мерседес» оказался на Саттон-Плейс, где жили Вандербильты и Морганы, Катринка увидела относительно спокойный район, имевший неожиданно элегантный облик.
Адам жил в одном из больших зданий, в шестикомнатных апартаментах. Квартира была обставлена с предельным аскетизмом, светлые гладкие черные кожаные диваны, хромированная стеклянная фурнитура и черный полированный музыкальный блок, сверкающий новейшей аудио– и видеоаппаратурой. Стереоколонки поднимались выше человеческого роста и занимали почетное место в гостиной. Здесь не было ни фикусов, ни вьющихся растений. Над камином, отделанным черным гранитом, висела ничем не примечательная, написанная маслом картина Эда Руша. Из других произведений искусства в этой комнате были полотна Туомбли и Серра, литография Уорхола с изображением Мика Джаггера и металлическая скульптура Джона Чемберлена. Остальная часть квартиры, включая хромированную, отделанную гранитом кухню, была выполнена в том же стиле, который разительно отличался от дизайна фамильного дома Грэхемов.
Адам представил ее Картеру, высокому стройному мужчине с узким, как у борзой, лицом, который, по словам Адама, делал все: готовил, убирал, занимался стиркой. Катринка пожала ему руку и уловила в словах его приветствия более знакомый акцент, который она часто слышала в Кицбюэле: определенно британский, подумала она. Картер принял у водителя багаж и исчез с ним в длинном коридоре, а Адам, указывая рукой на апартаменты, произнес:
– Ну, вот мы и дома. Как тебе?
Квартира, показавшаяся Катринке неуютной, была весьма элегантной.
– Пока не знаю, – сказала она. Потом села на один из диванов. – Удобно. – Она оглядела комнату. – Спокойно. – Литография Уорхола напомнила ей о вечеринках, которые устраивали лыжники после соревнований. – Она не похожа на те, что я видела прежде, но, надеюсь, я смогу ее полюбить.
– Ну, что же, отлично, – сказал он, беря ее за руку и поднимая с дивана. – Пойдем. Давай примем душ.
Пытаясь вздремнуть на невероятной величины кровати среди светлых и темных простыней от Билла Бласса, Катринка услышала из соседней комнаты тихий голос Адама, который разговаривал по телефону с матерью. Прежде она никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном: в его голосе слышались раздражение, нетерпение, желание спорить. Наконец, он вошел в спальню.
– Она очень сердится? – спросила Катринка.
– Ты еще не спишь?
– Я слишком взволнована, чтобы уснуть. Так она сердится?
– Не больше, чем обычно, – сказал Адам, снимая шелковый халат и надевая шорты, которые он вынул из ящика большого, покрытого черным лаком комода. – Мы отправимся к ней на уик-энд. Она успокоится, как только увидит тебя.
– А отец?
– Он славный. Он тебе понравится.
– А твоя сестра?
– Клементина будет во всем поддерживать мать. Я не уверен, что она приедет. Если, конечно, мать не прикажет ей.
– Знаешь, Адам, ты представил ее очень… – Катринка подыскивала нужное слово.
– Неприятной?
Катринка пожала плечами. Это было не совсем то слово, но она согласилась с ним.
– На самом деле это не так. Она даже очень милая женщина. Не успеешь оглянуться, как она уже приучит тебя есть прямо с руки.
– Есть как? – Катринка не слышала раньше этого выражения.
Адам засмеялся – как всегда, его забавляли ее проблемы в знании английского – и показал ей ладонь.
– Понимаешь, так кормят любимое животное. Она тебе понравится.
Но Катринка не была в этом уж очень уверена.
– С того момента, как мы поженились в Кап-Ферра, я чувствую себя все более и более счастливой, – сказала она ему.
– Я тоже, – он надел белую рубашку, повязал галстук в горошек, затем облачился в летний костюм от Ланвана из легкой шерсти в полоску, склонился над лежащей Катринкой и поцеловал ее. – Мне нужно на некоторое время зайти в офис, чтобы посмотреть кое-какие бумаги и сделать несколько телефонных звонков. Попытайся уснуть. Около девяти мы пойдем обедать.
Как только Адам вышел из комнаты, Катринку охватило чувство одиночества: они расстались впервые за более чем недельный срок. Как ей проводить время, когда его с ней не будет? – размышляла она. Чем заняться? Она вовсе не была домоседкой. Знал ли об этом Адам? Имея в доме Картера, Адам, конечно, не ожидал от нее, что она будет готовить или заниматься уборкой – с этим и так все было в порядке. Хотя она могла бы все это делать, если понадобится, и делать, на ее взгляд, очень неплохо, она все же предпочитала платить за эту работу, зарабатывая на это деньги тем, что ей нравится. Но чем ей занять себя в Нью-Йорке, по крайней мере пока у них с Адамом не было детей? Ее папка с материалами по моделированию одежды была в багаже, отправленном из Мюнхена. Возможно, когда прибудет багаж, она начнет обходить с ней агентства, пытаясь начать новую карьеру. Получить место фотомодели в двадцать восемь лет будет трудно, но ее опыт может пригодиться при организации показов одежды. Не будет ли Адам возражать? – размышляла Катринка, отправляясь спать.
