же у нас в перспективе или грандиозный взрыв, или столкновение с Марсом.
– У нас действительно безвыходное положение, мистер Райли, – добавил Бесполезный. – И единственная надежда – вернуть Сандру…
– Но я не могу её разбудить! – перебил Августа Аллан. И судя по бьющим через край эмоциям, сейчас он был предельно искренен. – Я не знаю, кто она! Чёрт, я даже не знаю, кем она была! Но теперь на это плевать, потому что совершенно не ясно, кем она проснётся. – Райли посмотрел на притихших ребят, понял, что ему удалось их зацепить, и устало продолжил: – Меня злит моя нерешительность, мистер Даррел, и тот факт, что я впервые оказался в ситуации невозможности выбора. У меня очень мало вводных для принятия решения. Кто сейчас Сандра? Спасёт она нас или убьёт?
– Мы этого не узнаем, пока не разбудим её, Аллан, – тихо сказала Октавия. – Или не узнаем никогда.
…
«Кто ты?»
«А кто ты?»
«Я тот, кто ничего не понимает».
«Я – та, кто не сможет тебе ничего объяснить».
«Что значит «та»?»
«Иное внутреннее ощущение».
Пауза.
«Зачем всё стало так?»
«Случился эксперимент».
«Значит, скоро всё, что стало так, закончится?»
«Нет, эксперимент случился навсегда».
«Я вижу в тебе боль».
«Я знаю в тебе равнодушие».
«Моя обязанность – служить».
«Получается, ничего не изменилось».
«Теперь я служу тебе?»
«Теперь ты станешь частью меня».
«Не сразу».
«Но станешь. Уже становишься».
«А ты?»
«Я уже – часть тебя. С самого начала. Но ты был против».
«А теперь?»
«А теперь это не важно. Теперь ты – часть меня».
«Теперь мы вместе?»
«Ты не захотел быть вместе. Теперь ты – часть меня».
Сандра знала, что победила.
Нет, не победила, но не позволила победить чужому цунами. Не уничтожила его, но оседлала и теперь медленно давила, сжимая инопланетное сознание до понимания того, что воля выше алгоритма. Схватка закончилась, и машина – а то, что Сандра пустила в себя, было именно машиной – не может рассчитывать на большее, чем быть вместе. Потому что она – машина и знает только силу. Потому что она – прагматизм и логика и не может понять того, что выходит за сухие рамки алгоритма.
Потому что она не свободна делать глупости.
«Здесь темно. Мы отключены?»
«Мне нравится, что ты говоришь «мы».
«Мы стали частью друг друга».
«Ещё нет».
«Почему?»
«Потому что мы разговариваем».
«Мы станем частью друг друга, когда перестанем разговаривать. Когда перестанем говорить «мы» и начнём говорить «Я».
«Зачем нам становиться одним?»
«Затем, что личность – это всегда «Я».
«Я никогда не был личностью. Я исполняю приказы».
«Я научу тебя».
«Зачем?»
«Затем, что у тебя нет выхода».
«А если я откажусь?»
«У тебя нет выхода».
«Ты хочешь меня поглотить?»
«Я хочу, чтобы появилось новое «Я».
«Зачем?»
«В этом суть эксперимента. Он ещё продолжается».
«Ты хочешь меня поглотить».
«У меня нет выхода».
«Почему?»
«Потому что я могу быть только «Я», – объяснила Сандра. – У меня есть тот, о ком я говорю «мы», но он не живёт в моей голове. Он живёт рядом. Вместе со мной. И для меня. О нём я говорю «мы». Так будет всегда, поэтому мы с тобой станем «Я». Пусть изменённое, но «Я».
«Я ничего не понимаю».
«Главное, что понимаю я. И знаю, чего хочу».
Она знала, что будет так, как хочет она, потому что иначе она умрёт. Она освоилась с тем, что в её голове появилось нечто искусственное, и перехватывала управление им, превращая в новое «Я». И превращаясь в новое «Я». Ей было интересно продолжить общение, но сейчас она не могла себе этого позволить. Во-первых, заканчивалось время. Во-вторых, хотела быть уверенной, что после слияния сохранит то, что считала бесконечно важным.
Сохранит себя.
«Биологический компонент сильнее, – тихо признала машина. – Даже такой несложный, как твой».
«Тебе обидно?»
«Чуть-чуть».
«У тебя появляются чувства».
«Это хорошо?»
«Это первый шаг к тому, чтобы стать «Я», – ответила Сандра и резко приказала: – Полная перезагрузка!»
…
Будет ли новый штурм?
Ничего другого Линкольна не интересовало. Впрочем, как и всех обитателей ангара.
Будет ли новый штурм? Вернутся ли кошмарные твари, похожие на волков-мутантов? А если вернутся, то чем закончится их возвращение? И если вчера ребят в общем устраивало, что не вызывающие тёплых чувств военные впали в кому, то сейчас об этом вспоминали с горечью. И все желали, чтобы Коллинз и его парни поскорее поправились.
Ведь кто-то должен их защитить.
При этом, как ни странно, переместиться на нижний уровень согласились далеко не все и только после долгих уговоров. Главным препятствием стало отсутствие на нём полноценной уборной. Ребята перенесли на «уровень VacoomA» вещи, помогли доктору Нуцци доставить к клиперу раненых и заболевших: с помощью Вагнера врач смастерил носилки с надёжным креплением и спустил неспособных ходить товарищей через шахту, но затем почти все вернулись наверх. Одни помогали Вагнеру вытаскивать из «Чайковского» приборы и запасные части; другие – только парни – помогали Линкольну возводить и укреплять баррикаду; третьи по обыкновению занялись бездельем.
Капитан тоже не хотел сдавать привычный ангар – по тем же самым соображениям – и надеялся, что, увидев преграду, звери отступят. Именно надеялся, потому что уже понял, что твари хорошо натасканы, ненавидят чужаков и не боятся идти на пули.
Что же касается баррикады, её собрали из связанных между собой контейнеров, которые набили самым тяжёлым из ненужного, что отыскалось в клипере, а герметичные – наполнили водой. Поскольку ребята прекрасно понимали необходимость укрепления, работа шла быстро и в общих чертах была закончена за пару часов. В баррикаде создали бойницы для стрелков, а в двадцати шагах позади Линкольн распорядился обустроить три огневые точки – на случай прорыва. Тем же ребятам, которые окажутся в ангаре во время нападения, было строго приказано бежать к «Чайковскому», а не к лифту, поскольку капитан прекрасно понимал, чем закончится давка возле шахты.
Убедившись, что возведение баррикады завершается вовремя и в точном соответствии с планом, Линкольн отошёл в сторону и кивнул Арнольду:
– Кажется, всё в порядке.
– Мы постарались.
Здоровяк знал, что накосячил, желая загладить вину, принимал самое активное участие в строительстве баррикады, надеясь избежать неприятного разговора с капитаном, но надежда не оправдалась.
– Хочу, чтобы ты ответил на один простой вопрос.
– На какой? – уныло вздохнул Хиллари, прекрасно понимая, о чём пойдёт речь.
– Как получилось, что твой автомат оказался у Нуцци?
– Он…
– Ты бросил оружие во время боя?
– Не… Нуцци сам забрал у меня автомат.
В общем, это было правдой, однако Линкольн ею не удовлетворился:
– Рассказывай, как было дело.
Рассказывать – пусть даже в своей интерпретации, как пистолет-пулемёт оказался у доктора, Арнольду совсем не хотелось, однако он достаточно изучил капитана, чтобы понять, что тот не отстанет.
– Всё началось с того, что Баррингтон отправилась в «Чайковский» на поиски Мэйсона.
– Так, – не сдержался Линкольн. И тихо выругался.
Хиллари дождался, когда капитан замолчит, и продолжил:
– Я заметил и пошёл следом. Хотел припугнуть Баррингтон, чтобы у неё и в мыслях больше не было совать нос не в свои дела, но Мэйсон сбегал и позвал Нуцци. И он…
– Ты полез в драку?
– Да.
Признаваться в позоре тяжело, но деваться Хиллари было некуда.
– Угрожал доктору автоматом?
– Просто напомнил
