Майнца является самым полным и ярким описанием событий 1096 года. Неудивительно, что он остался в рукописи и после изобретения книгопечатания: тон его так резок, его отзывы о виновниках катастрофы и христианстве вообще проникнуты такою горечью, что ни одна христианская цензура не могла пропустить такое произведение. Даже в старинном манускрипте книги, хранящемся в Оксфордской библиотеке, чересчур резкие выражения оказались зачеркнутыми цензором давних времен. Следующие фразы (с пропусками) могут служить образцом такого изложения и психологическим его объяснением: «И были там в Майнце многие женщины, которые освятили имя своего Творца до последнего издыхания. Этих чистых женщин поволокли на двор идолослужения и упрашивали их, чтобы они омылись в грязной воде... Когда они дошли до дома позора, они отказались войти в этот дом идолов, их насильно втолкнули через порог, но они не хотели подойти к идолам и нюхать запах противных кож (мощей святых?). И когда бродяги (крестоносцы) увидели, что женщины отвергают их скверну, они бросились на них и забили до смерти топорами и молотами. Так погибли чистые за святость Имени». В отступлениях посреди рассказа автор призывает месть Бога на гонителей, «дабы они уразумели, что за Ничто они покрыли землю нашими трупами, под влиянием обманчивых речей убили наших праведников, сгубили грудных младенцев»... Таковы были плоды насилия над совестью. «Все знать — значит все простить», но можно «простить все» мученикам, а не мучителям.
Усиленная крестовыми походами страсть к путешествиям на Восток увлекла в далекий путь и одного еврейского ученого из Германии. Петахия из Регенсбурга объезжал Восточную Европу и Западную Азию между 1170 и 1180 годами. Он предпринял свой «обход земли» в то время, когда испанский его современник Вениамин Тудельский уже кончал свое путешествие (см. дальше, § 47). По месту своего жительства на границе Восточной Европы, Петахия должен был выбрать иной маршрут, чем странник из Наварры. Петахия выехал из Регенсбурга в Прагу, оттуда — в Польшу и дальше «в Киев, что на Руси», затем, переправившись через Днепр, попал в Крым, в землю кочевых «кедаров» и в «Хазарию», на Кавказ и, наконец, в Месопотамию и Сирию. Только здесь путешественник нашел благоустроенные еврейские общины — в Моосуле, Багдаде, Дамаске, которые он описывает подробно. Багдадский гаон Самуил бен-Али, игравший в то время и роль экзиларха (см. дальше, § 59), дал Петахии письмо за своей печатью с повелением, чтобы путешественнику оказывали во всех еврейских общинах содействие при осмотре достопримечательностей, и чтобы его снабжали провожатыми по дорогам. Петахия посетил также и Палестину. Он был в Тивериаде, Иерусалиме, Хевроне и других городах, но везде встречал мало евреев. Описание «кругосветного путешествия» Петахии («Сибув га’олам») составлено, по-видимому, не им самим, а другим лицом с его слов или по его записям, в сокращенном виде. Автор обнаруживает большое легковерие; всякие ходячие народные предания он принимает за достоверные факты. Он верит в магическое действие святых могил — пророка Иехезкеля близ Багдада и Эзры Софера близ Суз. Вообще, могилы великих мужей древности подробнее описаны, чем быт живых людей в Палестине и Вавилонии, где, впрочем, все величие еврейства было уже в прошлом. Петахия платил дань суеверию своего времени: он верит в демонов и в силу заклинаний и наивно рассказывает, что в Греции (Византии) есть евреи, умеющие заклинать демонов и заставлять их прислуживать себе, как рабов.
Светские науки — естествознание, философия, «грамматика» в ее широком средневековом объеме — менее всего могли занимать еврейские умы во Франции и Германии той мрачной эпохи. Все умственные силы уходили в талмудическую схоластику, а религиозно-нравственные эмоции находили себе полное удовлетворение либо в старых Агаде и Мидраше, либо в новой письменности моралистов-мистиков. Не было даже признаков светской поэзии: всю лирику монополизировала синагога. Когда вождь французского еврейства р. Яков Там попытался сочинять и светские стихи по образцу испанских поэтов и поднес одно из своих стихотворений приехавшему во Францию Аврааму ибн-Эзре, удивленный сефардский поэт ответил ему следующей эпиграммой:
Кто же ввел француза в обитель музы?
Как проник чужой в храм священный?
Пусть будет песнь Якова (р. Тама) сладка, как манна,
Я — солнце, а в лучах солнца манна тает.
Р. Там сочинил книгу по еврейской грамматике («Hachraot»), где он старался примирить системы Менахема и Дунаша. Но великий тосафист был более призван диалектически улаживать противоречия в законоведении, чем в грамматике; отважный пловец по «морю талмудическому» оказывался слабым в чужой ему стихии сефардской науки. Еврейская Испания сохранила за собой первенство в области свободного умственного творчества. В XII веке ее литературный ренессанс достиг полного расцвета.
ГЛАВА II. ЕВРЕИ В ИСПАНИИ В ПОСЛЕДНИЙ ВЕК МУСУЛЬМАНСКОГО ГОСПОДСТВА
§ 42. Альморавиды и Альмохады
При глубоком различии политического и социального строя в мусульманской Испании и христианской Средней Европе можно, однако, отметить одну черту сходства и их истории в XII веке: господство религиозного начала в политических движениях века, передвижение больших масс под лозунгом спасения веры. В одно и то же время из Франции и Германии шли в Азию крестоносцы с целью свергнуть иго ислама в Святой Земле, а из Северной Африки шли в Испанию ревнители ислама, чтобы насадить строгое правоверие среди «испорченных» мусульман Андалузии и противодействовать натиску христиан из Кастилии. Незадолго до первого крестового похода из глубин африканского Магриба, гнезда мусульманского фанатизма, двинулись в Испанию под знаком «священной войны» властители Марокко, Альморавиды («Морабиты» — благочестивцы, отшельники), и в течение двух десятилетий покорили все мелкие государства эмиров на Пиренейском полуострове (§ 26). А спустя пол века, в годы второго крестового похода, из той же Африки двинулись более ярые фанатики ислама, Альмохады, и стали вытеснять из Испании Альморавидов под тем же знаменем строгого правоверия. Дух века проявлялся в обоих движениях, где знаменем религии прикрывались отнюдь не святые цели. И там и здесь эти движения отражались на судьбе евреев, хотя в различных формах и степенях.
В Испании, где евреи сжились с арабами и вместе с ними творили культуру страны, трудно было поднять религиозное движение против евреев. Первые африканские завоеватели пытались это сделать, но безуспешно. Рассказывают, что такую попытку сделал первый вождь Альморавидов, Юсуф ибн-Ташфин. После того как его войска покорили Севилью, Кордову, Валенсию и другие важнейшие города Андалузии, он однажды явился в Лусену (Алисана), которая была почти сплошь заселена евреями, и предъявил жителям требование, чтобы они немедленно приняли ислам. Ученые факихи (богословы) из Кордовы, сказал
