Только держись, Джейми, и все у нас будет в порядке.
Протяжный трубный голос Минг Лаи перекрывает грохот барабанов.
— Слушайте, слушайте! Волшебнейшее представление начнется с минуты на минуту. Двое самых и-и-известных в Англии аква-батов, — мы с Джейми обмениваемся улыбками, — сейчас с нами на «Титанике», и они покажут свое искусство, чтобы развлечь вас.
Грохот барабанов нарастает. Бум-бада-бум, бум-бум-бум-БУМ! Бум-бада-бум, бум-бум-бум-БУМ!
Минг Лаи дожидается, пока барабаны поутихнут, а затем повторяет свои слова, которые теперь разносятся еще дальше, чем прежде. Следом за толпой мы выходим на полуют и обозреваем сцену. Винк и Олли стоят навытяжку под надстройкой, где уже начали собираться пассажиры первого и второго классов. Заметив меня, Винк расцветает улыбкой, и его платок сияет на шее, как долька апельсина.
В центре палубы А стоят трое: мистер Стюарт в своем приметном котелке, директор «Уайт Стар» мистер Исмей и капитан Смит, оглядывающий свой корабль острым, как у ястреба, взглядом. Его глаза останавливаются на Шарлотте, которая выглядит одновременно аристократично и трагично, в платье с рисунком в виде сот, в светлом пальто и черном котелке с сетчатой вуалью. В руках она держит керамическую вазу с «прахом», как я ей и велела. Капитан содрогается.
Я и мечтать не могла бы о лучшей кандидатуре на роль миссис Слоан. Шарлотта — настоящая умница, и я вижу, что Джейми она действительно нравится.
Наконец, колокол бьет одиннадцать раз. Джейми ловит мой взгляд и кивает.
Мы пробираемся сквозь толпу, которая, осознав, что именно на нас все пришли посмотреть, расступается, давая нам дорогу.
Пассажиры заполняют полуют до отказа, некоторые даже сажают детей на плечи. Русская подруга Минг Лаи, Дина Доменик, и ее мать машут нам со своих мест на скамейках, а их дородный отец поднимает вверх кулак в знак поддержки.
Сотни глаз следят за тем, как мы поднимаемся на мостик. Когда Ква видит, кто именно вторгся в его владения, его самодовольство тает. Я стараюсь не слишком явно демонстрировать свое превосходство, чтобы не провоцировать судьбу совать нам палки в колеса. Тао с Фонгом стоят на обоих концах мостика, размахивая позаимствованными флагами «Уайт Стар».
Джейми занимает позицию перед Тао, по правому борту, в то время как я отправляюсь к левому, где стоит, щадя свою поврежденную ногу, Фонг. Он фыркает, словно хочет убедиться, что мне известно о его неодобрении. Что ж, я его тоже не одобряю.
Не менее шести сотен зрителей, самая большая аудитория из всех, что у нас были, смотрят на нас отовсюду, привлеченные нашими энергичными зазывалами. Меня прошибает пот. В желудке будто репетирует труппа крошечных акробатов. Я вдыхаю соленый воздух и пытаюсь расслабиться, сосредоточившись на настоящем.
При виде знакомой, подтянутой и мускулистой фигуры, неприметно стоящей у вентиляционной шахты, появляется ощущение, словно мне на спину легла крепкая, надежная рука. Я касаюсь волос, которые, благодаря ему, лежат гладко, как перья утки.
Наконец-то момент, о котором мы мечтали с самого детства, настал. Само собой, «стрелков» нет, и половина нашего номера отправилась вслед за ними. Но пока Джейми рядом со мной, я не могу расстаться с надеждой, что моя сила притяжения не позволит ему сойти с орбиты.
Джейми поднимает бровь, словно читает мои мысли даже через мостик.
— Дамы и господа, — восклицает Минг Лаи, который после этого выступления наверняка охрипнет, — с радостью представляю вам Доблестного и Честного, Летающих Близнецов Лондона!
Раздаются вежливые аплодисменты, и мы с Джейми машем в ответ.
Мистер Стюарт поднимает руку, в то время как стоящий рядом с ним капитан пристально смотрит на нас изучающим взглядом голубых глаз. Мистер Исмей приветствует двух дам, присоединившихся к ним — Эйприл Харт и ее мать, держащую дочь под руку.
Взгляд Эйприл находит Шарлотту, и она кашляет, пряча смешок. Затем ободряюще кивает мне.
— Пожалуйста, сохраняйте тишину. Представление начинается! — кричит Минг Лаи.
Облака скрывают солнце, как руки лицо, словно светилу не хватает смелости смотреть.
Время показать им то, чего они никогда прежде не видели. Мы должны вскочить на перекладину и устроить в небе фейерверк.
Я смотрю на брата и сдуваю в воздух воображаемые одуванчики. Он дует в ответ. Мы готовы.
26
![]()
Джейми, открывающий наше выступление, наполняет легкие воздухом, а затем выдыхает его. Корабль движется с умеренной скоростью, словно скользит по льду — бугорок то тут, то там, но ничего, что может сбить с курса. Сегодня море кажется особенно спокойным.
Если, конечно, ты не стоишь на перекладине.
Внезапный укол тревоги за Джейми прошивает меня насквозь. Большинство людей считает, что мы — капитаны только для собственного судна, но я всегда верила, что могу влиять на его курс со стороны, как в тех случаях, когда я мысленно звала его и он приходил ко мне.
Он взбирается на перекладину дюймовой толщины. Тишина накрывает палубы. Идеально расставив ноги, он балансирует, отвернувшись от двадцатифутового провала в сторону полуюта.
Я предвижу для него путь без падений. Только легкость, воздух и крылья. Отвлекшись от вздохов и перешептываний, я сосредоточенно тяну Джейми к себе, словно змею на веревочке. Один шаг, два, три, четыре — покачнулся, но устоял, — пять, шесть, семь, восемь, девять — он улыбается, приближаясь, — десять. Он спрыгивает с перекладины и приземляется рядом со мной.
Люди хлопают, но Барабанщик звучной двойной дробью восстанавливает тишину.
Теперь люди знают, чего ждать. Отныне все будет только сложнее.
— Готов, — обращаюсь я к Джейми, и он кивает. Снова взобравшись на перекладину, он делает первый шаг.
Я взлетаю за ним, и следующий мы выполняем одновременно. Когда мы доходим до середины, он опускается в выпаде.
Представляя себе кирпичную лестницу, я ставлю ногу на его икру и кладу руки ему на плечи.
— Ят-йи-сом.
Одним слитным движением я вскакиваю ему на плечи, оставаясь в согнутой позиции.
Корабль качается, а может, это Джейми, но мы удерживаемся. Он балансирует подо мной, словно журавль в гигантской шляпе.
Под нами судорожно вздыхает Ква, прижимая руки к груди. Я представляю, что он один из латунных инструментов, стоящих на мостике, к примеру телеграф с его открытым табло и изящными клавишами.
— Боже всемогущий, они же расшибутся! — раздается чей-то крик.
Вся жизнь — это хождение по канату, и чем лучше ты жонглируешь, тем легче будет жить. Можно быть убитым даже на улице, но мы не прекращаем ходить по улицам из-за страха. Просто ходим, пока страх не перестает быть частью уравнения.
Само собой, для зрителей страх — это все. Люди хотят видеть, что ты в опасности, хотят ощутить ужас, который, по их мнению, ты ощущаешь, а затем испытать сладкое чувство облегчения, когда ты дойдешь до конца, не упав.
Ну, может быть, страх — это еще не все. Смотреть на выступление акробата — это всегда потрясающе весело.
Пора двигаться. Я нацеливаюсь на перекладину, представляя ее широкой и надежной, как причал Саутгемптона. После очередного «ят-йи-сом» я перепрыгиваю через Джейми.
Легкая, как перышко, я приземляюсь на перекладину, поставив ноги в линию.
Новые аплодисменты разбавляют тишину. Я делаю вдох, после чего мы возвращаемся к правому борту и спрыгиваем с перекладины.
— Браво!
— Как они это делают?
— Святые вседержители, у них, должно быть, крылья за спиной.
Барабанщик выбивает дробь, и мы готовимся к новому трюку. Джейми посылает мне улыбку. Мы никогда не подбадриваем друг друга вслух, чтобы не привлечь излишнее внимание судьбы.
Тао подает мне чашку и блюдце, которые я торжественно устраиваю на голове.
