Хриплый смех раздается с другого конца залы, где поднимают свои кружки выигравший ставки Бледиг и прочие головорезы. Лицо Бледига под колпаком лоснится, как у человека, выпившего на пару кружек больше нормы, и все равно он опрокидывает в себя очередную кружку и поднимает вверх, прося добавки.
Словно почувствовав, что я наблюдаю за ним, он поворачивается ко мне. Его остекленевший взгляд оживает, и он пихает в бок приятеля, запуская цепную реакцию. Внезапно все четверо смотрят на меня со злобой в глазах. Я не могу отвести взгляд. Чувство такое, точно четыре пары глаз пригвоздили меня, как насекомое к листу бумаги. Вокруг все кажется более шумным и ярким, будто кто-то добавил электричества, теперь разрядами пронзающего воздух.
Джейми чувствует, что я застыла.
— Это те гады, что специально толкнули нас, — шепчет Олли.
Джейми и Бо перехватывают взгляды этих типов, обращая их внимание на себя. Отточенным жестом, с каким опытный рыбак закидывает удочку, Джейми показывает средний палец, а затем другой рукой делает вид, что сматывает его, как катушку. Бо хихикает.
Глаза Бледига превращаются в две грязные льдинки.
Открывается дверь, и входит старший официант, несущий серебряное блюдо, полное засахаренных фруктов, похожих на рождественские игрушки. Разговоры стихают. Люди поворачивают головы, на их лицах горит любопытство.
Старший официант останавливается у нашего стола. На лацкане у него свежая роза.
— Господа, одна из пассажирок первого класса отправила это с благодарностью за отвагу, проявленную при спасении ее собственности и ее самой от злоумышленников. Капитан Смит считает достойным похвалы ваш, кхм, героизм.
Это последнее слово дается ему с таким трудом, словно оно, как кукурузное зернышко, застряло меж зубов.
На честном лице Джейми вспыхивает смущение.
— О, мы не…
Я пинаю его под столом.
— Мы не ожидали этого, но очень благодарны, — тут же встреваю я.
Ропот нарастает, когда новости разносятся по залу. Блюдо ставят перед нами.
— Что это? — Фонг обнюхивает дольку мандарина, а затем закидывает ее в рот. — На вкус как закат над Лиссабоном.
Он причмокивает губами, глядя как я разеваю рот. Кто же знал, что у старого пердуна есть поэтическая жилка?
Винк оглядывает блюдо в поисках самого большого фрукта, сливы, и хватает ее из кучи, пока Олли его не опередил. Используя крошечные серебряные щипчики, Олли кладет себе на тарелку пару вишенок. Минг Лаи протягивает блюдо Доменикам, которые благодарно кивают. Барабанщик споро двигает челюстями, пережевывая выбранный фрукт, и улыбка сияет на его лице.
Прочие ужинающие возвращаются к своим, теперь не таким уж привлекательным, тарелкам, хотя некоторые украдкой косятся на нас. Подавитесь, вы, ненавистники китайцев.
Я протягиваю Джейми дольку лайма.
— А это тебе, кислая физиономия. Миссис Слоан определенно женщина с прекрасным вкусом.
Джейми кидает на меня усталый взгляд и не берет угощение.
— Мои поздравления. Теперь нас ненавидят еще больше, чем раньше.
Я съедаю лайм Джейми сама и облизываю пальцы.
— Да ладно, брюзга. Капитан назвал нас героями. Неужели это не греет тебе душу?
— Некоторые здесь явно не прочь в эту душу плюнуть, — отвечает он, взглядом указывая на женщину с тугим пучком на голове, которая убийственно смотрит на нас, силой усаживая свою малышку-дочь на стул. Девочка тыкает пальчиком на наш стол и вопит, отчего темные кудряшки падают ей на глаза. Все начинают снова поглядывать на нас. Мать разражается потоком слов на языке, напоминающем мне о сирийских торговцах специями на рынке Боро.
Джейми оценивающе смотрит на фрукты, затем переводит взгляд на Бо, который жует с довольно-таки озадаченным видом. Бо пожимает плечами.
Я точно знаю, что задумал Джейми, еще до того, как он встает. Он хочет, чтобы мы поделились нашей добычей, и от этого жеста у меня во рту пересыхает. Мы ничего не должны этим людям, кроме хорошего тычка коркой хлеба.
— Идем, миссис Слоан, пока нас не побили за твою щедрость.
— Брось это, — рычу я. — Ты не сказочная фея.
Джейми смотрит на Бо. Вздохнув, Бо вытирает рот салфеткой, а затем отодвигает свой стул. Если даже Бо идет, значит, хлебная корка здесь я.
Недовольно бурча, я хватаю блюдо. Полагаю, ребенок не виноват в том, что официанты сунули нам хлебные корки. И все же, почему именно мы всегда должны демонстрировать щедрость и духовное благородство?
Стоит мне подойти, вопли сирийской девочки стихают, а ее алый ротик округляется, как спасательный круг.
— Привет, куколка. Какой бы ты хотела?
Девочка показывает на вишню. Джейми поднимает ее щипцами, но прежде, чем девочка успевает протянуть за ней ручку, подбрасывает ягоду в воздух и ловит щипцами снова, но уже за спиной. Ее лицо, из возмущенного ставшее озадаченным, теперь светится от удовольствия. Даже ее мать улыбается, когда Джейми кидает вишню в потную ладошку девочки.
Прежде чем перейти к кучке карапузов за соседним столом, я невольно замечаю, что в хлебной корзине сирийцев тоже лежат корки. С одной стороны, мне становится чуть легче от того, что не только с нами здесь плохо обращаются, с другой — ужасает то, как нечто столь обыденное, как хлебная корка, может приобрести такую власть.
Кто-то отворачивается от предложенных нами фруктов, и во мне снова вспыхивает обида. Но все дети и некоторые взрослые тоже с радостью берут наше угощение. Надеюсь, расположение людей похоже на лавровый лист и пары листиков хватит, чтобы добавить аромата всей кастрюле.
Мы проплываем мимо головорезов, ничего им не предложив. После трюка Джейми с пальцем это было бы просто притворство.
Когда все наши тарелки очищены до блеска, Джейми возвращается тренироваться в трюм, а мы с Бо отправляемся к одной из эмалированных дверей с табличкой «Экстренный выход», которая ведет с Шотландской дороги на половину палубы Е для первого класса. Сомневаюсь, что необходимость подстричься может считаться экстренной ситуацией, но едва ли я могу сейчас дать задний ход.
— Я предоставлю тебе пару минут форы, — быстро говорю я Бо. — Мы будем менее заметны, если пойдем поодиночке.
Бо, следящий за мотыльком, который кружится вокруг лампы, кивает. Когда Шотландская дорога пустеет, он ныряет в дверь.
Я задерживаю дыхание, сомневаясь, что тревожит меня больше — то, что дверь сейчас откроется и его вышвырнут обратно, или то, что этого не произойдет, и тогда мне все же придется пережить эту проклятую стрижку. Но, когда после двух минут ожидания ничего не происходит, я отправляюсь следом.
По залитому светом коридору я стараюсь идти как можно естественнее. Джейми был прав. Здесь абсолютно пусто.
Добравшись до парикмахерской, я проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь. Бодрящий запах мускуса и хвои заполняет мои ноздри. Я изображаю полное равнодушие, хотя на шее у меня бешено бьется жилка.
Бо облокачивается на одно из вертящихся кожаных кресел, скрестив руки на груди и разглядывая сувениры, свисающие с потолка: вымпелы с эмблемой «Уайт Стар», кукол, кепки и игрушечные кораблики. В витрине рядом со стеной расположились бумажники, кружки и игральные карты, два пенса за колоду.
— Олли нужна новая колода. А Винку пригодилось бы вот это. — Я тыкаю пальцем на ярко-оранжевый шейный платок, тоже за два пенса.
Бо величественно указывает на кресло.
— Присаживайтесь. Чем могу вам сегодня помочь?
Он указывает рукой на плакат с изображением дюжины разных стрижек и прейскурантом услуг: шесть пенсов за обычную стрижку, два пенса сверху за шампунь или пену, что бы это ни было.
— Завивку сверху, пожалуйста, и пену дополнительно.
Я показываю на картинку с рядами завитых голов, напоминающих мне о пуделе.
Кресло сыто вздыхает, когда я в него опускаюсь, поставив ноги на приступочку. Ошеломляющее количество лосьонов, гребней и кистей заполняет стойку.
При мысли о пальцах Бо в моих волосах все мои нервы звенят от напряжения. Он подходит с салфеткой, и меня поглощает необъяснимая потребность повернуться прямо в кресле.
