А когда шла обратно, искать гостиницу, которую, кажется, потеряла, позабыв откуда пришла, так нелепо попалась. Ее легко ухватили, приставили нож к горлу и поволокли по пустой улице в темный безымянный закоулок. И что-то шепотом бормотали по-сомалийски. Хамди бы понял что, а она…
Мозг включился неожиданно. Когда потные шершавые пальцы начали расстегивать пуговицы ее шортов, а нож от горла убрали.
Не так много вариантов.
Наверняка — изнасиловать. Возможно, ограбить. Скорее всего — убить.
А может быть, и все сразу. Чем черт не шутит.
«Вы — белые», — сказал в ее голове Хамди. Ну да. Если сильно повезет, ее не убьют, а потребуют выкуп. Зашибись расклад.
Но мозг действительно включился. Потому что там, в кармане шортов, все еще болтался газовый баллончик, уже не подаренный Гуржием. Новехонький. Сама покупала и таскала с собой. Ей бы только одно мгновение, чтобы успеть!
Потому что хуже всего представлять себе, что больше никогда, никогда, никогда не увидит Егора.
Она тихо всхлипывала, когда пуговки расстегнули.
Отчаянно упиралась в стену и пыталась ладонями дотянуться до кармана. А когда мужчина, шаривший руками по ее телу, отстранился — на то самое вымоленное у уродливо-красного неба мгновение — она резко выдернула баллончик и, как могла быстро, распылила его в морду сомалийцу.
И под его крик и удивленный возглас второго вырвалась из подворотни, тут же налетев на нескольких стариков, побиравшихся у этих самых стен, — будто бы из небытия устремилась в действительность. И мир вокруг снова заголосил.
Кстати о мире
Мир голосил плачем ребенка, звуками телевизора и трещанием Валеры, восседавшего на стуле, как на троне, посреди своей кухни. Лукин, сидевший напротив, вряд ли слышал, о чем он говорил, но Валеру это явно не смущало.
Валеру никогда ничего не смущало. Чертов гений. Чертов гений в период творческого кризиса. Кажется, на этот раз он жаловался на жизнь. Впрочем, он почти всегда на нее жаловался.
— Потому что в этой идиотской жизни столько проявлений, — трещал он. — Сегодня тебя на руках, бл*дь, носят, а завтра никому не нужен, все забыли!
— Валера! — донеслось из соседней комнаты. Алка не дремала. И сквернословить своему благоверному в присутствии ребенка запрещала. Потому Щербицкий еще больше поник и перешел на воинственный шепот.
— Я четыре месяца не могу заставить себя сесть за компьютер и написать хоть строчку! — стенал Валера. — Четыре! Не, даже ворд открыт. А я пялюсь на него, как баран на новые ворота. И не могу. В голове такой же чистый файл.
Егор кивнул, едва из какофонии звуков выпало трещание.
— Меня это все затянуло, — Валера кивнул на комнату и зашептал еще тише: — Вот это все. Вырваться не могу. Ты вдумайся! Дуть пиво на собственной кухне, а не в баре. Вот правильно вы с Росомахой живете — никаких детей, никаких обязательств. Свобода выбора. Свобода перемещения. Свобода от памперсов и лактации.
Призыв вдуматься застал врасплох. Егор услышал Валерины слова. Услышал и понял.
Не проникся.
Какой, к черту, правильно? Она шляется, где хочет, оставляя за ним право выбора. У него амбиции и признание ее свободы перемещения.
— Я всерьез думаю уйти, развестись, опостылело. Я даже не ревную уже, Лукин! Мне даже иногда хочется, чтобы она загуляла, и я мог того!.. — горестно заключил Щербицкий и потянулся к бутылке с пивом. Плеснул в свой стакан и вопросительно взглянул на друга: — Тебе?
Лукин отказался, отрицательно мотнув головой.
— Как знаешь, — пробормотал Валера. В комнате снова закричал ребенок, и папаша спрятал несчастную морду в ладонях и выдал напоследок: — А и уйдешь — это ж она не простит, назад не пустит. Теперь точно.
И будто перебивая и крик Щербицкого-младшего, и Валерины стоны, блоком новостей ожил телек.
Громко, ровно, отчеканивая каждое слово, девушка с экрана вещала:
«… в результате взрыва в клинике в сомалийской столице Могадишо погибли 54 человека. Об этом сообщает Associated Press. Более 120 человек получили ранения. Отмечается, что взрыв совершил террорист-смертник, который проник в помещение клиники.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ранее сообщалось, что мощный взрыв бомбы унес жизни уже 38 человек. Большинство погибших скончались от ранений. Еще около 120 человек получили ранения различной степени тяжести. Число жертв растет. Часть пациентов и сотрудников клиники считаются пропавшими без вести.
Некоторые страны, в частности Турция и Кения, предложили направить в столицу Сомали медицинскую помощь…»
Егор поднял голову и уставился в телевизор невидящим взглядом. Перед глазами сидела мать на кухне, рыдающая в тихой истерике, а рядом — коллега отца, сообщивший о его гибели.
Через минуту в неизвестном направлении было отправлено смс. Оставшееся недоставленным.
Кстати о направлении
— Привет! — выпалила широко улыбающаяся Росомаха, глядя на — наконец-то! — нормальное четкое изображение лица Лукина. — Да поможет нам Красный крест. Забрели случайно, а тут сигнал классный! Наверное, они, как моя мама, читают о методах лечения всякой дряни в интернете. Жизненная необходимость!
— Привет! Как ты?
— Сгорел нос, в остальном нормально! — кивнула Руська. Нос действительно сгорел. Был красный, как вареный рак. Но себя со стороны не видишь. Похудела — еще больше. Кости да жилы. И следы усталости на лице никак не замажешь. Тени под глазами — и от жары изнуряющей, и от недосыпа — определенно были заметны. — Здесь есть отели, рестораны, пляж шикарный! Я на курорте!
— Рад, что тебе нравится.
— Тебе бы… тоже понравилось.
— Возможно.
— Что-то случилось?
— Что у меня может случиться? Дожди идут, поэтому нос целый.
— Я не про нос. Егор, мне две недели и два дня осталось.
— Какая малость! — буркнул он.
— Можно подумать, что скучаешь только ты!
— Это ты торчишь там!
— Я работаю. Ты, кажется, тоже работаешь? Ты же поэтому не поехал со мной? Или есть еще какие-то причины?
— И какие же?
— Да то, что тебе надоело! Надоело, я понимаю, что угодно может надоесть! Но я не навязываюсь. Хочешь вести свое шоу — пожалуйста. Твое право. Я не лезу. А меня по дырам носит. Можно подумать, это для тебя открытие!
— Не открытие! — рявкнул Егор. — Открытие в том, что тебе твои дыры важнее меня!
— Вообще-то из-за тебя я поездку, на которую нужно минимум три месяца, сократила до одного!
— Возвращайся домой.
— Вернусь. Через две недели и два дня, — и снова ее упрямые темные глаза, нахмуренный лоб, пушистая челка — сейчас упавшая на лицо. Даже обгоревший нос — и тот упрямился.
— Ясно. А ты права, что угодно может надоесть.
Ее взгляд вспыхнул — сердито, отчаянно. На мгновение могло показаться, что она вот-вот долбанет его чем-нибудь. Но Росомаха была на другом конце света. И все, что она могла, это отрубить скайп, не попрощавшись.
Кстати о…
Он
Мантра дня:
Что угодно может надоесть.
Надоесть может что угодно.
Вывод 1:
И кто угодно тоже.
Вывод 2:
Когда этот кто угодно надоедает — уезжают в долбаную Африку.
Ночь прошла увлекательно — в чтении статей о Сомали, экстремальном туризме, миссии Красного креста и спокойном для беженцев Босасо.
За окном светало, когда Егор громко хлопнул крышкой ноутбука и отправился на кухню варить кофе. Самостоятельно.
Вопросы следующего дня:
А что дальше?
Для них дальше что?
Единственное решение следующего дня:
Он не хочет терять их отношения, и не будет, и ей не позволит.
К вечеру из всех бумаг — просмотренных, подписанных, составленных — порадовали лишь распечатанные электронные билеты.
Огнями аэропорта рассеивалась темнота, когда Лукин глотнул из фляжки и уставился в иллюминатор, начиная обратный отсчет времени до встречи с Русланой.
Она
Мантра дня:
Что угодно может надоесть.
Совершенно что угодно.
Вывод 1:
Какой нахрен океан, когда может надоесть?!
