Своим ответам на прежние два он уделил особое внимание. Они почти напоминали любовные послания. Не то чтобы Разгут когда-либо писал любовные письма. Нет, не так. Писал. В том Давнем Времени. И он тогдашний слегка отличался от теперешнего уродца. Нежно прощаясь с девушкой с кожей цвета меда, он выглядел как настоящий серафим. Серафим, с разумом острым, как алмаз – попробуйте разбить алмаз! – а не то покрытое плесенью убожище, которым он стал сейчас.
С тех пор прошло столько лет, а Разгут все еще помнит, как писал то письмо. Он забыл и лицо девушки, и ее имя. Просто золотистое расплывчатое пятно, намек на жизнь, которая могла быть у него, не стань он Избранным.
Если я не вернусь, написал он тогда, покидая столицу, изящным четким почерком, с резким наклоном вправо, – знай, что я пронесу память о тебе через все преграды, в тьму грядущего, за край горизонта.
Вот как-то так. Разгут помнил если не точные слова, то обуревавшие его тогда чувства. Не любовь, нет. Даже не влюбленность. Холодный расчет. Если его не изберут – а каковы шансы, что ему повезет среди такого количества добровольцев? – то, вернувшись домой, он сможет изобразить радость, и девушка с кожей цвета меда станет утешать его в своих объятьях. И, может быть, они даже поженятся и родят детей, и будут жить серой счастливой жизнью под «сенью» его неудачи.
Однако его избрали.
Тот восхитительный день. В Давнем далеке Разгут стал одним из двенадцати, и слава увенчала его. День Именования: такая честь. Свет над городом, звезды на небесах. Божественные звезды невидимы тем, кто внизу, но смотрят на них сверху, и это главное: боги видят и знают. Они – избранные.
Открыватели дверей, светочи во тьме.
Разгут так и не вернулся домой; он больше не видел той девушки, но получилось, что он не солгал ей, ведь так? Он помнил ее сейчас, за краем горизонта, во тьме грядущего. Грядущего, которое и представить не мог!
– Что она пишет?
Она.
Голос Иаила вывел Разгута из задумчивости. Письмо было не от девушки с шелковистыми волосами, а от женщины, которую он ни разу не видел, хотя и знал ее имя. В ней не было девичьей нежности, совсем не было, однако это не играло роли. Разгут изменился, и вкусы его изменились тоже. Нежность – слишком пресно. Оставим нежность бабочкам и птичкам. Как стервятников, его теперь привлекали более острые ароматы.
Порох и гниль.
– Огнестрельное оружие, взрывчатка, боеприпасы, – переводил Разгут для императора. – Она пишет, что может доставить тебе все, что требуется; все, что ты только пожелаешь. Если ты согласишься на ее условие.
– Условие! – прошипел-выплюнул Иаил. – Кто она такая, чтобы ставить условия?
Он шипел и плевался с тех пор, когда они получили первое письмо. Для Иаила сильные женщины были игрушкой, которую сломать трудно, но нужно. И потом пользоваться сломанной. Женщина что-то требует? Уступить женщине? Это приводило его в ярость.
– Она лучший вариант из всех, что у нас есть, – ответил Разгут.
Иного ответа Иаил бы не воспринял. Она падальщик. Зловонный кусок мяса. Порох, ожидающий язычка пламени.
– Никто никогда не предлагал тебе взятки. Выбирай. Или день за днем улещивать упрямых госсекретарей и смотреть, как они продираются сквозь минное поле общественного мнения, опасаясь собственного народа больше, чем тебя. Или дать простое обещание состоятельной даме и покончить с этим. Твое оружие ожидает тебя, император. И всего-то надо принять одно небольшое условие.
53
Мастер-класс для девочек
Когда Мик и Зузана зашли в вестибюль фешенебельного римского гранд-отеля «Сент-Реджис», разговоры стихли, посыльный замер, а элегантная матрона с тщательно уложенной сединой и следами подтяжки на лице вскинула руку к жемчужному колье, оглядываясь в поисках охраны.
Бэкпекеры не останавливались в «Сент-Реджис».
Никогда.
К тому же эти бэкпекеры, они выглядели… ну, тут было сложно подобрать слова. Некто в высшей степени проницательный мог бы предположить, что они переночевали в пещере, поучаствовали в битве – и, возможно, даже добирались сюда верхом на чудовище.
На самом деле они добрались сюда из Марракеша на частном самолете, но ошибившегося вполне можно было извинить: покидая Тамнугальт в дикой спешке, они не могли воспользоваться такими благами цивилизации, как душ или смена чистой одежды. Пожалуй, так никто из них не выглядел ни разу в жизни.
Управляющие и персонал отеля было предположили, что они сейчас попросят разрешения воспользоваться туалетом; да, время от времени случалось и такое – неотесанное простонародье пыталось прорваться внутрь и осквернить раковину и кафель налетом грязи. Вероятно, парочка из той же породы?
Впустивший их швейцар отводил глаза, уставившись на дверь: он осознавал, какой грех совершил, позволив быдлу прорвать периметр. Без сомнения, во времена минувшие стражника, допустившего такое оскорбление постояльцам, приговорили бы к смерти. Но что он мог сделать? Они заявили, что их ждут.
У стойки регистрации служащие обменялись взглядами гладиаторов на арене. Ты ими займешься или лучше я?
Победительница шагнула вперед.
– Чем могу служить?
Хотя слышалось совсем другое: «Общаться с вами – мой тяжкий долг. И вы у меня сейчас за это схлопочете».
Зузана приняла вызов. Перед ней стояла итальянка лет двадцати пяти, холеная и с лоском одетая. Недовольная. Нет, царственно недовольная. Ее глаза скользнули по Зузане вверх и вниз – и брезгливо вспыхнули, обнаружив покрытые пылью кроссовки на платформе. Хорошенькие кроссовочки зебрового окраса. От пущего отвращения красотка даже поджала губы. Будто собираясь с силами, чтобы сбросить устроившегося на рукколе слизняка.
Зузана бросила:
– Вы, возможно, выглядели бы симпатичнее, если бы сделали лицо попроще.
Упомянутое лицо сковало льдом. Ноздри раздувались, показывая весь масштаб нанесенного оскорбления. А затем, как в замедленной съемке, изящно выщипанные брови одной из женщин чуть приподнялись.
Бокс!
Зузана Новакова была хорошенькой. Ее часто сравнивали с куклой. Или с феечкой. Не только из-за хрупкого телосложения, но также и из-за тонко выписанного, будто фарфорового личика. Нежная кожа, округлые щеки, большие яркие глаза и – хотя каждого, сказавшего это, она бы прибила, – ротик, напоминающий очертаниями лук Амура. Однако все это внешнее изящество служило просто приманкой. Наживкой. Зузана Новакова не исчерпывалась кукольной внешностью. Далеко не исчерпывалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
