Я до самого обеда был занят тем, что описывал в своем личном дневнике события, случившиеся с нами во время пути. Потом записал то же самое, но более кратко и без эмоций в походный журнал для отчета перед начальством. Теперь я, отдыхая, наблюдаю, как подъесаул проводит учения по отражению атаки условного противника.
В качестве условного противника служат чучела чудовищ, выставленных вокруг лагеря. Чудища сделаны из папоротниковых растений, связанных лианами в снопы. Снопы неровно стоят на сучковатых ногах и нестрашно грозят сучковатыми же рогами и усами. "Слаженность, слаженность и еще раз слаженность! - разносится по лагерю громогласный голос подъесаула Бубнова. - Каждый должен знать свое место! Рядовой Хамзин, твое где место?" - "У параши", - подсказывает кто-то. Все ржут здоровым смехом. "Абрамкин! Остряк, твою мутер... Внимание! Атака! По врагу, короткими очередями - пли!"
Воздух содрогается от залпа. Эхо дробно раскатывается по лесу. Противник разнесен в клочья. "Молодцы, удальцы! Пока все свободны, кроме дневальных и караульных. Попугаев, Бражников, Дементьев, Абрамкин, Куприянов - в ближний дозор. И помните: ровно в 19-00 состоится очередное внезапное нападение условного противника. Разойдись!"
За обедом Иван Карлович сообщает мне такое, отчего я содрогаюсь всем телом, и мурашки бегут по коже.
- Нам крупно повезло, - говорит он и, как всегда, сопит и причмокивает, - что во время заварушки не горели костры.
- А то что было бы?
- Объемный взрыв, - коротко отвечает энтомолог, чем повергает меня в шок.
- Оборонная жидкость этого жука легко воспламеняется, как аэрозоль, распыленная из баллона. Последствия могли быть ужасными! Вплоть до полного уничтожения людей. Мы все сгорели бы заживо.
- Боже! - взываю я к небесам в смятении. - Как же нам действовать впредь в подобной ситуации?
- Не подпускать жука к костру, отпугивать его еще на подступах к лагерю... или не разводить костры. Другого ничего не могу посоветовать.
- Не разводить костры мы не можем. Иначе заплесневеем от сырости, да и всухомятку питаясь, далеко не уйдешь... Значит, придется еще усилить охрану. Хотя она и так усилена, дальше некуда. Разве что осталось окопаться и принять перманентную круговую оборону... Надеюсь, жуки другой разновидности менее опасны?
- Ну, как вам сказать... В пожарном отношении - да. Зато, например, жук-майка сильно ядовит. 30 грамм его яда убивает человека. И если попадется его гигантский прототип, то сами понимаете...
- Ясней не бывает, - удрученно киваю головой. - Что же это, теперь нам придется шарахаться от каждого жука?
- Ничего не поделаешь, батенька, - вздыхает ученый энтомолог, сербая суп. - Они здесь хозяева, а мы - гости.
Опять блаженный покой охватывает меня, когда все хлопоты дня позади, и я ложусь спать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мировому Разуму, думаю я, все равно - в прошлом ли, в будущем ли развивается цивилизация, лишь бы она развивалась. Подходящих планет действительно не так уж много. Нужно заполнять разумом все возможные временные отрезки. А от воздействия на будущее мы очень надежно ограждены. Грядущие катаклизмы сотрут все следы нашего пребывания на планете так же чисто, как это делает ластик, стирая рисунок с бумаги. Но к тому времени мы уже сможем колонизировать полгалактики!..
Глава двадцать вторая
КОНТРЫ
Глупец я или злодей, не знаю; но то верно,
что я также очень достоин сожаления.
Лермонтов, "Герой нашего времени"
32-й день 1 года Э.П. Пятый день пут.
Позавтракав и затушив костры (мы охраняли их, как, наверное, не охранял огонь первобытный человек, не имеющий спичек), мы трогаемся в дальнейший путь. К тому времени наши слепые прозрели, контуженные оклемались, раненного в руку казака мы включили в число штатских лиц и отправили в центр колонны. По идее, с вычетом съеденных продуктов, наши рюкзаки должны были полегчать, но они почему-то сделались еще более неподъемными. Сказывается общая усталость. А ведь мы еще и трети пути не прошли. Ну, ничего, трудный путь закаляет тело и дух. По себе знаю.
Держаться достойно мне теперь очень помогают ежедневные мои многокилометровые прогулки, которые я, с пунктуальностью англичанина, совершал в не наступившем еще ХХ веке. С какого времени - не помню, но однажды взяв за правило: ходить по какому-нибудь маршруту пять, семь километров, неукоснительно выполнял его и в дождь, и в снег, и жару.
Мое положительное отношение к закалке организма ходьбой сложилось еще в ранней молодости, "когда я на почте служил ямщиком", то бишь почтальоном, вернее, доставщиком телеграмм. На телеграф я вынужден был устроиться работать, иначе бы меня выперли в детскую школу. Ведь я учился в ШРМ - школе рабочей молодежи. Так я ступил на трудовой путь. И вот что меня тогда особенно поразило: я - молодой, здоровый, семнадцатилетний парень, отбегав по городу полную смену, приплелся домой еле живой, так и не выполнив норму. Часа два или более отлеживался, задравши кверху ноги, до слез мучился от болей в икроножных и бедерных мышцах. На следующий день ходил в раскорячку и опять не выполнил норму, а некая бабушка-пенсионерка, ветеран телеграфного труда, неспешно семеня по городу на своих сухоньких, как у козочки, ножках, ежедневно досрочно выполняла и перевыполняла норму-часов. Я был устыжен. Я посчитал это вызовом. Но лишь позже уразумел, что все дело в ежедневной тренировке. До сих пор в ушах моих звучат слова, сказанные этой бабушкой-пенсионеркой: "Ты еще цветочек...". Елеем и миррой пахнут они.
