— Идея лорда Стерлинга, милая моя. Придется вам разбираться с ним самой. Но я и вправду умер бы, если бы он не зашел ко мне в квартиру — чтобы допросить меня и предъявить обвинение!
Синие глаза лорда Брайана проницательно смотрели на сэра Джона.
— Для меня было большим удовольствием узнать, что я еще не разучился верить невинным.
— Вы могли бы сказать мне об этом! — гневно бросила Камилла Брайану.
Он пожал плечами:
— Простите. Виноват. Но я не воспользовался шансом. Если бы все поверили, что сэр Джон умер, на него перестали бы покушаться.
— Да, об этом теперь можно судить на все лады — до скончания века, — прошептал Хантер. — Лорд Уимбли, Алекс, и даже та мелкая сошка, Грин, все мертвы, и мы никогда не узнаем всех обстоятельств.
Эвелин встала, пылая гневом:
— Возможно, я и не права, но мне очень жаль, что Алекс не помучился так же, как мучались супруги Стерлинг. Да, он тоже умер от укусов змей, но довольно быстро — я уверена. Он избежал виселицы и презрения общества — за свою непомерную жадность и жестокость.
Тристан встал и подошел к ней:
— Но все кончилось, добрейшая миссис Прайор. Все уже закончилось. Всем хватит.
— Вполне. В этом вся суть, — негромко сказал Брайан. Он повернулся к детективу Клэнси: — Прокачусь с вами в город. Думаю, вместе мы лучше всего сумеем объяснить суть дела. Тело уже забрали? — спросил он.
— Да, — ответил Клэнси, — не вините моих коллег — бедняги боялись напороться на змей. Сбились в кучу, словно истерички перед мышью!
— Женщины не боятся мышей! — сказала Камилла и удивилась, услышав, как Эвелин почти в унисон с ней произносит те же самые слова.
Они одновременно рассмеялись нервным смехом. У всех полегчало на сердце, хотя от печальных событий остался осадок на душе и сожаление о человеческих жизнях, загубленных жадностью.
— Я поеду с вами, — обратилась Камилла к Брайану.
Он рассеянным жестом коснулся шрама на щеке, и она поняла, что ему надо еще привыкнуть жить без притворства, с открытым лицом — ведь он не чудовище.
— Камилла, в этом нет необходимости, — ответил он.
— Это необходимо мне, и я решила поехать с вами, — твердо заявила она. Затем добавила: — Прошу. Правда, мне не хочется оставлять вас.
Она думала, что Брайан снова станет возражать. В конце концов, он выстрадал это дело, долго и страстно добиваясь справедливости. Эта боль, печаль, утрата — все его. Наконец-то все закончилось. Теперь он может позволить себе быть графом Карлайлом — во всех смыслах — и занять достойное место в светском обществе. А она снова вернется к своей будничной жизни. Но сейчас ей непременно хотелось быть с ним.
— Брайан, — шепнула она.
— Как пожелаете, любовь моя, — сказал он.
* * *
Поздно вечером они наконец-то уехали из полиции, где им пришлось снова и снова пересказывать все дело. Брайан и Клэнси подготовили заявление для печати, с тем чтобы прекратить все нелепые слухи о проклятиях, заклеймить всех, кого следует, — и отдать должное высокочтимой королеве, отечеству и просвещению.
Они ехали в замок Карлайл и наконец-то были в карете совершенно одни.
— Чем вы теперь займетесь? — спросила Камилла.
Он повернулся к ней и сказал с усмешкой:
— Нанять садовника? Превратить поместье в публичный музей — по выходным? Привезти сюда несколько дюжин сирот на пикник и игрища?
Она улыбнулась:
— Что до меня, так я по-прежнему на работе. Сэр Джон наверняка останется начальником отдела. Интересно только, кого попечители назначат куратором вместо лорда Уимбли.
Брайан помолчал с минуту.
— Меня.
Она изумилась:
— И вы… желаете вступить в эту должность?
— Конечно. Моих родителей убили люди, а вовсе не научные изыскания или чудеса исторической науки и Древнего мира.
— Что ж, тогда я, по крайней мере, не останусь без работы, — прошептала она.
— Останетесь.
— Вы уволите меня?
— Однако я не понимаю, как вы сможете занимать прежнюю должность.
— Вот как? — Камилла похолодела, и душа ее ушла в пятки — она не могла продышаться.
— Экспедиция по Нилу может продлиться несколько месяцев.
— Вы возьмете меня в экспедицию?
— Нанять вас? Боже праведный, нет!
Даже в сумерках она видела блеск в его глазах.
— Тогда что же вы предлагаете, лорд Стерлинг?
— Любовь моя, как египтолог вы дадите мне сто очков вперед. Но что касается вашего найма на работу — даже не представляю, как можно нанять собственную жену на медовый месяц!
Сердце прыгнуло у нее в груди. Медовый месяц! Нил, экспедиция — прежде она лишь мечтать могла о таком.
Камилла отвернулась, чтобы не показать выступившие на глазах слезы:
— Мне не нужны благородные жесты. Вы ясно сказали, что никогда не женитесь на простолюдинке; какие бы шарады вы ни разгадывали, я все равно останусь вне вашего круга. Когда утихнут все эти страсти, какой-нибудь въедливый репортер выведает, что моя мать была портовой шлюхой и…
— Камилла?
— Что? Я просто рассказываю…
— Не надо.
— Что — не надо? Вы единственный…
— О боже, как же вы любите спорить! Придется привыкнуть к такой жизни или найти какой-то способ закрывать вам рот. А! Кажется, я знаю одно средство!
И прежде чем она успела возразить, он прижался губами к ее рту. Когда он наконец прервал этот нежный и страстный поцелуй, она уже успела забыть все, о чем собиралась говорить.
— Молодец, вот тихоня! — поддразнил он. — Я говорил те слова нарочно. Мне искренне жаль, что вы не застали моих родителей в живых. Они принадлежали к элите — во всех смыслах, но всегда были свободны от классовых предрассудков. Моя мать полюбила бы вас. Она восхищалась бы вами и вашей матерью, потому что вы, не имея ничего, смогли найти себя. Абигайл, моя милая, была прежде всего матерью, по призванию. Она оценила бы — с великим сочувствием и восхищением — все, что сделала ваша мать для вас и вашего будущего.
— Но вам нет нужды жениться на мне только из-за того…
Он прижал палец к ее рту:
— Боже милостивый, дайте мне закончить! — Улыбка смягчила его жесткие слова. — Я женюсь на вас не «только из-за того». Ах, Камилла! Вы талантливы, упорны — и в то же время так наивны порой! Я люблю вас — до сумасшествия, я люблю вашу целеустремленность, ваше упрямство, ваш ум — и ваше беспечное желание следовать велению своего сердца. Но вам придется оставить привычку рисковать своей жизнью — и я настаиваю: моя жена должна быть вне опасности! Камилла, неужели вы не понимаете? Ведь дело не столько в маске. Вся моя жизнь казалась мне уродливой, постылой, проклятой. И вот вы ворвались в мой мир — и сняли эту маску и проклятие. Без вас, боюсь, я снова провалился бы в свои несчастья — навечно. Но вы никогда не позволите мне упасть, правда?
