– Тебе разве не сказали, что корпорации нужен штурман?
– Да, мне сказали. – Все мои силы уходят на то, чтобы не грохнуться перед ним на пыльный ковер. Стоять прямо нет сил.
– Тогда в чем дело? Или ты думаешь, что у моих людей есть лишнее время гоняться за тобой по всей Лиме?
– Я не подозревал, не думал, что лично вы… Так высоко я не смел…
У меня заплетается язык, я не имею над собственными словами почти никакой власти. Что я лепечу?! И почему так вялы, нелепы мои движения, жесты, слова? Почему сознание уходит в почти не осязаемый мир и почему Гравс никак не поймет, что меня необходимо оставить в покое?
– Теперь ты знаешь. Не будем терять времени. – Он идет к столу, протягивает мне магнитокарту. – Подпиши. Это твой контракт. Ты будешь получать сто кредотов в неделю.
Это в четыре раза больше того, что я получал на «Тандере», но цифра не производит на меня никакого впечатления. Я прекрасно осознаю все, что происходит. Я вижу себя словно со стороны: я насосался кренга и подпишу этот чертов контракт, не читая. Потому, что всего важнее для меня сейчас покой. И потом, человек должен кому-то служить, зарабатывать себе на хлеб. Мне предлагают хлеб с маслом, зачем же отказываться? Я и не отказываюсь. Я даже знаю, что позже, когда действие кренга отпустит меня, я жестоко пожалею об этой минуте, и все же подписываю контракт. Кажется, один раз я уже это сделал… В другое время, в другом месте… Тогда мне, видите ли, захотелось романтики… О чем это я? Ах да, кренг…
Секронг мной доволен. Он прячет магнитокарту в стол. По длинным коридорам меня почти несут на руках.
Через какое-то время я понимаю, что хорошо выспался. Что мне приснился дурацкий сон. И что, наконец, теперь я проснулся в своей каюте на «Тандере». Вот только потолок, пожалуй, низковат. Да и стены… Я чувствую, как холодный пот заливает мне спину. Это не «Тандер»…
Переборки дрожали от ровного гула двигателей. И значит, мы на форсаже уходили в открытый космос, с каждой секундой все дальше от Лимы, которую я так мечтал покинуть, и от той, что лишь улыбнулась мне на прощание. В надсадном реве двигателей отчетливо слышались слова, которые она так и не сказала… «Навсегда! Навсегда! Навсегда!» И потому, что это было для меня важнее всего остального, важнее даже желания выяснить, где я нахожусь, по всему этому я понял: ее месть оказалась сильнее, чем все, на что она могла рассчитывать, отдавая меня в лапы корпорации.
«Рендболл» был грязным кораблем. Грязным и жестоким. Третью неделю он шел, грубо вспарывая пространство, от пояса внешнего защитного кольца системы Акма, нимало не заботясь о маскировке. Его капитан привык к безнаказанности. Десятки лет боевые крейсеры империи хозяйничали в этих пространствах, не встречая никакого противодействия. Но времена медленно менялись. Сегодня уже приходилось выполнять некоторые элементарные правила: корабль не мог нести на себе опознавательных знаков Комора, соблюдал радиомолчание в зоне охоты, а дома перестали бурно отмечать их победы, как это бывало раньше. Официально флота «икс» не существовало вообще.
Зато теперь их труд лучше оплачивался, и к концу службы каждый из них, не считая, разумеется, рабостов, мог получить солидный кусок тех благ, добытчиками которых они являлись для Комора. Законные налоги империи сегодня приходилось собирать с помощью боевых кораблей, но в этом не было вины флота. В этом виноваты те, кто не понимал, что только под руководством Комора возможно их нормальное существование. У империи, правда, не осталось внешних врагов, и сама функция защиты приобрела поэтому некую эфемерность, но это уж дело большой политики. Задача флота проще и конкретнее: в страхе держать непокорные колонии и продолжать снабжать империю необходимым сырьем, товарами, энергией – всем тем, чем они привыкли пользоваться многие столетия и что, в силу уже одной только этой привычки, безусловно принадлежало им.
Гагаров – капитан «Рендболла» – маленький человечек лет пятидесяти, занимался выверкой курса. Он вовсе не обязан был это делать, но его штурман, пьяница Горенс, вновь ошибся в счислении на несколько сотых градианта. И теперь выяснилось, что орбита корабля подходит слишком близко к планете. Перемена траектории в гравитационном поле системы – удовольствие слишком дорогое и к тому же небезопасное.
Процедив несколько проклятий, Гагаров решил все оставить как есть, удовлетворившись сознанием того, что это последняя ошибка Горенса. В министерстве кадров их наконец-то снабдили новым классным специалистом. Неизвестно, правда, каким он окажется в деле. Эти интеллигентные мозгляки с технологических миров и окраинных зон империи слишком часто не могли приспособиться к суровому корабельному быту. Уже через несколько месяцев они ни на что не годились. Их приходилось снова и снова списывать. Впрочем, надо отдать должное министерству флота – оно на это закрывало глаза.
Гагаров жадно всматривался в раскинувшийся на корабельных экранах пейзаж беззащитной планеты. Лакомый кусочек, сверкающий на западе, из затемненной ночной части, заманчивыми блестками городов. Самой планетой, к сожалению, они заняться не смогут.
Вот уже более десяти лет корабли «икс» флота осуществляли свои операции только в открытом космосе, избегая слишком явного вмешательства в дела колоний. Им приходилось довольствоваться сырьем с лимейских рудников, захватом транспортов да редкими экспедициями в отдаленные поселения, слишком уж явно цеплявшиеся за собственную независимость. Время от времени таким поселениям приходилось напоминать, кто является истинным хозяином в этой части космоса. Командование флота, озабоченное ухудшающейся с каждым годом политической ситуацией, требовало все более строгого соблюдения правил.
Если бы не ошибка штурмана, они смогли бы перехватить очередной акменский транспорт после того, как он войдет в рейсовый режим, в стороне от охраняемых внешними станциями орбитальных трасс. Но проклятый Горенс был пьян в стельку третий день! А чтобы рассчитать маневр корабля в сто тысяч тонн массы покоя в такой близости от планеты, нужен был специалист высокого класса.
Капитан терпеть не мог разговаривать с новичками до тех пор, пока их полностью не подготовят к службе, но сейчас понял, что для нового штурмана придется сделать исключение.
К капитанской рубке меня доставил посыльный. На кораблях класса «Рендболла» это целые апартаменты. Так было и здесь. Ожидая в приемной, я подытожил полученные по дороге впечатления: итак, я все-таки попал на военный имперский крейсер. На один из тех кораблей-призраков, существование которых упорно отрицалось официальной пропагандой Комора.
Название и регистрационный номер крейсера не трудно было установить – они выбивались почти на всем оборудовании. Память услужливо подсказала его энергетический запас: сто сорок тысяч гигаватт. Таких кораблей в реестре империи было всего шесть, неудивительно, что я его запомнил. Я помнил и еще одно немаловажное обстоятельство – «Рендболл» был списан и отправлен на переплавку примерно года два назад, и в настоящий момент официально такого корабля не существовало…
Наконец дежурный офицер по поручениям пригласил меня в приемную. Капитан «Рендболла» восседал за огромным столом, вокруг которого полукругом стояли старинные кресла. На стенах висели картины известных мастеров, и я готов был поклясться – это подлинники. В целом же обстановка кабинета производила впечатление склада антиквариата. Может быть, хозяин пытался воспроизвести интерьер двадцать шестого века, когда в ходу было такое смешение стилей? Вряд ли. Скорее всего, эти вещи оказались здесь вместе совершенно случайно.
Сам капитан, занятый какими-то терминалами и грудой бумаг, не обращал на меня внимания, слишком явно показывая, как немного значит для него моя особа. Это был маленький человечек, неряшливо одетый, со сломанной, видимо еще в юности, переносицей. Последующая пластическая операция не удалась, или ее делали дилетанты. Косоглазие осталось, и теперь, когда Гагаров в упор разглядывал собеседника, создавалось странное впечатление, что капитан разговаривает с кем-то невидимым, поскольку оба его глаза смотрели куда угодно, только не на человека, с которым он говорил.
Закончив наконец свои дела, капитан обратился ко мне, так и не предложив сесть. На торговом флоте не принято навытяжку стоять перед начальством. И хотя «Рендболл» являлся военным кораблем, мне звания никто не присваивал. Поэтому, едва капитан отложил в сторону свои бумаги, как я позволил себе пересечь его роскошный кабинет и весьма непринужденно развалиться в одном из антикварных кресел.
Он даже поперхнулся от подобной наглости и несколько секунд собирался с мыслями. Я отметил, что когда он продолжил, у него хватило ума не обсуждать со старшим офицером мелочные вопросы субординации. Я был знаком с табелью о рангах военного флота и знал, что штурман по должности и там считается вторым помощником капитана.
