Теперь эта сцена приобрела надо мной странную власть. Я вновь видел лицо Илен, за минуту до того, как она повернулась, открыла дверь и молча, навсегда ушла из моей жизни. Лицо ее чуть заострилось, чуть смазались его черты, удлинились волосы – сейчас это было лицо другой женщины. До боли знакомое и незнакомое одновременно. Я видел ее так ясно, словно она стояла тут, в моей замусоренной железной клетке.
Она взглянула на меня перед тем, как выйти, и от ее василькового взгляда мной овладело необъяснимое оцепенение. Полусон-полуявь. Воздухопроводы работали плохо, и затхлый, пахнувший горелым пластиком воздух донимал меня даже во сне. В конце концов я окончательно проснулся от вони. Пахло чем-то едва ощутимым, отвратительно мерзким, но не горелым пластиком. Самым неприятным показалось то, что запах был мне определенно знаком, но я никак не мог вспомнить, что он должен означать. Хотя в минуту пробуждения на какую-то долю мгновения мелькнула и пропала странная мысль о том, что я совершенно точно знаю все об этом запахе. А потом, проснувшись окончательно, ничего не мог вспомнить. Опять гипноблок? И тут я почувствовал, что дело здесь совсем не в гипноблоке…
Двенадцать витязей, стоя спиной к спине у скалы, высокой и узкой, отражали атаку. Они стояли здесь давно и рубились яростно. Им некуда было отступать, потому что позади была отвесная скала, а на ней замок, который они охраняли…
Битва продолжалась долго. Слишком долго. И усталость я чувствовал такую, словно стоял среди них…
Картина казалась яркой и сочной, будто я ощущал на себе самом всю тяжесть этой битвы. Неумолимый натиск врагов и безмятежность… Самое непонятное – безмятежность. Потому что в их сердцах не было ни ненависти, ни горечи. Я знал это совершенно точно, как и то, что битва уже проиграна и враги через несколько бесконечных минут ворвутся в замок, переступив через наши поверженные тела. И это ничего не меняло, значение имела лишь сама битва, лишь то, по какую сторону скалы стоял каждый из нас…
Сталь звенела от ударов, и искры, голубые, яркие, вместе с каплями нашей крови падали в траву, оставляя на ней несмываемый след…
Замерев, я всматривался в эту не имеющую отношения к данности картину. Но наваждение уже отпускало, таяли стены замка, похожие теперь на разорванные ветром клочья тумана. В последний миг мне показалось, что остатки видения уходят сквозь многометровую титанитовую стену корабельного борта, не ощущая преграды. И оттуда, им навстречу, тянутся длинные лучи звезд…
Окончательно я очнулся от гулкого удара, потрясшего корпус «Рендболла». Казалось, гигантская металлическая туша корабля содрогнулась всем своим нутром. Характерный протяжный вой тормозных и поворотных двигателей, скрежет металла от переходных причальных тамбуров означали, что к нам прибыли гости.
Встреча в космосе с другим кораблем не такое уж частое событие. Но сколько я ни прислушивался, толстенные переборки не донесли до меня больше ни единого звука.
Утром стюард, подавая завтрак, тихо прошептал: «Ночью пришел рейдер из Лимы. С вами хотят говорить. Тайные люди – очень важный беседа».
Больше мне ничего не удалось узнать, несмотря на все старания. Стюард лишь прижимал палец к губам да кивал на неработающие телесканеры, словно не он сам в прошлый раз сказал мне о том, что они неисправны. Выскальзывая за дверь, он шепнул лишь одно слово: «Ждите!»
Одетый в новую, недавно выданную форму, начальник службы безопасности «Рендболла» лейтенант Лоуэлл сидел в своем кабинете один и, пощипывая верхнюю губу, усы на которой все никак не могли занять отведенное им в мечтах место, читал новый, только что полученный из центра приказ. Приказ пришел нарочным с рейдера, и поскольку такого никогда еще не случалось, Лоуэлл читал приказ старательно, как криптограмму, желая уловить скрытый между строчками смысл.
Но то ли такого смысла не было вообще, то ли у Лоуэлла не хватало для этого опыта, ничего, кроме банальнейших казенных фраз, извлечь из документа ему не удавалось.
«Вам предписывается… Обеспечить необходимую секретность… Предоставить полную самостоятельность… Поступаете в распоряжение…»
– Я им что, кукла? – спросил Лоуэлл, обращаясь к письменному столу, на что тот, естественно, ничего не ответил. Тогда лейтенант решительно встал и прошелся по кабинету, все убыстряя шаг. В голове почти мгновенно сложился отличный план предстоящей операции, не той, которая предписывалась ему приказом, а придуманной самостоятельно и предназначенной обеспечить полную ясность происходящего для него лично.
Гости пожаловали минут через сорок. Двое – в форме инженерной службы крейсера, третий оказался моим старым знакомым, боевиком Ловинского, тем самым, с которым мне пришлось драться. Критонов сопровождал нас и в подземельях Лимы, однако сейчас сделал вид, что не узнал меня. Я охотно последовал его примеру, поскольку человек этот мне не понравился своей жестокостью и непредсказуемостью поступков. А после случая с сонаром я вообще не слишком доверял людям Ловинского.
Совершенно непонятно, как этот человек очутился на «Рендболле». Неужели для его доставки отправили специальный корабль? Это казалось слишком невероятным. Сдержав свое любопытство, я промолчал, внимательно разглядывая своих гостей. Тот инженер, что был постарше, держался непринужденно и своей улыбкой, показным добродушием старался заранее расположить меня к себе. Второй, совсем почти мальчишка, с едва пробивающимися усиками, прятал взгляд и топтался у самого входа, почему-то не желая, чтобы я обратил на него внимание, и тем самым, разумеется, вызывал к себе наибольший интерес. Форма на нем сидела мешковато, словно наспех подбиралась с чужого плеча. Он не задавал вопросов и ни разу не поднял глаз.
Разговор начал тот, что постарше. Представился он как уполномоченный Тетрасоюза Ларсон. Выходило, Комор отправил рейдер за четыреста парсеков, чтобы любезно предоставить своим политическим противникам возможность встретиться со мной. Критонов предпочел в разговор не вмешиваться, и все это начинало сильно смахивать на плохой любительский спектакль с переодеванием.
Ларсон говорил о чести, о том, что я в неоплатном долгу перед Тетрасоюзом, спасшим мне жизнь и организовавшим побег с Лимы. Суть его путаного монолога в конце концов свелась к тому, что настала пора действовать. На «Рендболле» все готово для захвата корабля людьми Тетрасоюза, а мне предназначена во всей этой детективной истории роль штурмана, которую я якобы уже обещал Ловинскому.
– Бунт в открытом космосе по законам Комора карается смертью. Рисковать жизнью ради интересов Тетрасоюза, к которому я не имею ни малейшего отношения, не такая уж малая цена. Почему, собственно, вы думаете, что я соглашусь на такое предложение? Что касается бегства с Лимы, то, мне помнится, меня доставила на этот корабль полицейская служба корпорации.
Ловинский преспокойно позволил корпорации загнать меня в угол, чтобы удобнее было потом из него выуживать. Это злило меня больше всего. Мною просто пытались воспользоваться в своих интересах деятели Тетрасоюза и любезно предоставили мне роль пешки в своих непонятных играх.
– Послушайте, Крайнов, в конце концов, мы можем найти другого человека. На рудниках Сверсона живут недолго… И выбор у вас небольшой.
– Выбор у меня действительно небольшой. Но тем не менее я отказываюсь от вашего предложения.
– Вы не можете этого сделать! Мы готовили всю операцию в расчете на вас, мы затратили массу средств, времени, мы рисковали жизнью наших сотрудников!
– Очень сожалею. Меня просто забыли спросить о согласии вовремя.
– Может быть, мне просто пришить его? – спросил Критонов.
– А корабль поведешь ты, что ли? Скажите прямо, Крайнов, чего вы хотите? Денег?
Ларсон уже с трудом владел собой. Я вовсе не собирался провоцировать его на непродуманные крайние действия. В конце концов, Критонову ничего не стоило воткнуть нож в любого человека.
– Мне хватает моего заработка. Но если вы отдадите «Рендболл» под мое начало, тогда я, возможно, соглашусь.
Честно говоря, я сам удивился этой фразе, она прозвучала неожиданно, помимо моей воли. Я не собирался становиться капитаном, даже не думал об этом – и вдруг на тебе!
– Я не могу этого сделать без согласия штаба! У нас уже есть человек, которому будет поручено командование кораблем…
– Кто он? – впервые вмешался в разговор тот молодой инженер, что все время держался в сторонке. Его вопрос явно не понравился Ларсону.
– Когда придет время, вам сообщат!
– Видите, как мало вы доверяете собственным сотрудникам! – Я сразу же воспользовался подвернувшейся возможностью. – А еще хотите, чтобы я вам доверял! Нет уж, только если управление кораблем будет в моих руках – я соглашусь рискнуть.
– Я предупреждал вас о том, что Крайнов ненадежен! Мы не можем ему доверять. А теперь он знает слишком много и его придется ликвидировать! – гнул свое Критонов.
