Верена закрыла дверь, включила верхний свет — простой оловянный светильник — и чуть не упала в обморок от испуга: перед ней стоял Раш.
— Господи, как ты меня напугал! Чего тебе? Я устала.
— Я тоже устал, Верена, — проговорил Раш тихим, чужим голосом. — Я тебя давно дожидаюсь.
— Да? Ну и что? Спокойной ночи. — Верена вернулась к оставленной нараспашку двери и приняла выжидательную позу.
Он двинулся к ней, покорно наклонив лысеющую голову, но вместо того чтобы убраться, с треском захлопнул дверь.
— Мне надо с тобой поговорить.
Верена вошла в свою крохотную ванную и до отказа отвернула оба крана. Он был зол — об этом свидетельствовали засунутые в карманы кулаки.
Она увидела его в зеркале: он стоял у нее за спиной.
— Здесь и для меня одной мало места, Раш, только тебя не хватало! Подожди за дверью, — сказала она его отражению.
Он промолчал. От взгляда его черных глаз некуда было деться. Верена открыла сразу три баночки и, беря понемногу из каждой, намазала кремом лицо.
— Позволь, я тебе помогу. — Раш взял ее за плечи, развернул и присел на унитаз. Она напряженно ждала, пока он возьмет из корзинки на полке вату и вытрет ей лицо.
— Спасибо, дальше я сама. — Она встала и наклонилась над раковиной, чтобы умыться.
— Ты почти никогда не называешь меня папой. Почему?
— Брось! Ты сам знаешь почему. — Она прошла мимо него. — Хватит, уже поздно.
Избегая его взгляда, она сняла с крючка в ванной фланелевую ночную рубашку, надела ее через голову и только после этого сняла белье. Она знала, что он на нее таращится, чувствовала, что фланель — не преграда для его взгляда, но все же надеялась, что ей удалось соблюсти приличия.
Следуя за ней по пятам, Раш случайно наступил на подол ее рубашки. Верена услышала, как рвется ткань, и обнаружила, что в дыре красуется ее голое бедро. Оба промолчали.
Она села в кресло-качалку. Теперь от нее требовалась удвоенная осторожность. Она знала, что Раш порвал ей рубашку не нарочно, но боялась, что он может пойти дальше. Раш был более упорным бойцом, чем любой из тех, кого она знала, — за исключением ее самой. Раскачиваясь, она пристально следила за ним.
Он подошел к ее туалетному столику с зеленым кувшином — собственным подарком ей в честь возвращения из Ки-Уэст. Поставив кувшин на полку, он стал аккуратно складывать на столике ее одежду, валявшуюся кучей на полу. Трусики он складывал вчетверо, блузки застегивал до половины, колготки складывал вдвое, носками вместе. Верена всегда была неряхой и никогда не вешала одежду в шкаф. Она вспомнила гардеробную Раша на первом этаже — аккуратную до тошноты. Носки лежали там в ящиках ровными стопками, начищенные башмаки ждали своей очереди во фланелевых мешочках, рубашки висели в одном шкафу (он никогда не складывал свои рубашки), брюки и пиджаки — в другом. Все это напоминало образцовый взвод на смотре. Наблюдая, как он убирает ее вещи, Верена, как всегда, поражалась быстрым движениям его белых рук.
Она знала о его руках все. Если разобраться, то и о нем самом она знала все. Он без утайки рассказал ей о своей жизни еще до того, как заставил ее вести себя с ним, как «испорченная девчонка». Ей казалось, что она — человек с изъяном, почему ей не жаль Костю, русского мальчика, так много знавшего о самом себе?
Она выслушивала снова и снова невозможно грустную историю. Глядя на него, она догадывалась, что он молча рассказывает то же самое себе самому. В данный момент он вспоминал шрамы на своих руках. Потом ему сделали пластическую операцию, и шрамы исчезли. Он был так беден, что не мог купить уголь для печки и отморозил кисти рук. Он оборачивал руки старым тряпьем и делал уроки у огня. Дядя Арчер застал его руки еще в прежнем виде. Видимо, он был единственным, кто столько знал о Раше. Для всех остальных, даже для Мэнди, Раш был загадкой. Как он смеет так предавать Арчера?
Она продолжала раскачиваться, отталкиваясь босыми ногами от пола. Ей вспомнился его рассказ о первых днях в колледже, когда он чувствовал себя в Гарварде выродком-брюнетом в море блондинов. У него был всего один костюм, но сосед по комнате, Арчер Рейсом, настоял, чтобы Раш его выбросил. Взяв маникюрные щипчики, Верена взялась за заусенец. Арчер отдавал Рашу свои вещи, поносив их совсем немного. Он был на дюйм ниже и гораздо плотнее. Верена неудачно поддела ноготь и стала слизывать кровь. Ей вспомнилась кульминация его гарвардской эпопеи — роман с рыжеволосой красавицей, которую он называл Тэсс.
Раш поставил в центре комнаты стул с высокой прямой спинкой, сел на него верхом и уставился на Верену, обхватив спинку руками. Она стала раскачиваться опять, не сводя с него глаз. Думает ли он сейчас о Тэсс? Ведь она никогда не выходит у него из головы.
— Раш, через три часа мне надо вставать и идти в школу!
— Хочешь меня прогнать?
Ее удивил его голос — спокойный, рассудительный. У Верены стало сухо во рту, сердце затрепетало. Главное — не поддаться на обман!
— Просто хочу, папа, чтобы ты отложил разговор на завтра.
— А я хочу, — он сделал глубокий вдох, — чтобы ты объяснила, почему вдруг назвала меня папой. Это способ польстить?
— Я не собираюсь тебе льстить. Как еще мне тебя называть? Лично я не знаю.
— Я люблю тебя, Верена.
— Вот и славно. Остальное завтра, ладно?
— Я хочу поговорить о нас.
— О нас? — Верена усмехнулась. — Что за «мы»? Мне пора спать, Раш. Спокойной ночи.
— Ты вполне можешь уделить несколько минут человеку, добившемуся для тебя роли в «Последнем шансе».
Верена подняла глаза к потолку.
— Без комментариев.
— Где ты была после приема?
— Дома.
— Дома? Я тебя ждал.
— Я бегала.
— В два часа ночи?
— Почему бы и нет?
— Тебе не понравился подарок?
— Сначала понравился, а теперь не нравится.
— Почему же?
— Потому.
— Объясни, дорогая моя.
— Не называй меня «дорогая»! — Она перестала раскачиваться. — Потому что это — грязная взятка.
— Зачем мне тебя подкупать?
— Чтобы я не проговорилась, какую гадость ты подстроил дяде Арчеру.
— Наверное, ты права. Позвав тебя в библиотеку и заведя при тебе беседу с сенатором Пирсом, я намеренно превратил тебя в свою соучастницу. Теперь мы сообщники, нравится это тебе или нет.
— Если ты считаешь, что я позволю тебе погубить дядю Арчера, то ты плохо меня знаешь. — Она встала с кресла и подошла к нему. — Помнишь журналистку Либерти Адамс? Я все ей рассказала на приеме. Так что и думать забудь о своих подлых планах! Я выдала тебя с головой.
Раш побледнел. Она сняла с кровати плед и залезла под простыню.
— Не понимаю, как ты можешь так поступать с человеком, который вылечил тебе руки и во всем помогал!
