Но для обороны Кронштадта и столицы с моря решено было создать Особый отряд малых миноносцев под началом капитана 2-го ранга Н.М. Беклемишева. В него должны были войти закупаемая в Германии «Форель», поскольку совсем уж обижать главного лоббиста фирмы Круппа, германского кайзера, Николай не хотел, а также приобретенный в САСШ «Фултон» конструкции ирландца Джона Холланда. На этого последнего, имел на будущее особые виды Петрович. Кроме них к отряду причислялись наши «Дельфин», «Касатка», «Петр Кошка» и 14 малых ПЛ Джевецкого. Последние предстояло переоборудовать по проектам лейтенантов Яновича, Колбасьева и Боткина, дабы энтузиастам подплава было пока чем заняться…
«Фултон», еще в Америке лишившийся монструальной и совершенно бессмысленной пневматической динамитной пушки Зелинского, был отправлен в Россию в состоянии, аналогичном тому, в каковом он прибыл в нашей истории. Иначе было с «Форелью». Эта малая лодка конструкции д’Эквилея, была чисто электрической. В нашем «мире» она была подарена России Крупом в качестве пикантного дополнения к контракту на постройку трех ПЛ типа «Карп», теперь аннулированному. Но поскольку, с одной стороны, политически было важно дать немцам хотя бы утешительный приз, а с другой, — заведомо ущербный корабль получать не хотелось, «Форель» была приобретена в несколько измененном виде.
Личный офицер связи кайзера при российском царе Пауль фон Гинце принес Государю не телеграмму даже, а пространное письменное послание от Вильгельма на тему «обид» Круппа и горестей его монарха по этому поводу. При этом кузен Вили прозрачно намекал, что его частные верфи способны строить для России броненосцы, а не только крейсера и всякую мелочь. Что заказ «Ретвизана» в Америке — это просто черная несправедливость по отношению ко всем немцам и т. д. и т. п. Однако, несмотря на все увещевания родственника, Гинце был извещен Николаем лишь о желательности приобретения доработанной «Форели», но твердом отказе покупать три больших ПЛ конструкции д’Эквилея, строящихся верфью «Германия». В итоге, они и стали первыми подлодками под кайзеровским флагом — бразильцы и голландцы, с которыми фирма Круппа вела переговоры, от них тоже отказались.
Обиды — обидами, но деньги молодой крупповской верфи были нужны, и «Форель», модернизированная по требованию заказчика, приступила к заводским ходовым испытаниям в конце июня. Кроме электромотора, она была оснащена керосиновым мотором Кертинга для надводного хода, построенным по чертежам российского инженера Тринклера, до лета работавшего главным конструктором этой фирмы, но взявшего расчет сразу после получения через Луцкого строго конфиденциального послания от Эммануэля Нобеля.
Для размещения кертинг-мотора и запаса топлива к нему, немцам пришлось сделать в корпусе корабля почти четырехметровую вставку. Забортные трубчатые минные аппараты для мин Шварцкопфа были заменены на рамочные, системы Стефана Карловича Джевецкого. В результате водоизмещение миниатюрной подлодки выросло до 24,6/26,4 тонн. Испытания в Кильской бухте прошли успешно, и через два месяца она прибыла в Кронштадт. Месяцем позже туда был доставлен и бывший «Фултон» — «Сом».
Сравнительные испытания нескольких типов подлодок выявили явные эксплуатационные преимущества двигателей на тяжелом топливе — нефти и керосине — перед бензиновыми. Что, собственно, и предрекали Николаю «гости из будущего». Но окончательную, как тогда казалось Вадиму и Петровичу, точку в этом вопросе поставила трагедия…
В Кронштадте, 16-го октября, при подготовке «Дельфина» к очередному выходу на ходовые испытания после замены одной из секций регулярно барахлившего бензомотора, произошел взрыв топливных паров. Возник пожар, и через несколько минут лодка затонула у заводской стенки. Погибли 9 моряков и двое мастеровых, трое из них скончались в госпитале от ожогов. Это была уже вторая катастрофа с первой российской подлодкой. Первый раз она затонула из-за ошибки экипажа практически на том же самом месте ровно четыре месяца назад, 16-го июня. Тогда погибли 10 человек, но сам факт аварии огласке не предавался. В этот раз происшествие сохранить в тайне не удалось.
В российской прессе прошел ряд публикаций, в которых сама идея создания подводных лодок была подвергнута жесткой критике, а «Дельфин» сравнивали с печально известным североамериканским «Разумным китом», при испытаниях последовательно утопившим три своих экипажа. Правда, конструкция его была такова, что наверняка он утопил бы и больше народу, если бы автор и создатель чудовища не был застрелен мужем любовницы.
Еще одним организационным выводом из этой катастрофы стало решение о придании формируемому отряду подводных миноносцев специализированного корабля-базы, не только оснащенного как первоклассная плавмастерская, но и гарантируюшего нормальный отдых для членов экипажей подлодок, поскольку условия их обитаемости оставляли пока желать лучшего и люди сильно утомлялись, делали ошибки, которые, как в данном случае, могли иметь фатальные последствия.
Для этих целей было решено использовать строящийся на Адмиралтейском заводе минзаг «Волга», поскольку его можно было переделать для новых задач относительно легко. К тому же по опыту войны на востоке стало очевидно, что для использования в своем первоначальном качестве, он будет слишком тихоходен. Обновленный корабль в строй вступил с новым именем — «Нарова». «Волгой» же, по настоянию Великого князя Александра Михайловича, был назван один из вспомогательных крейсеров-лайнеров, готовившихся для переброски на Дальний Восток Гвардейского экспедиционного корпуса.
* * *
Сразу после многообещающей аудиенции у Государя в марте, разворотистый «сын турецкоподданного» господин Захароф развил в Северной Пальмире, да и не только, прямо-таки бешеную деятельность, поскольку вероятность участия концерна Виккерса в «освоении» немалых средств, которые будут отпущены царской казной для реализации новой российской кораблестроительной программы и соответствующей этой задаче масштабной модернизации мощностей судпрома, становилась все более осязаемой.
Итогом всей этой суеты, телеграфного стрекота и бумаготворчества стало подписание в начале второй декады июня «контракта века»: между Морским министерством Российской империи и концерном «Виккерс» было заключено пакетное соглашение на участие знаменитой британской компании в «расширении, модернизации и переоснащении промышленных мощностей Кронштадского и Севастопольского военных портов, Адмиралтейского судостроительного и Металлического заводов в Санкт-Петербурге».
План работ, включающий в себя реконструкцию с серьезным увеличением размеров трех имеющихся в Кронштадте и Севастополе сухих доков, создание стапельного и достроечного кранового хозяйства, расширение и оснащение современным оборудованием и станочным парком мастерских, был расчитан на шесть с половиной лет.
По мере реализации контрактов предусматривалось вхождение концерна Виккерса и отдельных фирм, в него входящих, в акционерный капитал ряда российских предприятий. К кредитованию проектов Виккерса в России, Захароф был намерен привлечь ряд британских, бельгийских, датских и голландских частных банков.
Одновременно с Виккерсом был заключен контракт на его участие в проектировании и постройке на питерских верфях для РИФа 4-х линейных ледоколов по 12 тысяч тонн каждый, которым предстояло в будущем, воплотив в себе идеи Макарова и Менделеева, обеспечивать проводку грузовых судов и боевых кораблей Северным морским путем. Английская сторона обязалась поставить значительную часть стали для корпусных конструкций, оборудования и систем, а также винто-рулевые комплексы. Под закладку головного корабля был выделен стапель Адмиралтейского завода, второго — эллинг Балтийского завода…
Когда тайное стало явным, к удивлению сторонних наблюдателей, в Англии новости об этих сделках с противником их дальневосточного союзника не вызвали излишнего ажиотажа: ибо, как говорится, «политика — политикой, а бизнес — бизнесом». Напротив, газеты Парижа и Берлина отреагировали на произошедшее крайне нервозно. Но кричать «а почему не нам!?» было уже поздно. Первый розыгрыш мирового тотализатора под неброским названием «Российская индустриализация» завершился. Лот уплыл англичанам, а весомый кусок его — одному пронырливому греку.
«Хорошо только, что он не знает, кому именно всем этим обязан, и главное — почему, — подумал Вадим, глядя на сияющую физиономию Базиля после очередного его общения с Николаем, — иначе капитализация моей головы понизилась бы до ломаных трех копеек».
Окончательно господин Захароф убедился в том, что не прогадал, в день появления на свет Наследника Российского Престола, когда во время охватившей столицу праздничной суеты, был зван адмиралом Абазой на ужин в Императорский яхт-клуб. Там он услышал не только последние дворцовые сплетни про реакцию на рождение у царской четы сына некоторых их родственников, типа «тетушки Михень», но и в подробностях узнал о том, что именно решили Николай, его министры и адмиралы на заседании ОСДФ 19-го июня.
