встречу с отцом, с Кирзнером, Лободой, Новиковым… Вот будет что рассказать! Он снова встанет на палубу судна и будет плавать, но уже под красным флагом…
Вдруг Алек заметил, как изменилось лицо у Артема. Из бесконечно счастливого, радостного оно стало печальным, глаза потускнели, губы сжались, перестали улыбаться.
— Федор Андреевич! Что с тобой?
— Эх, дураки мы, Алексей Иванович. Не придется нам ехать. Не подумал я сразу. Обалдел от радости. Простительно, конечно, такое событие, но…
— Что но?
— Ну, подумай сам. Мы начали здесь большое деле. Многие русские не поедут в Россию. Они натурализованные австралийцы, входят в социалистическую партию, а мы их лидеры. Да не только о них речь. Вообще о рабочих. Что же будет? Мы уедем, а кто же станет продолжать еще не совсем окрепшее дело? Нет, нельзя… Еще необходимо выполнить то, чего без нас не сделают так скоро и, может быть, так успешно. Я все понимаю… Но кому-то из нас придется еще пожить в Брисбене. Дело начато, и бросать его неоконченным нельзя, невозможно…
Алек опустил голову. Он сразу понял, о чем говорит Артем. Понял и то, что он прав. Слишком много людей связано с ними, верят им, и уехать было бы предательством. Но кто же должен остаться?
Ему вспомнились приступы ностальгии у Артема, его печальные глаза, одиночество. Но и он, Алек, все эти годы мечтал о возвращении домой…
Артем сидел молча, уставившись в одну точку. Потом встал, положил руку на плечо Алека:
— Что ж, Алексей Иванович, мы с тобой не барышни. Цирлих-манирлих разводить не будем. Если согласен со мной, то давай решать. Кому ехать, кому оставаться. Мы оба большевики, обоим надо быть в России в это горячее время. Может, растянем на спичках?
Алек глядел на Артема, на его обтянутое кожей нервное лицо, на черные усики, на глаза, с нетерпением ожидающие его ответа. Они смотрели прямо и твердо.
— Ну, что думаешь? — поторопил Артем.
Алек тяжело вздохнул:
— Поезжай, Федор Андреевич. Тебе, наверное, нужнее. Да и пользы от тебя будет там больше.
Глаза Артема радостно вспыхнули.
— Спасибо, Алексей. Отказываться не буду, — сказал он, протягивая руку. — Спасибо. Жертву приносишь?
— Нет, — покачал головой Алек. — Искренне так думаю. И потом еще одно. Мне здесь все-таки будет легче. Со мной Айна.
— Верно. Только вот что ты должен знать. Я уеду — вся работа ляжет на твои плечи. Конечно, я назову тебе людей, на которых ты сможешь опереться, они будут хорошими помощниками, но все же…
— Я знаю. Скажи, Федор Андреевич, как ты думаешь, когда же я смогу вернуться в Россию? Ведь не на век ты меня тут оставляешь?
— Если бы я мог тебе сказать, мой дорогой друг! Но что не навсегда — определенно. Я расскажу о тебе в Центральном Комитете. Они решат и вызовут, когда будет можно.
— Так мне говорил и Бруно Кирзнер, а что получилось? — усмехнулся Алек. — Ну ладно, к этому возвращаться больше не будем. Когда поедешь?
— Уеду я, конечно, не завтра. Мне еще здесь много дел всяких надо утрясти. Не грусти, Алексей Иванович. Может быть, и ты скоро за мной.
Счастливый Артем ушел, а Алек остался сидеть за столом. Работа не шла в голову. Он еще раз спокойно подумал о своем решении. Правильно ли поступил, так легко согласившись на отъезд Артема? Сомнений не было. Правильно. Кто-то должен был остаться. И «кто-то» — это он. Артем — революционер с большим опытом и сейчас в России нужнее, чем он. Возможно, и ему не так долго осталось жить в Брисбене. Кто знает? Теперь события начнут разворачиваться быстро. Алек принялся за прерванную корректуру заметок.
Когда он вернулся домой, то застал в гостиной целое ликующее общество. На полу валялась куча прочитанных газет. Дарья Степановна, Билл, вся семья Струмпе, несколько соседей-австралийцев сидели вокруг стола и, перебивая друг друга, о чем-то спорили. Алек услышал слово «отъезд».
Увидя Алека, стоящего в дверях, Айна бросилась к нему:
— Ты уже, наверное, все знаешь? Революция! Едем в Россию.
Алек нежно поцеловал жену, обнял ее и шепнул на ухо:
— Не говори никому. Мы остаемся. Потом все расскажу. — И, обратившись к присутствующим, как можно веселее сказал: — Поздравляю вас. Дождались. Какая радость!
Все зашумели, вскочили, принялись жать Алеку руку.
— Поедем в свою Виндаву, — улыбаясь, проговорил Эдгар Янович. — Эх, хорошо там… Ты уже, наверное, все забыла, Нина? Как мы целовались под рябиной у моего дома? Помнишь?
— Все помню, Эдди. Кто может забыть свою молодость? А помнишь…
— Поедем вместе, Эдди, — деловито вставил Билл. — Легче будет упаковывать вещи, отправлять, грузить.
— Приедете к нам в Виндаву в гости, да? — спросила Нина Сергеевна так, как будто они все уже давно жили в далекой России.
— Мы не отпустим вас! — смеясь, закричал сосед Браун. — Кто же будет помогать нам делать революцию, если вы разъедетесь? Не отпустим.
В шутках, смехе и веселье прошел вечер. Все были возбуждены, много говорили, обсуждали, как теперь пойдет жизнь в России, дорого ли будет стоить переезд, хватит ли денег. Не обошлось и без любимого Биллом пива. Только Алек сидел молчаливым, но на него никто не обратил внимания. Разошлись поздно. Счастливые, веселые.
Когда Алек и Айна остались вдвоем, Айна, тревожно заглядывая в глаза мужу, спросила:
— Что случилось, дорогой? Ведь ты так мечтал о России. Почему же мы не поедем?
Алек взял ее руки в свои.
— Я тебе сейчас все объясню. Так мы решили с Федором. Понимаешь… — И он принялся рассказывать ей, что побудило его отказаться от поездки.
— Вот и все, девочка. По-моему, другого быть не может. А что считает мой первый и самый мудрый советчик?
Айна с минуту подумала.
— Тебе было очень тяжело принять такое решение? — спросила она. — Ты не будешь потом каяться и страдать от своего благородства?
— Нет, дорогая. Я понимаю сердцем и разумом, что так надо. Каяться не буду.
— Раз так, то не о чем говорить. Я с тобой, и мне кажется, что ты поступил правильно. Вот стариков жаль. Они не поедут без нас. А ведь так обрадовались.
— Надо попробовать уговорить их. Может быть, правда им лучше уехать?
— Не поедут. Я знаю, мама не захочет оставлять меня одну, а папа… Ну куда же он без своей Ниночки? Завтра придется сказать им.
Разговор со старыми Струмпе получился более простым, чем думала Айна. Помог Артем, забежавший к ним вечером. Он толково объяснил, почему Алек должен остаться в Брисбене. Эдгар Янович долго молчал, потом посмотрел на
