Нину Сергеевну, она тоже молча слушала Артема, и решительно сказал:
— Поезжай, Федор Андреевич. Правильно рассудили. Дело в Австралии бросить нельзя. Здесь остается много наших, ну и мы еще поживем какое-то время. Что ж делать, правда, Нина?
— Правда, Эдди, — улыбнулась Нина Сергеевна. — Ведь я из-за тебя хотела туда ехать. Знала, что ты хочешь. А так я уже привыкла здесь. Ну, поживем еще.
Больше об отъезде Артема старались не говорить. Опять обсуждали события в России.
Русская колония в Брисбене бурлила, как котел на огне. Многие эмигранты хотели вернуться на родину. Люди были взволнованы. Где взять деньги? Как их встретят дома? Найдут ли сразу работу? Как быть с вещами?
На их пути встало еще одно препятствие. Натурализованным английским подданным, так же как и англичанам, выезд из Австралии правительство запретило. А таких среди русских оказалось много. В их числе был и Артем.
Он пришел к Струмпе озабоченный, но полный планов и надежд.
— Слышали, не выпускают нашего брата из Австралии. Пока жил в Брисбене, являлся нежелательным элементом, тюрьма висела над головой, а захотел уехать — нельзя, видишь ли!
— Как же ты думаешь действовать, Федор Андреевич?
— А вот так. Из Брисбена мне не уехать. Меня здесь каждая собака знает. Наймусь в Австралийскую мясную компанию. Они набирают на север, в порт Дарвин. Оттуда как-нибудь нелегально доберусь до Китая, а там дальше. Путь знакомый. Только в обратную сторону. Ведь так я в Австралию попадал.
Провожали Артема самые близкие друзья. Собрались, как обычно, у Струмпе. Федор Андреевич, оживленный, с сияющими глазами, много шутил, смеялся и никому не давал грустить.
— Вы, товарищи, приедете в Россию, когда там уже все будет налажено. На готовенькое, так сказать. А нам придется еще потрудиться. Вы, наверное, выиграли, что остаетесь здесь. Ну, не хмурься, Эдгар, не хмурься. Я ведь шучу.
Попрощались дома. На вокзал пошел только Алек. Решили не устраивать шумных проводов. На перроне было малолюдно. Они поставили чемодан в вагон и принялись гулять вдоль состава. До отхода поезда оставалось более двадцати минут. Артем говорил о делах, о том, что необходимо сделать в первую очередь, как вести себя при различных обстоятельствах. Это обсуждалось уже несколько раз, но он хотел, чтобы у Алека не осталось чего-нибудь неясного.
Прозвучал колокол. Надо было садиться. Артем обнял Алека:
— Надеюсь на тебя, Алексей Иванович. Верю, что ты со всем справишься не хуже меня. Ты человек крепкий. Спасибо тебе еще раз, что отпустил… Ну, прощай.
— Ты хоть вести о себе подавай, Федор Андреевич. Иначе будем беспокоиться.
— Непременно. Обещаю. Но если сообщения не придут скоро, вы не тревожьтесь. Всякое бывает. Прощай, дорогой друг. Я ничего не забуду.
Вагон лязгнул, Артем вскочил на подножку. Поезд медленно набирал скорость. Алек шел за ним, все ускоряя и ускоряя шаг, Артем махал ему с подножки. Мелькнула дверь последнего вагона. Алек остановился.
Домой он возвращался печальным. Алек завидовал Артему и боялся за него. Тяжело терять такого товарища. Он всегда был готов прийти на помощь, ответить на любой вопрос, поддержать… Надежный, как скала. Алек очень привязался к Артему, уважал и любил его за прямоту суждений, честность и веселый нрав.
Вслед за Артемом из Австралии на родину потянулись и другие русские. Уехали и Корнеевы. В домике Струмпе стало тише. Изредка заходили соседи-австралийцы. Эдгар Янович поскучнел, Нина Сергеевна глядела на него с жалостью.
От Артема не было никаких известий. О его судьбе тревожились. Прошло несколько месяцев — и ни слова. Успокаивал Эдгар Янович:
— Я вот нисколько не беспокоюсь. Надо знать Федора. Не такой он человек, чтобы пропасть. Из более сложных историй выпутывался, когда жил в России. А сейчас почта работает плохо.
Он оказался прав. Алек получил короткое, радостное письмо. Каким путем оно добралось до Брисбена, один бог знает! Артем сообщал, что из Дарвина на пароходе он добрался до Шанхая, а затем до Владивостока. Теперь он дома, ничего не забыл, помнит свое обещание и, как только представится случай, доложит об Алеке кому следует. Дальше шли приветы всем друзьям и адрес, куда можно посылать письма, если, конечно, они дойдут. Обстановка сложнейшая…
Артем не напрасно предупреждал Алека. Он сразу почувствовал, какая большая ответственность легла на его плечи. Времени совсем не стало. Айна видела мужа только по ночам. Усталого, измотанного. Частенько она не успевала накормить его. Он засыпал у стола в ожидании ужина. Работы было очень много.
Газета выходила регулярно, если не считать коротких запретов, иногда накладываемых правительством. Приходилось ездить в сенат, в суд, в полицию. Доказывать, просить, требовать. Социалистическая партия Австралии росла. Ее ораторы и пропагандисты выступали по всей стране. Безработица увеличивалась, цены на продукты повышались, квартирная плата невероятно подскочила вверх.
Бастовали ширеры — стригали овец, рабочие-металлисты, шахтеры, батраки. В Южном Уэлсе, где было больше всего шахт, горняки непрерывно вступали в конфликты с хозяевами.
В ноябре тысяча девятьсот семнадцатого года в Брисбен пришло известие об Октябрьской революции. О ней под крупными заголовками писали все австралийские газеты.
Алек ворвался домой с сияющими глазами, схватил Айну на руки и закружил по комнате:
— Революция, девочка! Наша революция. Ты понимаешь это?
— Пусти, сумасшедший! Ничего не понимаю. Пусти же наконец и объясни все толком.
— Сейчас все расскажу. Наши свергли Временное правительство, и Россия стала советской. Ленин встал во главе правительства. Значит, все будет как надо. Ура! Вся власть Советам! — по-мальчишески закричал Алек, не желая сдерживать своей бурной радости. Он открыл дверь в соседнюю комнату: — Эдгар Янович! Эдгар Янович! Идите сюда! Послушайте, что произошло.
В комнате появился перепуганный Струмпе:
— Что случилось, Алек?
— Россия стала советской. Понимаете? Со-вет-ской. У власти — рабочие и крестьяне. Как здорово! Прямо не верится. Сбылись надежды нашего народа. Ведь об этом, именно об этом, мечтали русские революционеры-большевики. У власти не Керенский с его правительством заводчиков и помещиков, а рабочие и крестьяне! Невероятно хорошо! Как я завидую Артему. Счастливый человек! В самую гущу событий попал.
— Не завидуй, Алек, — улыбаясь, сказала Айна. — По-моему, кому-кому, а уж тебе на спокойную жизнь жаловаться не приходится. Событий хватает. Тем более, вы сами решили, что кому делать.
— Да я пошутил. Если и завидую, так немножко. Все-таки он в России в интереснейшее время. Участник революции! Звучит гордо.
— А это надежно? — осторожно спросил все время молчавший Струмпе. — Врагов ведь много, и они сильны. Как ты думаешь?
— Какие бы ни были враги, народ сильнее. А с Лениным народ, — твердо и уверенно сказал Алек. —
