работника Симу Милошевича, в прошлом профессора Белградского университета, и его жену напали четники. Все, кто был в штабе, по приказу Тито немедленно подготовились к бою. Меня назначили или скорее выбрали командиром отделения. В мое отделение вошли Сава Орович, жена начальника Верховного штаба Ксения Йованович, живая и бойкая женщина, бывший директор Никшичской гимназии, ныне работающий в штабе, Стоян Церович и другие. Мы вооружились винтовками и револьверами и вместе с бойцами конвойной роты заняли сторожевые посты. Двое суток длилась тревога. Нигде четнической банде не удалось подобраться к штабу. Мы вернулись к нормальной работе, получив сообщение, что банда четников перехвачена нашими бойцами и разгромлена.
19 сентября. Формируем новые части. Если бы в нашем распоряжении было достаточно оружия, мы смогли бы сейчас создать 10–15 новых дивизий.
Сегодня наблюдал любопытную картину: в Верховный штаб пришла из соседней деревни молодая крестьянка с новорожденным. Она попросила вызвать священника. К ней вышел Влада Зечевич[819], священник, прославившийся в боях как один из самых храбрых партизанских командиров. Еще в 1941 году он покинул четников, перешел на нашу сторону и вскоре стал одним из популярных руководителей партизанских отрядов.
Молодая мать попросила крестить ее первенца, Зечевич облачился в священническое одеяние и тут же в лесу совершил обряд крещения. Когда женщина ушла, Зечевич рассказал мне, что он и другие духовные представители, находящиеся в партизанских рядах, совершают на освобожденной территории сотни и тысячи религиозных обрядов. Они крестят младенцев, венчают, отпевают убитых и умерших. Власть, устанавливаемая на освобожденной территории, никому не препятствует выполнять религиозные обряды, в то время как оккупанты и усташи издеваются над религиозными чувствами крестьян и убивают сербских священников.
30 октября. В России продолжаются сильные бои в районе Сталинграда. У всех наших партизан на устах слово Сталинград. На днях в городе Гламоче я делал доклад о Сталинградском сражении. Интерес к докладу — необычайный. На городской площади собралось около 2000 партизан и крестьян со всей округи. Мне пришлось устроиться на крыльце. К стене дома я прикрепил карту, начерченную мной цветными карандашами. Люди мысленно перенеслись из Югославии к берегам далекой Волги. Когда в заключение полуторачасового доклада я выразил уверенность, что Сталинградская битва закончится победой советского оружия, мои слушатели приветствовали братский советский народ необычайно бурно. Живила Црвена армия! Жевио Сталин! — гремело на площади.
8 ноября. После Бихача наши войска заняли Приявор, Теслич и другие города. Все это дается святой кровью наших людей.
Верховный штаб размещается теперь в поезде. Наш поезд состоит из четырех товарных вагонов, отопляемых маленькими жестяными печками. Стоим между Дрваром и Петровцем. В первом вагоне помещается Тито. Два стола, солдатская кровать, несколько табуреток, карты на стенах — вот все убранства его кабинета на колесах. В следующем вагоне живу я, Павло Савич, по специальности профессор химии, его жена Бранка, преподавательница математики, и личная охрана штаба. В третьем вагоне — радио, пишущие машинки. В четвертом живет и работает начальник штаба Арсо Йованович со своими штабными работниками.
Работаем много. Ночью приходится прибегать к коптилкам и карманным фонарям. Редкие свободные часы работники штаба посвящают охоте. Особенно пристрастился к охоте Тито. Убитая им дичь нередко появляется в дневном рационе работников штаба.
Наш маленький, невзрачный на вид поезд, стоящий на заброшенных путях, является центром, мозгом всей нашей армии. Отсюда, из своего скромного вагона, Тито руководит десятками бригад и дивизий, геройски сражающихся с врагом.
23 ноября. Наше внимание по-прежнему приковано к событиям под Сталинградом. По личному указанию Тито принимаю по радио сводку советского Информбюро и ежедневно докладываю ему о ней. Он приказал будить его, если сводка поступит поздно. Нынешней ночью я принял радостное сообщение из Москвы о контрударе советских войск под Сталинградом. Принял я эту весть поздно (удалось записать передачу ТАСС для областных советских газет). Глубокой ночью я побежал к Тито. Он еще работал. Я залпом прочел ему вслух сообщение «В последний час». Тито слушал, не спуская с меня глаз.
— Ну, поздравляю вас, — сказал Тито, когда я умолк, — поздравляю. Начался новый этап войны, я вас уверяю в этом. Теперь Красная армия не оставит Гитлера в покое.
На усталом лице Тито сияла такая торжественная улыбка, какую у него я видел впервые.
— Теперь я могу спокойно уснуть, — сказал он и качнул головой в знак прощания.
18 января [1943 г.]. Противник ведет крупное наступление. Идут тяжелые бои.
28 февраля. Писать некогда, да и нелегко. Упорные и тяжелые бои у Прозора и на реке Неретва.
Штаб разместился в монастыре у селения Штит. Пронюхав это, немцы бросили 15 бомбардировщиков специально для уничтожения штаба. Налет был дневной. Бомбы крупного калибра кое-где повредили стены, но в штабе никто не пострадал. Как упорно и как бесплодно охотятся немцы за нашим штабом! За голову Тито немцы назначили огромную сумму. Недавно в попавшейся мне белградской газетке я прочел: «За головы Моша Пияде[820], Федора Махина и Боры Продановича[821] будет выдана награда — по 250 тысяч динаров за каждую». Оказывается, моя голова — целое состояние!
15 марта. Теперь можно твердо сказать: еще одна, четвертая по счету, попытка немцев разгромить наши силы закончилась неудачей. Цифры потерь противника огромны. 18-тысячная армия Михайловича как военная сила больше не существует. Пришлось пережить много тревожных дней, и отныне имя реки Неретва будет многое говорить югославскому воину.
4 июня. Штаб расположен у подножья горы Дурмитор на берегу Черного озера, славящегося своей красотой. Когда-то сюда съезжалась отдыхать белградская знать. Сейчас большинство вилл опустошено и разрушено. Непрерывные бомбежки.
15 июня. Я писал, что мы крепко запомним Неретву, теперь еще с большим правом это можно сказать в отношении реки Сут[ь]ески. Бои здесь чрезвычайно жестокие. Немцы понесли большие потери. Наши жертвы тоже велики. Особенно тяжела для нас гибель Савы Ковачевича, храброго из храбрых наших командиров, человека, которого в народе прозвали Чапаевым. И действительно, он был похож на Чапаева, энергичный, полный крестьянского юмора, настоящий полководец-самородок. Сколько походов и славных боев провел этот бесстрашный человек! На днях я встретил его (последний раз), когда его дивизия спускалась в долину Сут[ь]ески.
Глубокой ночью мы добрались до реки. Немедленно с берега на берег были протянуты канаты. Держась за них, бойцы в темноте переходили вброд бурную реку. Когда начало светать, Саве Ковачевичу доложили, что передовые отряды встретились с сильным вражеским заслоном в трех километрах от Сут[ь]ески. Ни слова не говоря, командир дивизии на наших глазах вскочил на коня, стремительно бросился вперед и скрылся за
