Маюн, чувствуя себя преданной, вперила в ассасина полный ужаса взгляд. Но Ойру молчал, бесстрастно наблюдая, как его ученица исчезает в сумеречном омуте.
Вот тени сомкнулись над головой, и дышать стало нечем. Маюн попробовала закричать, но из ее горла вырвался лишь кашель. Уставившись в непроницаемую тьму, даже не понимая, открыты ее глаза или закрыты, она ждала, когда легкие начнут разрываться от недостатка кислорода и ее захлестнет волна боли.
Но ничего не происходило.
Из бездны, окружавшей ее со всех сторон, к ней тянулись демонические существа, жаждущие ее поглотить. Они впивались когтями ей в сердце, в тело и душу, желая выцарапать горящую в ней искру.
Но Маюн боролась. Ее внутренний огонь стал ей оружием против этих чудовищ. Ослепленные его сиянием, они съеживались и отползали обратно во тьму. И тогда Маюн осмелела. Она почувствовала, как в груди нарастает жар, а вместе с ним распаляется ее гнев. «Я не боюсь! У вас нет надо мной власти!» Ее мощь безгранична, ее дух уже никому не сломить… Она победила…
Маюн больше не тонула, не задыхалась, не умирала. Она стояла, гордо вскинув голову, а вокруг бесновались чудовищные кричащие тени. И тогда она закричала в ответ. Из ее рта вырвался огненный поток – и монстры разлетелись в клочья, превратившись в обрывки кошмаров и неясных воспоминаний.
Когда ее голос умолк, клинки живого огня полыхали в ее ладонях, разгоняя тьму.
Ойру наблюдал за битвой, стоя по ту сторону света. Мерцающие тени клубились вокруг ассасина, оплетая его тело броней из тончайших пластин. Ойру улыбался. Тьма под его пальцами загустела и вытянулась, приобретя форму двух длинных черных флисс. Когда битва закончилась и море теней, бушевавшее вокруг Маюн, усмирилось, ассасин натянул на лицо серый шарф, оставив открытыми лишь глаза.
– Приветствую тебя в царстве теней, Сверкающая. Отныне ты табибито — шагающая в мирах. Пусть ты не равна мне по силе – больше ты не моя ученица. Теперь ты пойдешь бок о бок со мной, и вдвоем мы бросим вызов тьме.
Глава 30
Кентон окинул взглядом выстроившихся перед ним мужчин. Бывшие мастера и древние Академии расстались со своими малиновыми и черными мантиями, с ног до головы одевшись в мощнейшие артефакты. Каждый получил те магические предметы, что соответствовали его умениям и таланту крови. Пожалуй, самая поразительная перемена произошла с мастером Дэром и древним Дениталом: мастера неслышной поступи, окутанного колышущимся облаком черной дымки, вовсе не было видно, алхимик же выбрал простую белую тунику, увешанную всевозможными снадобьями, и маску, которая от них же его и защищала. Были среди этих эликсиров те, что могли даровать на ладан дышащему древнему нечеловеческую быстроту и силу; с помощью других он мог околдовать, успокоить или убить.
И ведь это был самый слабый из проклятых сынов! Аог, и без того исполинского телосложения, облачился в массивную броню, в которой выглядел настоящим великаном, что слегка обеспокоило Кентона: а вдруг мастер наказаний попросту не втиснется в узкие туннели подземелья? Мурлах, мастер инженерного дела, в своем хитроумном костюме из крутящихся колесиков, шнуров и щелкающих тисков и вовсе напоминал выходца из другого мира. Его Кентон снарядил первым, и за то время, что мастер проклятий занимался экипировкой остальных, Мурлах успел раз десять что-то поменять в своих обновках, настраивая и улучшая их, и теперь даже Кентон не смог бы сразу сказать, как отразились перемены на свойствах артефактов. Впрочем, самому Кентону это было безразлично. Ото всех этих людей ему требовались лишь знания, опыт и таланты. Эти шестеро – всего-навсего его марионетки, расходный материал в его войне с Анневом и его проклятой золотой рукой, чью разрушительную силу он видел в воспоминаниях Тосана.
А еще Кентон их ненавидел. На дух не выносил придурковатого Денитала с его мерзкими зельями. Терпеть не мог Мурлаха за его умелые руки и дьявольские ловушки. До желчи завидовал Дэру и Эдре за то, что те дружили с его бывшим наставником Дювареком. Но больше всех ненавидел он Атэра, ведь именно этот идиот наградил Кентона позорным шрамом на полщеки. А потому Кентону было на них плевать. Главное, пусть помогут ему убить Аннева, а там, глядишь, он займется Атэром и всеми остальными. Если, конечно, хоть кто-то из них переживет эту бойню.
Однако Кентон умел быть терпеливым. Этим людям совсем не обязательно знать о его истинных намерениях, пусть думают, что он один из них. Он вел себя точно так же с этой неразлучной троицей – Анневом, Терином и Титусом, – а потом с Фином и его тупоголовыми прихвостнями. Мало находилось тех, кто искал его дружбы, а еще меньше – настоящих друзей. Наверное, только Дюварека он и мог назвать другом… а Тосан приказал его убить.
«Я никому из них ничего не должен, – напомнил себе Кентон. – Это они в долгу передо мной. И они станут моими орудиями мести».
А значит, он должен всех шестерых держать под контролем. Потому-то он и раздал им амулеты, которые не только излечивали – с их помощью Кентон мог читать мысли каждого из их владельцев и в точности знал, где тот находится. Среди артефактов, которыми он снабдил своих проклятых сынов, имелись и такие, которые заставляли их быть послушными воле своего предводителя. И главными среди этих артефактов были два кольца: кольцо невольника и кольцо хозяина. Одно из них Кентон уже давно надел себе на палец, а второе тускло поблескивало на левой руке мастера Аога. Кентон взглянул на гигантского убийцу и улыбнулся: одно лишь слово – и мастер наказаний, не задумываясь, прикончит любого. Чертовски удобно.
– Какие будут приказания, господин?
Улыбка Кентона стала еще шире: слова Аога, без сомнения, настроят на верный лад и остальных.
Надо же, все вышло проще, чем он думал.
– Сначала пойдем в Банок. Это ближайший город к Шаенбалу – и единственный, где Аннев бывал, – поэтому туда он, скорее всего, и отправился.
– Мысль вполне себе здравая, – протянул Атэр, поглаживая тоненькие усики.
На руках у мастера лжи красовались убеждающие перчатки из бледно-голубого шелка. Они обладали несоизмеримо меньшей силой, чем жезл принуждения Янака, и все же давали своему обладателю власть надо всеми, к кому бы он ни притронулся. Кроме Кентона, разумеется.
– Спасибо, – сказал Кентон, чувствуя непреодолимое желание его придушить. – Тогда идем.
– Меня лишь беспокоит одно маленькое дельце, – словно не услышав его, продолжил Атэр.
– Какое же?
Атэр указал рукой на колодец с аклумерой:
– Неужто мы попросту бросим пропадать такое сокровище? Всего лишь несколько капель этой жидкости превратят
