– Я попробую. Только помогите мне убедить Анну не убивать их. Поговорите с Иваном Андреевичем и Марией Игнатьевной. Пусть они тоже попытаются убедить ее, хотя бы на время, отложить месть. Убей она их без суда – ее снова посадят... Разве это выход?
– Хорошо! Хотя это будет нелегко.
На крыльце появилась Анна и прервала их разговор криком:
– Все к столу! Быстро-быстро! Папа, а ты чего в сторонке? Ради тебя весь этот сыр-бор устроили, аты прячешься! Ну-ка давай в центре садись. Ребята...
Анна обернулась к охранникам:
– ... а вы чего? К столу живо!
Павла посадили на скамейку рядом с Анной. Сквозь ткань брюк он чувствовал тепло ее бедра, и от этого было не по себе. Домашнее вино оказалось забористым, и в голове у Павла зашумело. Иноземцева иногда поглядывала на него, подкладывала салаты и закуски. Он тоже пытался ухаживать за ней, но почему-то все его ухаживания выглядели какими-то неуклюжими. Анна ушла в дом и вскоре вернулась с гармошкой. Протянула ее отцу:
– Папаня, ну-ка давай! Нашу! «Барыню»!
Николай Васильевич пробежался пальцами по клавишам, как бы пробуя мелодию, и гармонь заговорила: «Барыня, барыня, сударыня-барыня...» На плечах Анны откуда-то появился платок и она поплыла по кругу плавно, как лебедушка. Вышел в круг Иван Андреевич и началось! Такого перепляса Павел ни разу в жизни не видывал... Он внимательно вглядывался в пляску старика, когда на его плечи вдруг упал платок. Он поглядел на проплывающую мимо Анну. Лидия, сидевшая напротив, крикнула:
– Выходи! Анька тебя плясать приглашает! Он крикнул беспомощно:
– Да не умею я!
– Как сможешь!
И Светлов вышел в круг... Вначале получалось плохо, он глядел на Ивана Андреевича и старался подражать ему. Потом дело наладилось и даже, пойдя вприсядку вокруг Анны, он не упал на спину, как того боялся. Глаза женщины в сумерках казались почти черными... Они манили за собой, звали куда-то! И он шел навстречу этим глазам и чувствовал, как в них растворяется его душа... Когда Николай Васильевич закончил играть, сердце Павла колотилось, как птица в клетке. Он присел на верхней ступеньке крыльца, рядом опустился запыхавшийся Иван Андреевич:
– Ох, молодец! Здорово у тебя получается! Павел усмехнулся:
– Первый раз в жизни плясал, а вы говорите «здорово»!
– Тогда тем более! Вот погоди, сейчас Анютка немного отдохнет, она еще и «Цыганочку» спляшет! Она у нас плясать мастерица!.. К выпивке-то, я смотрю, ты не падкий. По жизни не пьешь или завязал?
– Не пью по жизни! В праздник иногда рюмку-другую. А так и не тянет...
Старик заметил, что Светлов, не отрываясь, смотрит на Анну и сказал:
– Это хорошо. Вот ты думаешь, Анна сейчас вино пьет?
Он указал рукой на невестку, которая лихо опрокинула целый стакан и продолжил:
– Нет! Она хитрая, раньше всех свой стакан наливает яблочным соком и под видом вина пьет. Она и меня, старика, однажды обманула во время праздника. Смотрю – пьет. Да все по целому стакану! И не пьянеет! Я тоже давай по целому стакану! И под стол свалился... Утром просьшаюсь, Андрей на меня смотрит и говорит: «Ты что это, пап, вчера так напился?» Я ему рассказал, так он давай хохотать. И объяснил мне, как Аннушка всех обманывает... Даже сестры ее не знают про этот фокус.
Павел рассмеялся, а Иван Андреевич предложил:
– Может, и мы ее обманем? Должна же она хоть немножко расслабиться...
– Как это?
– Ты сейчас с ней рядом сядешь, а она плясать пойдет. Налей ей уже не соку, а когда снова сядете, подними тост за ее отца... Ей придется выпить.
Светлов согласился... Спустился с крыльца, сел рядом с Анной. Она спросила:
– О чем это вы с моим свекром беседовали?
– Он похвалил меня за пляску, а ведь я впервые плясал... Иноземцева вздернула брови:
– Вот уж бы не подумала! Павел, а «Цыганочку» со мной плясать пойдешь?
– Пойду, только немного пригляжусь к движениям.
– Тогда сейчас и спляшем.
Анна встала, подошла к отцу, обвила его шею руками и попросила:
– Пап, сыграй «Цыганочку», пожалуйста!
Николай Васильевич улыбнулся:
– Не наплясалась еще?
– Нет! Я бы всю ночь могла проплясать, лишь бы ты играл.
Мелодия началась с легких еле слышных аккордов, сначала медленная, потом все быстрее и быстрее. Павел обменял свою рюмку с вином на рюмку Анны, немного понаблюдал за пляшущим Сашей и вышел в круг. Едва танец закончился и они сели, Павел встал и попросил слова. Наступила тишина:
– Я среди вас человек чужой, но хотел бы тоже выпить за здоровье Николая Васильевича. Счастья вам и радости!
И залпом выпил свою рюмку – там действительно был сок. Анна придвинулась к нему и прошептала:
– Я вам припомню эту подмену рюмок! Свекор меня провел все-таки... Теперь-то я понимаю, о чем вы шептались. Остальным хоть не говорите...
Павел наклонился к ней:
– Могли бы и не предупреждать! А сейчас – еще одну рюмочку и можете дальше пить свой сок.
Анна рассмеялась:
– Коварный ты человек, Паша!
Гулянка продолжалась до глубокой ночи... К Павлу подсели сестры Анны с мужьями, втянули его в разговор, и он уже не чувствовал себя чужим среди этих людей. Под звездами далеко разносились над водой застольные песни. Павел краем глаза заметил, что Анна с отцом о чем-то разговаривают. Лицо Иноземцевой было мрачным, но все же она, похоже, соглашалась с тем, что говорил ей Николай Васильевич. Ребятишки ушли спать. Охранники и старшие девушки исчезли. Все вместе начали убирать со стола. Анна все еще говорила о чем-то с отцом... Павел вместе со всеми уносил посуду в дом, но выйдя в очередной раз за тарелками, Иноземцевой за столом не увидел. Ее отец сидел за столом один, опустив голову. Увидев Светлова, сказал:
– Павел, поговорите с ней сами... Она, вроде бы, и слушает, но ненависть переполняет ее душу! Андрей и Ванечка были для нее смыслом жизни. Она говорит, что ей безразлично, что с ней будет дальше. У нее больше не может быть детей и она зациклилась на этом. Сейчас пошла пройтись вдоль берега. Вы ее там найдете. Прихватите куртку для нее – стало прохладно.
– Я найду ее, Николай Васильевич, вы не беспокойтесь!
Павел прихватил куртки из машины и двинулся вдоль берега, заметив вдали силуэт бредущей женщины. Он, не спеша, шел следом и видел, как Иноземцева пару раз оглянулась. Она не остановилась, но Светлов медленно приближался к ней. Наконец подошел почти вплотную. Анна не оглянулась, но тихо спросила:
– Зачем вы пошли за мной, Павел Юрьевич?
– Хочу поговорить.
– Отец мне сказал все, о чем вы говорили. Я понимаю вашу правоту разумом, но сердце говорит мне: отомсти!
Анна огляделась и присела на сухое бревно у самой воды, зябко поведя плечами. Павел осторожно накинул ей на спину куртку, встал рядом и глядя в затылок, тихо сказал:
– Анна Николаевна, я не хочу, чтобы вы снова сели в тюрьму из-за мрази. Их должны осудить не только вы, но и прокурор. Таковы законы.
Он присел на бревно рядом, спиной к Иноземцевой и снова заговорил:
– Мы знакомы с вами чуть больше суток, а мне кажется, что целую жизнь... Я не хочу терять тебя, Аня!
Он уронил голову на руки и застыл. Иноземцева долго молчала, потом поглядела на Павла и вздохнула:
– Не надо, Павел! Я испорчу вам и жизнь и карьеру. Я ведь старше вас на целых пять лет и к тому же не могу больше иметь детей. Вы напомнили мне мужа и лицом и фигурой, на мгновение я просто забылась. Простите, если обманула ваши надежды...
Она резко встала и пошла по берегу дальше. Светлов тоже вскочил. Догнал, схватил за плечи и развернул к себе. Спросил:
– Неужели ты думаешь, что для меня карьера главное? Дети? Конечно, это прекрасно, но тоже не самое главное. А уж возраст тут совсем ни при чем! Ты о себе когда-нибудь думала? Молодая, красивая и одинокая... Сколько ты так жить думаешь? Андрея не вернешь, а себя губить не стоит. Пусть это жестоко, но он бы тебе, наверное, тоже так сказал.
Светлов наклонился и поцеловал Анну. Он и сам не мог понять, как это у него получилось... Ее губы не ответили ему, и Павлу показалось, что он поцеловал статую. Он покачал головой, развернулся и медленно побрел к дому... Через короткое время сзади раздались торопливые шаги, женская рука схватила его возле локтя:
– Павел! Не обижайтесь... Я командую районом и боюсь ошибиться. Получается, что в делах района разобраться легче, чем в собственной жизни. Дайте мне время разобраться и не обижайтесь!
Он остановился и спросил:
– Ты замерзла?
Она кивнула головой, и Павел распахнул куртку на груди:
– Иди сюда!
Прижал ее к себе, укрыл полами куртки и подняв голову вверх, посмотрел на звезды, чувствуя, как рядом бьется ее сердце. И на душе было так спокойно...
Когда они подошли к дому, там было тихо. Все спали, лишь на крыльце сидели Митрич и отец Анны. Лесник встал:
– А мы вас ждем! Надо же показать, где вам спать. Иноземцева ответила:
– Не стоило. Мы ведь могли бы проспать и в машине. Тем более, что рано уедем. Отец возразил:
