Вышел в жизнь, где отныне не было друзей. Никакой социальной взаимосвязи. Никакой сети. Даже ни слова привета. Те, кто его знал, здороваться перестали, а кто не знал, разумеется, тоже не здоровались. Ничего не осталось. Только темнота. А в ней зеленый огонек радиоприемника и пестрые оконца телевизионной лампы. Внезапно не просто ничего, а куда хуже — больше ничего.
Они кричали. Кричали во все горло. Беспрестанно ритмично выбрасывали вперед поднятые руки, словно стараясь, чтобы фразы-крики пробили оглушительный шум вокруг. Им приходилось не только перекрикивать друг друга, но слышать друг друга наперекор грохоту машин, стуку молотов, глухому хлюпанью насосов и визгу сотен пил.
И тем не менее ничто не гремело в голове Самуила Манассии так оглушительно, перекрывая все и вся, как язвительно брошенная фраза его жены Рахили, начинавшаяся словами: «Precisa- se… Нужно…»
Учительского жалованья на жизнь не хватало. Это было ясно с самого начала. Только плата за жилье съедала жалованье почти целиком. Через год после Ханны Грасии Рахиль родила сына, Иосифа. А теперь была беременна третьим ребенком. Precisa-se… После некоторого периода терпения, импровизации, понимающего отношения к работе Самуила так начинались у нее регулярные расчеты с жизнью. Тогда из нее выплескивалось все, что ей нужно, чего она как минимум ожидала, чтобы вообще жить дальше. Пять гульденов, только чтобы на рынок сходить. Еще нужны шерстяные одеяла. Зима на носу. Она-то обойдется без шерстяного одеяла, но дети. Иосиф слаб здоровьем. Осень, а он уже непрерывно кашляет. Отец ее прислал лекаря. Так что на враче они сэкономили. Зато лекарство, которое тот прописал, стоит дорого. Словом, всего нужно семь гульденов. Громовой гул в ушах: семь гульденов.
Он бросал книги, спешил в город, сквозь гвалт — как же они кричали! Торговцы, торговки рыбой на площади Дам, оптовики на улице Дамрак, где они взвешивали свои товары, чтобы уплатить городской налог. Мимо Биржи по ту сторону Дам, где табачники расхваливали свой товар, где голландцы, немцы, поляки, венгры, французы, персы, турки, индийцы под оглушительный грохот торговали шелками и драгоценностями, долговыми расписками и акциями, пряностями и мехами.
Манассия слышал только «precisa-se!..» Не слышал, как рушились дома, не слышал, как в болотистую почву заколачивали сваи, десятки, сотни свай, сносили город, где он жил и где ему недоставало на жизнь семи гульденов, а одновременно отстраивали новый город, мировой центр, величайший и богатейший город эпохи, на развалинах и рядом с кучами обломков, мимо которых он спешил. Тысячи людей, что приезжали в Амстердам искать счастья, без разрешения сколачивали домишки и мастерские, свинарники стояли рядом с мельницами, пивоварни — рядом с чумными бараками. Вот крушит стену чугунная баба, тучи пыли плывут над крикливым городом, а одновременно по улицам непрерывно идут уборщики, бедняки, которые за тарелку супа с готовностью берутся за метлу.
Богатые торговцы и коммерсанты заново отстраивали свой город: канал Херенграхт расширили, новые дома вдоль него стали больше и богаче. Незаконные лачуги на их задворках сносили, отводы каналов засыпали, одни каналы осушали, другие сооружали — например, Кейзерсграхт. Тысячи людей работали на этом большом проекте, прокладывали строительные дороги, убирали обломки, укрепляли болотистый грунт тоннами песка и сваями, откачивали воду, четыре десятка мужчин на топчаках приводили в движение один насос, а чтобы сделать участок набережной, который послужит опорой одному-единственному патрицианскому дому, требовалось десять таких насосов. Камнем облицовывали многие километры набережных, возводили четыре десятка мостов, немыслимые доселе массы строительного песка привозили с приморских дюн, чтобы превратить грунт в строительную опору.
Тысячи людей, тонны материалов, гектолитры воды перемещались, пока Манассия бегал по городу в поисках семи гульденов. Пыльные тучи гуще самого густого тумана, крики громче самого громкого природного грохота, громче самой оглушительной пушечной пальбы на фронтах освободительной войны, а Манассия ничего не видел и слышал только одно: precisa-se sete florims. Семь гульденов… Где их взять? Цена полусекунды работы на новом кольце каналов. Ах, если б деньги лежали под ногами. Они и лежали под ногами, но не для него, не для маленького руби.
Он бежал к своему издателю. К зятю. Через весь город к частному ученику. К своему другу Воссиусу. Да, множество планов, множество проектов — у кого в этом городе их не было? Он обещал новую книгу, если прямо сейчас получит хотя бы пять гульденов… ладно, две новые книги — за шесть гульденов, «О смерти» и «Об ангелах», представить через шесть месяцев. Через шесть месяцев? Обе? Да. Обе. Но ведь в работе нужна полная сосредоточенность, концентрация на одном… шесть гульденов!
Зять его, Иона, пытался закрепиться на поприще табачной торговли, сейчас, мол, у него, как никогда, есть все шансы, такой возможности он ждал целых два года, ему бы сейчас пятнадцать гульденов капитала — и дело в шляпе, прибыль наверняка составит не меньше трех сотен. У меня есть пять, сказал Самуил. Давай их сюда, ты в доле!
Один гульден Самуил получил от частного ученика, задаток за двадцать уроков, двадцать пробежек через громыхающий, пыльный город.
С двумя гульденами он вернулся домой. Что-нибудь должно же произойти. Нужно ведь. Этот город вознамерился взорвать всю свою историю и заново отстроить ее в золоте. А он, того гляди, станет банкротом из-за суммы, которая куда меньше жалованья боцмана на торговом судне, совершающем рейсы в Новый Свет.
Новый Свет! Внезапно он понял, какой у него есть выход. Как же он раньше-то не догадался! Самому удивительно. Он замолк. Не слышал более ничего: ни городского шума, ни язвительных реплик жены. Перед глазами вставали картины, безмолвные, прекрасные, счастливые, они перекрывали шум его забот, укрывали все… одеяла, шерстяные одеяла? Кому в тропиках нужны шерстяные одеяла?
До него тоже дошли вести, что освободительная война Соединенных провинций Нидерландов против испанской короны освободила и заокеанские провинции. В бразильском Ресифи возникла большая, свободная, состоятельная еврейская община. Люди там говорили на его родном языке, португальском, но находились под голландским управлением. Он видел картины, зарисовки, гуаши, акварели, изображавшие город, похожий на преддверие рая. Неведомые плоды, по рассказам, вкуснее всего, что ему доводилось пробовать, животные, совершенно непривычные, миролюбивые, ягненок там и вправду жил вместе с волком. И гордые свободные люди смотрели с этих картин, преисполненных красок и света.
Раввин, скромный руби, написал письмо. В еврейскую общину Ресифи. Начал со смиренного приветствия по адресу Свободной еврейской общины Ресифи, с энтузиазмом похвалил эпоху, доверившую избранному народу новый континент, благодаря чему они, братья в Ресифи, сделали огромный шаг вперед, к избавлению богоизбранного народа. Недаром же написано, что «Мессия придет, когда народ Мой будет рассеян от края земли и до края земли». После почтительных обращений и библейского экскурса он в конце «покорнейше» присовокупил вопрос, не требуется ли гордой и славной еврейской общине в Ресифи, Бразилия, раввин, в качестве коего он рад предложить свою скромную персону. Краткая биография и список публикаций приложены.
Что тут началось, было для такого человека, как Самуил Манассия бен-Израиль, совершенно непостижимо. Словно брошенный в воду камешек вызвал исполинские волны и всемирное землетрясение. Бросивший камешек, конечно, не верит, что именно он вызвал означенные катаклизмы, а одновременно поневоле чувствует себя виноватым, из-за оной последовательности событий.
Едва он отослал письмо, свободный голландский Ресифи снова завоевали португальцы. А через несколько дней после этого известия пришло еще одно: почти вся еврейская община Ресифи взята под стражу и будет доставлена морем в Португалию, где ее передадут в руки инквизиции.
Когда эта новость достигла Амстердама, она уже не соответствовала истине. Голландские корабли успели снова отбить гавань и весь город Ресифи, евреев освободили, торговля возобновилась, будничная жизнь величайшего города полушария вернулась в свою колею.
Коль скоро эта информация правдива, Манассия должен исходить из того, что письмо его добралось до Бразилии аккурат во время недолгого португальского междуцарствия, если добралось вообще. Поэтому он снова сел за стол и написал письмо заново, добавив поздравления с недавним повторным освобождением, а затем отослал.
— Precisa-se…
— Скоро. Скоро у нас будет все, что нужно!
Вместо ответа пришла весть, что португальцы снова отвоевали Бразилию. Весть эта стала как бы ответом на его последнее письмо. Кстати, он узнал эту новость, когда она уже вновь устарела. По сути, в Новом Свете всегда имела место полная противоположность тому, что недели спустя предполагал Старый Свет на основе своей информации. Манассия этого не знал, а потому уже ничего не ждал от своего обращения по поводу места главного раввина в новой гордой еврейской общине Ресифи, — и вдруг услыхал, что уважаемые члены амстердамской общины получили из Бразилии целый ряд писем с просьбой о разъяснениях и рекомендациях. Некий Манассия выступает как соискатель должности главного раввина Ресифи. Общине действительно нужен раввин. Денег для всех mordomias достаточно. И они просили сообщить о квалификации означенного Манассии и предоставить рекомендации.
