И снова положила голову на ручку дивана. Назнин слышала ее дыхание. Каждый вздох вырывался неохотно. Сколько еще будет таких вздохов? Сколько же надо смелости, чтобы прекословить этой умирающей женщине.
— Вот что я вам скажу, — сказала миссис Ислам, глядя в потолок. — Остальные не придут, потому что у них и так дел полно. Они деньги зарабатывают, их больше ничего не волнует. Нет, не будет никого. Они не придут, потому что не боятся. Они нас не уважают. С чего бы им нас бояться?
Миссис Ислам принялась тереть бедро, и Сын Номер Два, не сгибаясь, подал ей спрей от растяжений. Миссис Ислам обрызгала им все сари без разбора.
— Так вот, если бы у нас были деньги, — продолжала она, — сразу бы все заметили разницу. Вот квартал на Альдер-стрит, районный совет его продал. Знаете, сколько там теперь квартир? Восемь! И каждая, как поле для крикета. В каждой по одному, по два человека. За что нас уважать, нас по десять человек в комнате. Не пойдут они на марш. Одна головная боль. А если захотят, чтобы мы отсюда убрались, то с помощью денег нас выселят.
— Только не нас с тобой, да? — сказал Сын Номер Один. — Это мы сперва их без шиша оставим.
Миссис Ислам вытащила носовой платок из рукава и сплюнула в него.
— Сказала же тебе мать, чтобы ты молчал, — сказал Сын Номер Два.
Назнин посмотрела на братьев. Ходят слухи, что у них паб на Степни-Грин. И по слухам, по воскресеньям с утра в пабе танцует женщина и снимает с себя одежду. Говорили еще, что у англичан такая традиция. И мужчины идут в паб с утра в воскресенье, потому что их туда отправляют жены, которые хотят приготовить обед и убраться в квартире. Чтобы муж не мешался под ногами, его отправляют полюбоваться титьками другой женщины. У Сына Номер Один еще выше поднялась губа, словно он еще сильней обиделся. Еще есть слухи, что у Сына Номер Один белая подружка и двое сливочно-белых детей. А Сын Номер Два сидел в тюрьме то ли за разбой, то ли за жульничество, то ли и за то, и за другое.
Слухи окружают их со всех сторон, но лицом к лицу они со слухами никогда не сталкивались.
— Двести фунтов, и закончим разговор, — сказала миссис Ислам, все еще глядя в потолок.
Наверху кто-то шагами мерил комнату.
Разговоров не слышно только об одном: об этих денежных займах.
Сын Номер Два вышел из-за дивана. Он стал рядом с сервантом, заложив руки за спину.
— Сколько у вас занимал мой муж?
— Что? — переспросила миссис Ислам. — Да, двух сотен будет достаточно.
Назнин посмотрела на свои руки:
— Я ведь все посчитала. И если я не ошибаюсь, мы выплатили вам все.
От кашля миссис Ислам затряслись окна. Она начала кашлять так, что и плечи, и ноги у нее поднимались: она чуть не сложилась пополам.
— Господу осталось назвать только час, а я уже готова.
— Мы все выплатили, даже сверх того.
— Я уже старуха. Делай как хочешь. Эти деньги пойдут на медресе, но тебе какое до этого дело? Я уже старуха.
Из своих закромов миссис Ислам вытащила грязный носовой платок и промокнула им лицо.
По позвоночнику потоком ледяной воды хлестнул звук разбивающегося стекла.
— Ты расстроила мою мать, — сказал Сын Номер Два. — Когда она расстраивается, расстраиваюсь и я. И могу что-нибудь разбить.
В серванте теперь яма. Мелкие осколки стекла обрызгали глиняные фигурки.
— И я иногда могу что-нибудь разбить, — сказал Сын Номер Один.
Миссис Ислам начала задыхаться. Она махнула Назнин рукой, чтобы та шевелилась:
— Быстрей. Двести фунтов, и разговор окончен.
Кровь сгустилась. Сердце изо всех сил толкает ее по венам.
— Не дам.
Сын Номер Два откуда-то извлек биту для крикета. Поднял ее над головой, и Назнин подумала, уж не из черной ли сумки он ее достал.
Бита опустилась на сервант и проломила две полки. Шум был ужасный. Сын Номер Два развернулся. На щеках у него веснушками высыпала кровь из-за мелких осколков. В глазах одновременно анализ и интерес, а выражение лица в целом очень довольное.
— Уууу! — воскликнул Сын Номер Один. Он погладил волосы на груди и попытался затолкать их под джемпер.
— Мы выплатили долг, — сказала Назнин. Собственный голос звенит в ушах. — Мы заплатили еще, по крайней мере, триста фунтов сверх того. Я не собираюсь выплачивать… — она помедлила, — проценты.
— Ах ты сука, — сказал Сын Номер Один. — Давай я заставлю ее заплатить.
И он с большой надеждой в маленьких глазах посмотрел на мать.
— Проценты, — прошептала миссис Ислам, — она говорит «проценты».
Голова у нее начала кататься, словно от этого слова ее залихорадило.
— Значит, ты, Бога не стесняясь, говоришь, что я беру еще интерес? Я что, зарабатываю на процентах? Я что, ростовщица? Значит, вот какова моя награда за то, что я выручила друга из беды?
— А разве нет? — спросила Назнин. Ей показалось, что она вот-вот сорвется на крик, но ничего не могла с собой поделать. — Вы не берете интерес? Вы не ростовщица? Давайте выясним. Поклянитесь.
И Назнин кинулась к Книге. Под ее сандалиями хрустнуло стекло.
— Поклянитесь на Коране. И я дам вам две сотни.
Миссис Ислам не шевелилась. Назнин вслушивалась в ее дыхание, но слышала только свое.
Сын Номер Один двинулся с места:
— Я сейчас разобью…
— Руку, — крикнула Назнин, — разбей мне руку. Обе разбей.
Она вытянула руки и держала их, пока не почувствовала себя глупо.
Миссис Ислам медленно спустила ноги на пол и села на диване. Волосы у нее разметались и бинтами свисали на шею. Она посмотрела на Назнин своими раскаленными угольками глаз. Назнин выдержала ее взгляд. Прошла минута. В телевизоре с приглушенным энтузиазмом аплодировала публика. То раздавалась, то смолкала музыка; как ненормальная, орала реклама. Миссис Ислам встала:
— Некоторым женам не поздоровилось бы, если бы их мужья кое о чем узнали.
Назнин вспыхнула. Взгляд не отвела.
— А так с самого начала, — продолжала миссис Ислам. — Новая жизнь, на родине. Ты же не хочешь себе все испортить.
— Мой муж, — медленно сказала Назнин, — знает все. Он скоро придет домой. Хотите у него поинтересоваться?
Случилось невозможное. На лице миссис Ислам отразилось удивление.
Назнин, воодушевившись, добавила:
— Поклянитесь на Коране. Больше от вас ничего не требуется.
Миссис Ислам взяла колокольчики на щиколотки со спинки дивана. Положила их на кофейный столик.
— Твоим дочкам, — сказала она.
Она подошла к Сыну Номер Два и взяла у него сумку. Сын Номер Два кивнул, словно как ожидал, так и получилось.
— Пошли, — сказал он, — они в любом случае и так много заплатили.
И добродушно рассмеялся.
Миссис Ислам взвыла — так сдавленно, отчаянно ревет животное. Двумя руками подняла свою сумку с лекарствами и треснула сына по плечу. Сумка отскочила от удара. Она хотела дать ему по голове, но промахнулась. И снова взвыла, на этот раз пронзительно, как от удара. Сын Номер Два лениво направился к двери. Прикрыл голову руками. Миссис Ислам пошла за ним. Назнин увидела, что глаза ее полны слез и что слезы текут по щекам. Она снова взмахнула сумкой и огрела Сына Номер Два по спине. Из горла у нее вырвался звук, который Назнин долго не могла забыть.
Сын Номер Два все еще стоял за диваном. Он смотрел по сторонам, силясь принять решение. Потом подошел к расколоченному серванту и ударил ногой по уцелевшей дверце. Дверца звякнула, задрожала и осталась невредимой. Сын Номер Один пожал плечами. Носком туфель перевернул несколько коробок и тоже ушел.
Назнин принесла мусорное ведро и щетку. Завернула большие осколки стекла в газету и замела остатки. В голове — ни единой мысли. Абсолютно спокойная, присела на корточки над остатками серванта. Она помедлила, чтобы насладиться этой секундой, как горячей ванной. Постепенно вырисовалась мысль. Господь указывает путь. Назнин улыбнулась. Господь указывает путь, и я его вижу.
Она шла по Брик-лейн к станции метро Уайтчепел. В витрине ресторана «Радж» новая статуя: на фоне восходящего солнца сидит Ганеша, игриво свернув хобот на груди. На витрине «Бенгальского воина» Радха-Кришна, в «Попадум» Сарасвати, а в «Суит Ласси» во всю витрину Кали Ма с черным языком и злыми глазами и изваяние Будды из мыльного камня.
— Здесь теперь индусы? — спросила Назнин, когда этот бум только начался.
— Здесь? — Шану похлопал себя по животу. — Нет, не индусы. Законы рынка. Самые почитаемые боги. — Белые любят смотреть на богов. — Так ресторан больше похож на настоящий индийский, — пояснил Шану.
Возле входа на станцию околачивается мальчуган лет десяти-двенадцати. На шее наушники, в ногах пружинки. По лестнице взлетел паренек и врезался прямо в мальчугана.
— Поосторожней, — сказал мальчуган.
