бывает в твои годы», а потом уходил.
После появления вируса одиночество стало более ощутимым. Школа периодически переходила на дистанционное обучение, и даже когда снова заработала в обычном режиме, я все чаще оставался дома, слушал много подкастов, без конца смотрел сериалы, в основном фэнтези или что-нибудь историческое про пиратов или викингов. Иногда сдавал какие-нибудь задания или писал контрольные, чтобы получить проходной балл, учеба давалась мне легко, и я неплохо справлялся. Папа был то дома, то в отъезде, квартира такая большая, что я не всегда точно знал, там он или нет.
Как-то утром – дело было весной – я вышел на кухню в одних трусах и футболке, а у стола сидела девушка и писала что-то в записной книжке. После Маргит у нас ночевали иногда женщины, но обычно они выскальзывали из спальни прямо в прихожую, наскоро похватав одежду, лицо в подтеках вчерашнего макияжа, шлейф сладковатого парфюма и не выветрившегося алкоголя; редко бывало, чтобы они просто сидели у стола. Да и с виду она совсем не была похожа на тех девиц – трезвая, ненакрашенная, в удобных штанах и футболке темно-зеленого цвета, волосы заплетены в длинную черную косу; она сильно удивилась, когда обнаружила меня, потом приветливо улыбнулась и отложила ручку со словами «ой, я и не думала, что кто-то еще дома».
– Заходи, – сказала она и, указав на лежащую на столе папку, добавила: – Как тебе?
Я приблизился на несколько шагов, все еще стараясь держаться на почтительном расстоянии, и увидел, что перед ней разложены снимки деревьев, кустов, плодов, каких-то вьющихся растений или вроде того.
– Что, по-твоему, смотрелось бы хорошо?
Ее звали Йенни, она работала ландшафтным консультантом, только недавно устроилась в компанию, которая расцвела буйным цветом – тут Йенни снова улыбнулась, – все теперь сидят в Швеции, вместо того чтобы ездить куда-то на отдых, и хотят благоустроить свои садики и террасы. Папа пригласил ее на встречу, но потом утомился и бросил в одиночестве, вполне в его духе, у него возникла идея превратить террасу на крыше в дикие джунгли, заполнив ее великолепными орхидеями и магнолиями, манговыми деревьями, оливковыми рощами и, может, еще бурлящим водопадом, но Йенни растолковала ему, что какие-то из его задумок, пожалуй, немного более реалистичны в исполнении, чем прочие, на этом он выдохся и дал ей полную свободу действий, а сам отправился обратно в спальню.
– Ну а ты что думаешь? – спросила она меня, листая свою папку. – Можно выставить несколько карликовых пальм в горшках. И с апельсиновым деревом, мне кажется, может вполне получиться, если поставить его вон в тот, самый солнечный угол. Вы много готовите, ты или папа? Можно установить паллету с грядкой для выращивания тимьяна и розмарина или еще каких-нибудь пряных трав, если хотите.
– Шиповник, – выпалил я, не задумываясь. – Люблю запах шиповника летом.
Она одобрительно кивнула в ответ:
– Шиповник красиво цветет. А плоды можно, кстати, собирать и готовить из них кетчуп. Или сладкий чили. Ты не против, если я сварю кофе?
Никогда прежде я не видел, чтобы кто-нибудь вел себя так раскованно у папы в доме; уборщики ходили по квартире молча, заткнув уши музыкой в наушниках и упершись взглядом в стену или в пол, мастера-ремонтники, которые иногда наведывались поменять кофемашину или переделать что-то в одной из ванных комнат, вели себя с точностью до наоборот: с восторгом пялились на все, что попадалось им на глаза, залипали перед фотографиями, сувенирами и выставленной на полке рядом с австралийским кубком ракеткой, «с ней-то я и провел последний сет, сделал последний удар в игре», любил ввернуть отец, пока они стояли, расплющив нос о стекло. Но с Йенни было совсем иначе, она откопала в шкафу банку кофе, и, пока он готовился в кофеварке, обошла кухню, порылась среди вещей, заглянула в морозилку, пооткрывала ящики, посмотрела лежавшую на столике в прихожей почту так, словно ничего естественнее такого поведения и быть не могло.
– Твой папа сказал, что я могу чувствовать себя как дома, – пояснила она, заметив, как я на нее таращусь. – А для меня важно получить представление о том, кто здесь живет, чтобы нащупать стиль. – Она хихикнула и подмигнула: – Да и вообще, любопытно же. Он правда был профессиональным теннисистом? Типа Бьорна Борга, да?
Когда люди, которые мало смыслят в теннисе, узнают, что мой папа Андерс Хелл, чаще всего они путают его с кем-нибудь еще. Нет, он не Бьорн Борг, Борг заработал гораздо больше трофеев, и все это за несколько лет до папиного прорыва, в семидесятые, они встречались лишь несколько раз. Нет, он не Матс Виландер, любитель двуручной хватки при бэкхенде, весельчак и поэт. Нет, он не Стефан Эдберг, мастер ударов с лета, скучный тип, снявшийся в рекламе макарон.
– Папа – это тот, который другой, – объяснил я. – Он был на взлете года два-три, но за это время успел много чего выиграть.
– Чем твой папа прославился? – спросила она, наливая кофе в собственный термос. – Типа, в чем была его фишка?
Я поразмыслил немного:
– Теннис – это джентльменский спорт, а он… был этаким грубым мужланом. Ну или, может, таким его воспринимали, без изыска. Наверное, это все из-за диалекта. Он родом из Карлскруны, это в Блекинге, бывала там?
Она помотала головой и рассмеялась:
– Нет, я везде в мире побывала, только не там.
Йенни вернулась несколько недель спустя на грузовике, забитом разными растениями, я помог ей выставить их на террасе, она затащила к нам мешки с землей, подключила шланг для полива, привела с собой плотника, который соорудил трельяж для вьюнков; дни становились все жарче, она варила себе кофе и присаживалась ненадолго на кухне, иногда к ней выходил папа сказать «привет» и «добро пожаловать», но она была девушкой не того типа, который мог его заинтересовать настолько, чтобы говорить ей что-то кроме «привет» и «добро пожаловать», он что-то мычал, глядя на ее эскизы, а потом ретировался в город.
Как Йенни сама рассказала, она была новичком в области ландшафтного дизайна. После школы жила в Африке, сначала у своего парня в Найроби, потом путешествовала по Кении, Танзании, Уганде.
– А затем я познакомилась с несколькими ребятами, которые занимались программами развития в области сельского хозяйства, им нужен был человек со знанием суахили, так что я стала их местным помощником, ездила с ними повсюду, потом уже самостоятельно стала заниматься разными гуманитарными проектами, в основном направленными на помощь мелким фермерам, развивающим устойчивое землепользование.
В ее пересказе все это звучало так легко, ей было двадцать три, а она уже пережила четыре кражи со взломом, три ограбления,
