Атака начнется не с утра, да и не успеют они до утра добраться до окраины города. Время выбрали с таким расчетом, чтобы солнце находилось на одной линии с позицией и центром города. Хоть какая-то помеха для глаз наблюдателей – ведь часть пути придется проделывать на глазах у половины Верхнеглинска.
Если все пройдет как задумано, они доберутся до позиции, наведут орудие, выпустят снаряд. Затем, лежа на брюхе, дождутся прекращения воздействия основных поражающих факторов, после чего покинут город. А дальше…
Дальше Рощин не загадывал. Да и не дали ему загадывать – заглянувший в палатку хирург прервал его монолог:
– Осколки мы из бойца вашего вытащили – два было.
– Как он? – севшим голосом спросил Рощин.
– Спит. Надеюсь, больше железа в нем не осталось. Рентгена у нас нет – металлодетектором проверяли, поисковым. Вот так и живем… На вид проблем быть не должно, а там… Крови он потерял много, да и к нам попал не сразу. Мужик крепкий – должен выкарабкаться. Но полную гарантию не дам: с нашими возможностями ее никто теперь не даст.
* * *
Партизаны Никодима передвигались на восьми джипах и уазиках, а возглавлял их колонну трофейный бронетранспортер – ради такого дела его решили выпустить из лесного убежища. Вслед за воинством «сектанта» тащилась техника Рощина. У «генерала» только грузовика не хватало – остался в партизанском лагере вместе с бабкой, ребенком, нетранспортабельным Синельниковым и Приблудой. В предстоящем бою нужды в нем не было – подвозить снаряды не придется. С утра прошел дождь, и дорога не пылила. Этим и пользовался Тоха – прямо на ходу ухитрялся практиковаться в имитации стрельбы (рискуя заработать травму глаза на ухабах).
Не успели от леса отъехать, как нарвались на врага – у пересечения грунтовки с разбитой асфальтовой дорогой стоял КамАЗ. У грузовика, видимо, спустило колесо, но свинки упрямо ехали дальше, пока оно не задымилось, после чего разлетелось. Пришлось им все же остановиться. Так и торчали на одном месте, не зная, видимо, что делать дальше: шиномонтажа рядом не наблюдалось. Бронетранспортер партизан издали полоснул из крупнокалиберного пулемета, а затем, подобравшись поближе, добил уцелевших. Обрадованный Никодим не успокоился, пока его люди не собрали все оружие и боеприпасы – лишь затем велел продолжать движение. Тоха решил, что раз враги встретились почти сразу, то и дальше они толпами дороги охраняют, но ошибся – нежелательных встреч больше не было.
Леса чередовались с полями, пару маленьких речушек преодолели по неохраняемым бродам, в стороне иногда показывались вымершие деревеньки. Возле одной, завидев людей, хором замычало стадо коров – несчастные животные не понимали, почему их никто не доит и не защищает от ночного кошмара. Трупов не попадалось, хотя останки скота встречались частенько. Видимо, об этих потаенных дорожках знают только ушлые местные – городские беженцы двигались более опасными путями, и там их тел осталось предостаточно.
Выбрались из очередного соснового бора – впереди, за огромным колосящимся полем, поднимались промышленные здания и заводские трубы.
Окраина Верхнеглинска.
Колонна остановилась, вытянувшись вдоль поля. Никодим, выбравшись из своего джипа, направился в сторону самоходки, на ходу цепляя на голову смешную зеленую кепи. Ему бы чуток подровнять бороду, и после липосакции (килограммов тридцать жира откачать надо) мог стать двойником Фиделя Кастро.
Тоха, поведя стволом винтовки, вдруг замер, осторожно поставил оружие на броню, поднялся, уставился на поле. Рощин, поняв по выражению его лица, что он заметил нечто очень необычное, подошел к нему, посмотрел туда же. Вслед за ним весь экипаж сгрудился вокруг Тохи, без единого звука таращась в одну сторону. Никодиму, добравшемуся до самоходки, ничего не осталось, как вскарабкаться наверх и сделать то же самое.
По телевизору и в Интернете Тохе это уже доводилось видеть. Какие-то шутники, или инопланетяне, или даже стада перевозбужденных ежиков устраивали это достаточно регулярно. Просто в одно прекрасное утро или день кто-то замечал, что на поле появился круг или более сложная геометрическая фигура, состоящая из миллиардов упорядоченно уложенных растений. Это могла быть пшеница, рожь, овес, кукуруза, луг с дикими травами. А иногда структуры проявлялись на снегу, льду или моховом болоте. Причем все это происходило под покровом тьмы: вечером поле в полном порядке, а на рассвете украшено фиг знает чем. Официальные ученые игнорировали это загадочное явление, а гипотезы энтузиастов не вызывали доверия, потому что, как правило, озвучивались людьми с явными проблемами психики (по крайней мере Тоха других там не замечал).
Забавный феномен, однако безобидный (если не считать огорченных фермеров).
Тоха не знал, рожь перед ним или пшеница, а может, какой-нибудь ячмень: не ботаник он. Просто поле чего-то злакового. И от края до края расписано кругами, эллипсами, какими-то дугами и вовсе непонятными, но гармонично встроенными в общий узор фигурами. Если это рисовали ежики, то они должны были со всей России собраться и из Европы помощь позвать, не говоря уже о предварительных уроках художественного мастерства. Если мистификация, то шутникам потребовалось бы несколько дней работы под носом у свинок, охранявших свой самый ценный объект, – Тоха не верил в существование подобных экстремалов.
Картина завораживала. Масштабом. Идеальной симметрией всех частей. Удивительной гармонией – вписалась в поле, будто была здесь всегда, изначально. Мазок кисти сумасшедшего художника. Что-то было во всем этом от необычного изобразительного искусства. Не простые пейзажи и портреты, не маринистика какая-нибудь или аппетитные натюрморты. И само собой, не тот тихий ужас, когда, вылив на кусок сукна полведра гудрона, оставляют на нем оттиск собственной потасканной задницы, называют эту испохабленную тряпку «Депиляция Афродиты», после чего продают богатым идиотам за бешеные бабки под видом «прорыва на новые горизонты». Нет – ничуть не похоже на дешевый развод от богемной мафии. Доводилось Тохе видеть абстрактные картины, от которых было трудно отвести взгляд, – титаническая работа художника и непознаваемые глубины его фантазии (или просто под эксклюзивной травой кистью махал). Вот и здесь что-то подобное, но гораздо сложнее и несопоставимо масштабнее.
Холст площадью в квадратный километр…
Никодим, стряхнув оцепенение, пришел в себя первым. Поспешно перекрестился, зычно произнес в рифму:
– Свыше нам знаки дают – дни последние настают.
Тоха, не удержавшись, ответил на это в своей манере:
– Слишком уж давно предупреждают – я первый раз о таком явлении в сказке «Конек-горбунок» читал. А сказочка-то старая…
Народ, забравшийся на мало-мальски высокие точки, начал шумно обсуждать увиденное, но начавшийся ропот прервал окрик Никодима:
– А ну цыц все! Посмотрели – и хватит! Мало вам чудес было? Одним больше, одним меньше… Приехали, ребята! Здесь разделяемся – идем делать свое дело. Пожелайте удачи генералу и его бойцам – если они свою работу выполнят хорошо, нам полегче жить станет. А там и вообще все наладится. По коням, ребятки, – поможем служивым.
* * *
Идея Тохи была проста, как и все гениальное. Задача ведь была поставлена элементарная: между стволом орудия и целью не должно быть препятствий. При дистанции в три-четыре километра и наличии городской застройки добиться этого можно лишь одним способом – поднять самоходку на приличную высоту, чтобы наведению не мешали разные многоэтажные хибары и зеленые скверики. Пушка, конечно, штука тяжелая, но при наличии огромного воздушного шара или дирижабля…
Тоха не стал толкать идею о дирижабле (в дурдом почему-то не хотелось). Тоха поступил проще – напряг свою память, и она в очередной раз его выручила.
Верхнеглинск получил свое название не просто так. Почему «верхне», Тохе неизвестно, а вот насчет «глинск» все было понятно даже ребенку. Город изначально был построен на месторождении глины – здесь ее добывали издавна. Смешно – глины везде ведь навалом. О каком месторождении может идти речь? Не так все просто: да – глины полно везде, но такая, как здесь, – огромная редкость, в чем ее уникальность, Тоха не понимал, но знал, что благодаря ей работают аж два завода: керамический и стройматериалов, не считая мелких производств. И целыми эшелонами сырье куда-то вывозят – говорят, даже в далекой Англии охотно покупают. Всем нужна зачем-то.
Глину добывали в нескольких местах – открытым способом. В черте города и за его окраинами чернели шрамы действующих карьеров и синели озера брошенных разработок. Горняки вгрызались в землю с каждым годом все глубже и глубже или расширяли свои ямы. Если на их пути оказывались дома, постройки сносили, выделяя хозяевам новое жилье: глина окупала все затраты с лихвой. Когда пласт уходил слишком глубоко, приходилось снимать над ним десятки метров бесполезных наносов. Огромные самосвалы вывозили породу в отвалы. С годами эти кучи вырастали все выше и выше, превращаясь в рукотворные холмы.
