висевшее за спиной у Матаса Смолокура, и увидела, как укладывают в черный гроб седоватого, с залысинами мужчину. На его морщинистом лице льдинками посверкивали глаза Риты Фрелих. Это был Пятрас Собачник, ее брат! Агнесса выбежала из избы, отвязала саврасую кобыленку, на которой привез ее сюда этот незнакомый — хороший или плохой — человек, прыгнула в сани и погнала лошадь назад, в город, туда, откуда прибыла она в этот край.
Сразу же, едва перевалив за высокий холм, увидела огни города и даже удивилась, ведь как долго шла, пока не решилась прикорнуть в таурупийском сугробе, а теперь едва понукнула «Но-о, Савраска», и лошадиные подковы уже зацокали по мостовой, полозья саней заскрипели по камням и асфальту.
Только город стал совсем другим. Множество красивых домов. Автомобили! Бесконечная путаница улиц! Как найти ей здесь корчму брата Пятраса? Ведь если он умер, то лежит там. Если уже и похоронен, на кладбище везли из корчмы. Надо отыскать. Надо поставить брату памятник, хотя бы таким путем испросить прощения за свое бегство…
Нет, никто не знал, где корчма Пятраса Собачника!
— Пятрас? Собачник? — молодой водитель самосвала, видимо, завел разговор только потому, что ему понравились сани, лошадь, нисколько не напуганная грохотом машин, или сама Агнесса. — Может, собаколовная контора? Такая есть. Один пижон очень переживал, что псы его машину обделали, бегал в ту контору жаловаться, правду искать. Хотите, дам адресок? Он и приведет…
Агнесса даже не обиделась. Как тут объяснишь, что брат ее не ловил собак, просто кормились они возле его корчмы.
Она привязала Савраску к столбу, поддерживающему провода, и стала читать приклеенные к этому столбу объявления. Предлагали купить пианино, аккордеон «Вельтмайстер», полдома с садом, сибирского кота и металлический гараж. Выше всех остальных объявлений было приклеено такое: «Приму квартиранткой девушку, ул. Вирвю, 14, кв. 2».
Агнесса обрадовалась, уразумев, что можно куда-то зайти и остановиться там. Вдруг она не сразу найдет Пятраса Собачника?
Расспрашивая у людей дорогу на улицу Вирвю, подъехала наконец к деревянному, изъеденному древоточцем дому. Постучалась, из двери вылез старичок с заспанным лицом. Не ответив на ее приветствие, он пошел вперед, завернул за угол дома, отпер замок, висевший на дверях дощатых сеней. Агнесса вошла вслед за ним и увидела двухконфорочную газовую плиту и железный ящик для баллона. Рядом стояла скамейка, на ней ведро. Из сеней дверь вела в комнату, где находился старый-престарый диван, три разнородных, один пуще другого расшатанных стула, на стене доска, прибитая гвоздями: вешалка для одежды. Агне потрогала диван.
— Ладно, ночь перебьюсь, — сказала она старику.
— У меня не гостиница, барышня, — рассердился он, — если только переночевать, так бы и сказала. Я плату за полгода вперед беру!
Агнесса пожала плечами и вышла во двор. Денег не было, Пятрас Собачник почти не давал их. А где она еще возьмет?
— Погоди! — остановил ее голос старика. — Барышне, видать, не комната нужна, а гараж? У меня пустует. Можешь остаться на ночь. Всего трояк возьму.
— Нет у меня денег, — повернулась она к старику и тут же смутилась. — Но я привезу. Просто сегодня с собой не захватила.
— Так привози.
Агне увидела, что на нее смотрит уже не старик, а Наталья, с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой приближающаяся к пенсии. Она с нежностью глядела, как Агне-Агнесса садится в сани и едет вдоль улицы.
Хорошо бы, думает Агнесса, не пришлось заночевать. Город, он сразу денег требует. Золота, которого так жаждал Пятрас и которое у него было. Неужели город — такое проклятое место, где люди говорят только о деньгах? Она остановила Савраску перед желтым домом с зелеными балконами; в нос били запахи кухни. Над дверью вывеска синими буквами: С т о л о в а я.
— Нельзя ли тут немного поесть без денег? — спросила Агнесса у мужчины, остановившегося рядом с ней возле двери.
— Думаю, можно, — ответил он. — А лошадь ваша не сбежит, пока вы заправляетесь?
— Нет, — заверила Агнесса.
Господи, как же она проголодалась! От аппетитных запахов у нее даже в животе заурчало. Войдя внутрь, она встала в очередь, уместила на своем подносе сразу три тарелки щей, положила шесть ломтей хлеба. Когда подошла к кассе, тот мужчина, с которым она заговорила, сказал кассирше:
— Плачу я.
Ела она торопливо, обжигая губы. И только когда все три тарелки опустели и она пальцем собрала со стола хлебные крошки, мелькнула мысль: как это неприлично — позволила заплатить за себя какому-то чужому человеку, незнакомому мужчине. От этой мысли у нее вспыхнуло лицо — какой позор! Втерлась сюда, как нищенка, или, еще хуже, как девка-потаскуха, которых немало довелось повидать ей в корчме Пятраса. Собаками такую травить! Огляделась, опасаясь увидеть того мужчину, но его уже не было. За одним из столиков сидел композитор Каволюнас и с аппетитом хлебал щи.
Агнесса снова забралась в свои сани, чтобы гонять Савраску по паутине улиц и переулков. Прохожие и водители любопытными взглядами буравили ее. Да и было на что посмотреть! Ветхая шубейка, из-под которой выглядывало длинное, вишневого цвета платье, на голове белый пуховый платок. Вот вырядилась! Откуда, дивились люди, откуда взялась эта чудачка? Карнавал, что ли? И вправду от ее появления на улице какое-то праздничное настроение!.. Однако дивились они про себя, Агнесса же гнала Савраску, не обращая на них внимания. Вдруг резкий свисток заставил ее натянуть вожжи и обернуться. Свистел молоденький милиционер с реденькими, как у Винцялиса, темными усиками, но волевой подбородок выдавался у него вперед сильнее, чем у Бейнариса. Милицейский отдал ей честь и попросил обратить внимание на висевший над улицей жестяной диск, где в красном кругу была топорно нарисована лошаденка, впряженная в телегу.
— Движение гужевого транспорта, гражданочка, здесь запрещается, — укорил Агнессу милиционер.
— Почему?
— Потому что висит знак: запрещается!
— А почему запрещается?
— Чтобы не мешать движению.
— Какому движению? Я же с самого краешка! Понимаете, ищу одного человека. Пятраса Собачника. Может, слыхали?
— Все равно нельзя. А то придется платить штраф.
— Значит, за деньги можно?
— Нет. Я оштрафую вас за нарушение правил дорожного движения. Ясно?
Агне нежно глянула на блюстителя порядка.
— Говоришь, и за деньги нельзя? Никому?
— Никому, — заверил он.
— Ну что ж, придется идти пешком. А вот если попрошу за лошадью присмотреть, тоже за деньги?
— Нет, — словно что-то обдумывая, не сразу ответил он. — Какие деньги? Разве я не твой отец?
Взглянула и, даже не привязав Савраску, ушла, потому что сани и лошадь были уже в руках Йонаса Каволюса — в надежных руках.
Вместе с Савраской на перекрестке осталось все то, что вызывало удивление горожан, вся
