жаркий день.
Каменная пустошь хранила следы долгого зноя, редкие глиняные островки покрывала сеть трещин. Опаленные свирепыми лучами деревца тянули к монахине сухие ветки-руки, будто просили воды.
София почувствовала, как лоб холодят первые капельки пота.
«Они придут раньше, – подумала монахиня. – Их придет слишком много».
С ней не будет ее сестер, не будет матушки Серафимы. Ей придется бороться в одиночку.
Она остановилась. В одиночку? И что она может? Чему научилась за всю жизнь? Водить машину по ухабам, ухаживать за ранеными? Нет, все ее навыки ничем здесь не помогут.
Она иначе чувствует людей, их боль – вот что всегда делает ее особенной.
И теперь она должна услышать, понять, что они ей скажут.
Черная ткань ее одежды нагревалась все сильней. Мысли текли в голове медленно, тягуче.
«Знакомая история… Люди решили сделать то, что может только Бог, – подчинить себе смерть. И у них ничего не вышло».
Да. Теперь она знала, зачем отправилась в это путешествие. Ей нужно было исправить то, что натворили по своей самонадеянности люди.
Она шла не ради искупления старых грехов, не ради того, чтобы выполнить возложенную на нее тайную миссию. Ей нужно всего лишь поставить заплатку на место разрыва. Заштопать дыру, которую проковыряли люди, называющие себя учеными. Они, как озорные дети, продырявили автомобильную камеру и здорово перепугались, когда из дырки со свистом вырвался воздух. Не в первый и не в последний раз они исказили законы, по которым уже тысячелетия существует природа. Они нарушили гармонию, заложенную в человеке, и получили чудовищ.
Почему же именно ей выпало поставить точку? Она надела черные одежды по собственному выбору. Ей молиться за весь мир, сидя в келье. Но если не во всем мире, а только в монастыре начнется пожар, неужели она будет спокойно смотреть на то, как погибают люди?
София ступала вперед, морщась от боли в усталых ногах и пояснице. Небо молчало. Ни восторга, ни воодушевления, ни прилива сил после изматывающей ночи. Тоска, неповоротливое тело, трусливая дрожь внутри.
«Все правильно» – улыбнулась она себе. – «Если бы ты получала удовольствие от этой прогулки, вряд ли оказалась бы здесь».
Дальше идти было бессмысленно. Она далеко ушла от места ночлега.
София поставила контейнер на землю. Щелкнул замок. Стеклянная колба с изумрудной жидкостью блеснула на солнце. Она взяла хрупкий сосуд в руки. Мгновение София задумчиво рассматривала плещущееся зелье. Потом поднялась на ноги и со всего размаху швырнула колбу, как ручную гранату. Бутыль описала дугу и со звоном врезалась в каменную плиту. Во все стороны брызнули стекла. Темная лужа кляксой расползлась по земле.
София вздохнула и проделала то же самое с остальными колбами. Затем опустилась на землю, достала четки и закрыла глаза.
На горизонте зажглись огоньки.
…На этот раз Дэну ничего не приснилось.
Доктор тряс его за плечо.
– Вставай. Пора.
Парень потер лицо, потянулся и застонал: в походах ему доводилось спать в разных условиях, но на голой земле – никогда.
Открыв глаза, он увидел перед собой крепко зашнурованные военные ботинки с заправленными в них штанами. У колен доктора стояла девочка и ковырялась в носу. Заметив, что Дэн на нее смотрит, она спряталась за ноги Илия.
Максим сидел у догоравшего костра и жарил кусок хлеба на палочке.
Дэн посмотрел на небо и вскочил на ноги.
– Солнце! – завопил он. – Солнце давно встало! Почему мы сидим?! Нужно уходить! Почему меня не разбудили раньше?!
Он задохнулся от возмущения. Мальчик выронил прутик и открыл рот. У девочки затряслась нижняя губа, секунда, и она заревела.
– Не шуми, – поморщился доктор. Он поднял девочку на руки и обнял. – Нас больше не преследуют. Дети полудницам пока не нужны, им нужен контейнер.
– Но контейнер у нас… – Дэн осекся. – Где София?
Он завертел головой, сощурился, ища хотя бы точку на горизонте.
– Она унесла препарат, чтобы отвлечь их? Но какой в этом смысл? Ведь его можно было просто где-нибудь зарыть.
Илий пожал плечами:
– Я не знаю. Она не захотела нам рассказать.
– Мы не можем ее вот так бросить! – Дэн снова перешел на крик.
Доктор нахмурился.
– Ты всю дорогу возмущался: «Зачем это мы взяли с собой монахиню? Чем она может нам помочь?». А теперь собираешься идти выручать ее?
– Да! – парень побледнел. – Она мне жизнь спасла.
– Когда это?
– Пока мы ждали вас у базы возле люка. Я влип в одну неприятную историю…
– Неужели? Ты все-таки успел?
– Это сейчас неважно, – Дэн обвел унылым взглядом округу. – Я пойду один и верну ее.
– Нет уж, – доктор передал ему на руки девочку, которая перестала плакать и заинтересовалась цветной картинкой на футболке Дэна. – Хочешь стать героем, помоги мне пройти эти сорок с лишним километров до монастыря с детьми.
– Но как же София?
– Она знает, что делает. Я не могу сказать тебе, что у нее на уме, но последнее о чем она просила: доставить детей в безопасное место.
Они доели остатки хлеба, запили водой. Дэн вспомнил, что в монастыре их щедро снабдили запасами продовольствия, так как поиски могли затянуться. Но большая часть продуктов и вещей осталась в старом уазике, который полудницы вчера спалили.
Когда они выдвинулись в путь, солнце уже начало жарить. Пустошь, по которой предстояло идти, представляла собой гигантскую сковородку – ни тени, ни расщелины.
Дэн никогда не думал, что маленького ребенка так трудно нести. Малютка на вид казалась не такой уж тяжелой – он легко мог подкинуть ее в воздух и поймать. Но пятнадцать минут обычной ходьбы с ней на руках быстро вымотали его.
Парень уверял себя, что так действует жара. Тело девочки, дремавшей у него на плече, все больше расслаблялось. Дэн задышал чаще, через рот.
Илий, заметив это, предложил парню смениться, но Дэн отказался. Через четыре минуты он сам отдал доктору малышку и взял за руку мальчика (благо его еще пока не нужно было нести).
– Как дела? – подмигнул Дэн мальчишке.
– А у тебя? – Максим хитро прищурил глаза.
– Ты не устал?
– А ты не устал?
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
– А ты?
– Уф…
Доктор нес девочку гораздо дольше, и Дэн удивлялся и ждал, когда же Илий устанет.
Двигаясь так в течение часа, они увидели небольшую рощу и остановились в тени.
Сначала у них даже не было сил, чтобы говорить. Илий разорвал старую рубашку, которую нашли в рюкзаке, и сделал детям что-то вроде головных уборов. Несмотря на протесты, он и Дэну велел повязать на голову кусок ткани,
