III ощущал на себе сильнейшее давление германских епископов. Поэтому он не рискнул
официально взять норманна под свой омофор. В отместку тот приказал архиепископу Палермо венчать на королевство без согласия понтифика своего сына
Вильгельма I (1151–1166), что и произошло на Пасху 1151 г.[525] Это стало страшным ударом по репутации понтифика и его чувствам. Теперь папа волей-неволей был вынужден принять сторону Германского короля и Византии, вступив с ними в союз против Сицилии.
Однако тут случилось непредвиденное событие, перечеркнувшее на ближайшее время планы императора Мануила I, — 15 февраля 1152 г. Конрад III Гогенштауфен скончался в своем замке в Бамберге в возрасте 59 лет. Смерть эта была столь «удачна» для сицилийцев, что в Германии начали ходить упорные слухи, будто короля отравили медики из Салерно, находившегося во владениях норманнов[526].
Наследником престола стал племянник покойного Фридрих I Барбаросса (1152–1190), в лице которого Мануилу I Комнину пришлось столкнуться с другим ярким носителем имперской идеи. У Фридриха давно уже созрела своя мечта, которую он и открыл Римскому папе вскоре после коронации железной лангобардской короной. «Я желаю, — писал король, — восстановить Римскую империю во всем ее древнем величии и блеске». Эти мысли были развиты чуть позднее на Ронкальском имперском собрании 1158 г. Искренне полагая, что Германские короли являются преемниками Римских императоров, Фридрих повторил формулу св. Юстиниана Великого: «Что государь находит хорошим, то имеет силу закона, потому что народ передал ему и перенес на него все господство и всю власть». Его мысли витали вокруг Италии, завоевать (или вернуть, что для него было одно и то же) которую Фридрих считал делом чести.
В дальнейшем германец искренне полагал возможным простереть свой взор на острова Сардинию и Сицилию, Корсику и даже дальнее Средиземноморье. Своему сыну Генриху император писал: «Если бы не было нарушения мира и не составились бы препятствия для паломничества, мы завоевали бы всю Греческую империю до самых стен Константинополя». Образцом настоящего императора для Барбароссы являлся Карла Великий, которого он активно пытался включить в список святых Западной церкви, но военные действия помешали этому начинанию[527].
Не следует, однако, полагать, будто Фридрих был озабочен теоретическим осмыслением имперской идеи, — нет, его представления на сей счет определялись традиционным пониманием места императора во Вселенной, которое сформировалось на Западе. Под влиянием византийских политических идей, конечно. Разумеется, роль императора в понимании ее Фридрихом касалась не только сугубо политической сферы, но и, главное, взаимоотношений с Римским престолом. Уже в марте 1152 г., во время пребывания в Утрехте, Фридрих показал, какое значение он придает своему участию в деле замещения епископских должностей. А потому активно вмешался в ситуацию двоевластия в Магдебургском архиепископстве, по сути заставив избрать архиепископом Вихмана Наумбург-Цейцского, которому тотчас и передал соответствующие регалии. И хотя папа решительно протестовал против вмешательства императора в это дело, ничего ровным счетом не изменилось, и сам понтифик не осмелился пойти на разрыв с новым государем Запада[528].
Подготавливая войну с Сицилией, на которую его толкали собственные амбиции и просьбы папы, король решил заранее оговорить с Римом главные условия. Разумеется, для Константинополя в этом договоре не нашлось места, хотя предполагалось, что Мануил Комнин выступит в качестве союзника германца. В марте 1153 г. король подписал тайное соглашение с понтификом в Констанце. Он настаивал, что Византия ничего не должна была приобрести из итальянских владений Рожера I Сицилийского по окончании войны. А если василевс попытается силой получить их себе, говорилось в договоре, то будет изгнан совместными действиями папы и германской армии. В свою очередь понтифик пообещал германцу, что никогда не согласится признать за византийцами те территории в Южной Италии, которые они могут отвоевать в ходе предстоящей кампании против норманнов.
В то же время Фридрих I — еще одна хитрость короля — заключил соглашение с Мануилом I Комнином, где авансом дал ложные обещания относительно Южной Италии, надеясь заставить византийцев выставить против Сицилии большую армию[529]. Как печально констатировал один исследователь, «краткий медовый месяц двух империй закончился»[530].
Но тут произошло событие, внесшее в предполагаемый план существенные коррективы: 8 июля 1153 г. в Тиволи скончался папа Евгений III — все враги норманнов постепенно сходили в могилу. Но и Рожер I Сицилийский недолго имел счастье радоваться внезапному спасению, к которому приложил столько усилий. 26 февраля 1154 г. он тоже отдал Богу душу[531].
Наследник Сицилийской короны Вильгельм I не отличался достоинствами отца и его энергией. Он перепоручил все дела в королевстве клирикам и близким чиновникам, а сам предался спокойствию — самому драгоценному для него состоянию души и тела. Естественно, это разом пошатнуло устои вассальных отношений в Сицилийском королевстве. Когда 4 апреля 1154 г. Вильгельма I повторно короновали в Палермо в присутствии вассалов, чуткое ухо не могло не уловить фальши в словах присяги, которую ему давали подданные[532].
Византийский император еще не догадывался о двойной игре Германского короля, и когда летом 1154 г. в Константинополь прибыли сицилийские послы с предложением мира и возврата на безвозмездных условиях всех греческих пленников, категорично отказался от них. И даже когда Фридрих Барбаросса пересек Альпы, чтобы начать Итальянскую кампанию, василевс еще ни о чем не знал. Но тут вмешалась рука судьбы в лице избранного вместо покойного папы Анастасия IV (1153–1154) этнического англичанина Адриана IV (1154–1159).
Новый понтифик был, без сомнения, выдающейся фигурой. С раннего детства вступивший на путь монашества, прошедший прекрасную школу в общине каноников ордена Святого Руфа в Авиньоне, куда переехал из Англии, он вскоре стал настоятелем этого монастыря и снискал заслуженную славу строгого поборника дисциплины и благочестия. В 1152 г. папа отправил его своим легатом в Норвегию с весьма сложными поручениями, и Адриан превосходно справился с ними. Его избрание пришлось как нельзя кстати для Апостольской кафедры, поскольку с Барбароссой мог бороться лишь человек, ни в чем не уступающий ему ни в энергии, ни в характере, ни в воле.
Новый папа быстро продемонстрировал свою решимость. Когда во время инаугурации кто-то из обывателей попытался помешать ему пройти ко дворцу, папа просто приказал арестовать того. Позднее, поняв, что жители Рима не очень благосклонно относятся к нему, чужестранцу, он пошел на крайнюю и беспрецедентную меру: в самом начале 1155 г. наложил интердикт на весь Рим (!). Храмы были молчаливы и пусты, запрещено было отпевать покойников, исповедовать, причащать Святых Даров и венчать, мессы никто не служил. Приближался
