Входит всегдашний помощник Томина – Аркадий.
– Саша, тобой интересовались в гостинице.
– Да ну?!
– Сегодня у дежурной справлялись. А у коридорного на этаже выясняли, живет ли рядом «юридический чин».
– Значит, сработал боборыкинский четверг. У кого-то там, стало быть, рыло в пуху! Передай спасибо Петру Сергеичу.
Томин отыскивает в записной книжке номер и звонит по городскому телефону.
– Добрый день, Сергей Рудольфыч. Извините, как всегда спешка, а вы сегодня работаете… По поводу книги вестей нет?.. Та-ак. И давно?.. У-у, отпадает. Я ищу ту, что появилась недавно… Да, у Боборыкиных есть, слышал. А у них когда?.. Вот и я не знаю. Скажите еще, Сергей Рудольфыч, вы видели две вещи Фаберже, их происхождение известно?.. А пресс-папье?.. Через старшего?.. Ах, через Альберта. Это любопытно, может пригодиться. Спасибо вам и всего хорошего, отдыхайте.
Томин оборачивается на голос Кибрит. Та вводит приземистого мужчину лет шестидесяти.
– Профессор Балиев. Крупнейший специалист по драгоценным металлам и по истории ювелирного дела.
Томин и Балиев знакомятся, обмениваются первыми общими фразами. Кибрит, заслышав свист чайника, достает кофе, открывает шкаф и восхищенно ахает:
– Откуда у тебя такая посуда?
– Это, Зинаида, не посуда. Это поповский фарфор. Я его выиграл в бильярд при исполнении.
– Шу-урик!
– Не было выхода.
Томин юмористически рассказывает о ситуации, в которую попал. Он обязан был выиграть – иначе плати деньги. А где взять инспектору три тысячи?
Гости смеются.
– Я просто не умею так играть, как я эту партию сыграл!.. Подал начальству рапорт – не знаю, что с этим выигрышем решат. Пока попользуемся.
Кибрит с удовольствием расставляет красивые чашки и заваривает кофе.
– Геннадий Осипович, я в пожарном порядке должен быть подкован по теме «Фаберже».
– Биографические данные? Творческий портрет?
– Нет, общие сведения.
– Карл Фаберже держал мастерскую в Петербурге – примерно с середины прошлого века, позже – в Одессе и Москве: Кузнецкий мост, 4. Фаберже был главой фирмы и, так сказать, ее художественным руководителем. Материалы использовались самые разнообразные: металлы, эмали, дерево, камни – от драгоценных до поделочных Ассортимент изделий перечислять бессмысленно, потому что Фаберже был мастером единичной вещи – двух одинаковых предметов из его мастерских не выходило.
– Одинаковых не было? – настораживается Томин.
– Нет. За исключением наградных портсигаров, которые делались по правительственным заказам в годы первой мировой войны. Некоторое время существовали филиалы фирмы в Париже и Лондоне. Отсюда лондонское издание книги Сноумена «Искусство Фаберже», отсюда и нынешняя мода на него – перекинулась к нам из-за границы. Впрочем, он вполне заслуживает своей славы… Что-нибудь почерпнули?
– Почерпнул. Стало быть, портсигары делались стандартными?
– По двум образцам, – офицерские и солдатские.
– А книгу Сноумена вы видели?
– Да, это богато иллюстрированный искусствоведческий и биографический очерк. В ведущих библиотеках она есть.
– А у частных лиц?
– Возможно.
– Так. Какова цена на изделия фирмы в сравнении с другими из того же примерно материала?
– Даже сравнивать трудно, цены астрономические. Еще вопросы?
– Пока все, профессор.
– Если набегут, Зинаида Яновна даст мой телефон. – Он встает. – Спасибо за кофе. Между нами: сервиз не поповский. Был такой промысел – подделка русского фарфора.
– Подделка?
– Прошу прощения, если огорчил.
– Ничуть. Напротив… Мне «зашла в голову мысль»… Еще одну секунду – как определяется принадлежность вещи Фаберже?
– Для профессионального глаза – это прежде всего безупречность, почти фантастическая безупречность изделия со всех точек зрения. Рассказывают, что старик Фаберже обходил по утрам мастерскую с молоточком и, если замечал малейший изъян, вдребезги разбивал вещь. На любой стадии работы. Ну, а вообще принадлежность определяется по клейму. Оно встречается в различных вариантах: «Фаберже», «К. Фаберже», просто инициалы «К.Ф.». Для вещей на вывоз употреблялся при этом латинский шрифт. Но тут уже начинаются тонкости для гурманов. И, наконец, доказательством подлинности являются фирменные коробочки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– То бишь упаковка? Неужели они сохранились?
– В хороших руках сохранились. Ну, мне пора.
Он прощается, уходит. Томин в задумчивости вертит чашку.
– Значит, мне всучили лимпопо… Большое спасибо за профессора, Зинуля.
– А почему «лимпопо»?
– Погоди, не сбей смысли… – Томин набирает номер. – Алло, Сергей Рудольфыч?.. Снова я, что приобретает уже хронический характер. Два слова: те вещи, о которых мы говорили, – они были в коробочках?.. А пресс-папье – нет?.. Все. Еще раз до свидания.
Кладет трубку, подпирает щеку кулаком.
– Как мне быть, да как мне быть… В бильярд Фаберже не выиграешь, купить не могу, время жмет… Зинуля, кипяток остался? Налей-ка еще. Что воды в рот набрала?
– Сам же велел молчать.
– Слушай, есть безумная идея. Что, если я попрошу задержаться попозже вечером и подыграть мне в маленьком спектакле?
– Хорошо попросишь – соглашусь. А в каком?
– По жанру это будет водевиль. Конечно, при условии, что начальство позволит.
* * *
Поздним вечером на Петровке, когда из лифта выходят Томин и Руднева, в пустынных коридорах нет никого, кто бы мог сказать: «Привет, Саша» или «Добрый день, товарищ майор». Спокойно можно чувствовать себя «Сашей с юга».
– Мы люди доверчивые, – говорит он, размашисто жестикулируя. – Но гордые. Покупаем настоящую вещь – не торгуемся. А хотят обмануть – из-ви-ни-те!
– Правильно, Саша! – воинственно поддерживает Руднева.
– Я за сервиз не обижаюсь, ладно. Но где один раз надули, там и второй раз могут, правильно?
– Еще как!
– Поглядел я на ваш портсигар и загорелся два заказать. Себе и старшему брату. Хоть я человек не бедный, однако это уже сумма!
– Я тоже не нищая, но такие деньги на ветер кидать – пусть другую дуру найдут!
Томин стучит в дверь:
– Кажется, сюда.
Слышен голос Кибрит: «Входите».
Они входят в криминалистическую лабораторию.
– Ты слишком долго ехал, милый. Я уже начала ревновать. – Кибрит окидывает Рудневу «женским» взглядом. – Здравствуйте. Меня зовут Зина.
Руднева энергично пожимает протянутую руку.
– Альбина.
Томин осматривается: батюшки, сколько тут всяких мудреных приборов! – написано на его лице.
– Значит, здесь ты и работаешь? – восхищается он.
– Присаживайтесь, Альбина. Что стряслось?
– Понимаете, приобрела портсигар Фаберже. Клеймо есть, вроде все на месте… – Она показывает Кибрит портсигар. – Но напало сомнение: вдруг что не так? Саша сказал, вы можете проверить.
– Давайте подумаем… Время обработки металла выяснить несложно. Попрошу девочек – проведут спектральный анализ. Я только возьму соскоб.
– А вещь не попортится?
– Нет, нам требуются буквально пылинки. Но как быть с проверкой клейма? Его ведь надо сравнить с подлинным.
– Зинуля, Фаберже есть в музеях.
– В Эрмитаже, в Историческом и Оружейной палате, – бойко цитирует Руднева.
– Тогда не проблема. Делаем фотографию клейма с вашего портсигара и сличаем с оттисками на музейных вещах.
– Академик! – восклицает Томин. – Лобзаю тебя!
Кибрит едва сдерживает смех.
– Шурик, перестань!
– Альбиночка не осудит.
– Чего там, дело житейское, – снисходительно улыбается Руднева.
– Если опасаетесь за него, – говорит Кибрит Рудневой о портсигаре, – пойдемте, будете присутствовать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Н-нет… уж понадеюсь на вас.
Кибрит уходит в смежное помещение.
– Сделает? – спрашивает Руднева, не спуская глаз с затворившейся за Кибрит двери; хоть и решила понадеяться, а сердце не на месте.
– Как в аптеке! – заверяет Томин. – Она каждый год отдыхает у нас на юге, в меня – по уши.
