Ср. также уйгурский анекдот "Приметы коня":
"Одни бай обвинил афанди в том, что тот украл его лучшего коня. Афанди не сознавался:
- Конек у меня есть и, действительно, неплохой. Но он мой собственный.
Потащил бай ходжу решать спор к казию.
- Какие приметы у вашего коня? - спросил судья у бая. Округлил тот свои маленькие глазки, надул щеки и говорит важно:
- Если ветер дул с правой стороны, то грива у моего коня всегда была с левой, если ветер дул с левой стороны, то грива у коня всегда была с правой. Есть еще примета. Когда конь пьет воду из арыка, то обязательно запачкает ноги глиной.
Посмеялся афанди над такими "приметами", побежал домой за конем. Привел, держит за уздцы коня, грива которого коротко подстрижена и дыбится, ноги лоснятся.
- Как видите, - обратился казий к баю, беспомощно разводя руками, - ни одна из ваших примет не сходится" [136, 39].
Из текста не совсем ясно, чей это все-таки был конь: хитрец афанди мог "подготовить" украденного коня, т. е. подкоротить ему гриву и проч..
посмеявшись над глупцом, который не смог назвать более убедительных примет. В таком случае, если арабский вариант представляет собой трансформу "а" (настоящий хозяин знает свое имущество и сможет это знание доказать перед судом - см. также No 13, 14), то уйгурский можно считать трансформой "б".
xliv
Аналогичная сказка африканской народности мунги [153, 333] имеет другую концовку: там кролик, хитростью забравший поле у куропатки, отдает часть урожая судье, вынесшему приговор в его пользу; затем по пути пытается убить судью, но неудачно; испугавшись последствий, хитрец сам убегает, оставляя судье весь урожай.
В сказке народности тем (Того) паук, ставший благодаря своей хитрости владельцем поля, покупает у ограбленной им ящерицы еще и ее одежду, сделанную из мух; мухи разлетаются, он остается голым, и для всех, кто только что вынес приговор в его пользу, это оказывается доказательством его неправоты [153, 145].
xlv
Нзамби - мать-прародительница всего сущего, олицетворение земли у баконго.
xlvi
Ср. сказку хауса "Трудная задача" [109, 205], Узбекская "Разделил по совести" ("Похождения Ходжи Насреддина", Таш., 1965, 218), азерб. [23, 91].
К числу сказок о хитроумном дележе имущества можно отнести и широко известный сюжет о дележе одного или нескольких гусей на семью (АА* 1580; ногайск. "Находчивый бедняк" [77, 36], асСирийская "Дележ гусей" [57, 233]).
xlvii
АаАн* 222В. В комментарии к сборнику [17,437] указывается на исследования И. Левина, который проследил историю сюжета на основе всех доступных (около трехсот) вариантов этого повествовательного типа, "одного из древнейших, засвидетельствованных уже в аккадской литературе произведений словесности".
xlviii
Ср. ассирийская сказку "Как братья топор делили". Там сюжет имеет продолжение:
"Когда дело дошло до топора, братья призадумались. Наконец один из них догадался: "Положим топор в воду и будем молчать до тех пор, пока он не размякнет".
Так и сделали. Говорят, что братья все еще молчат: ждут, когда придет время делить топор" [57, 49].
xlix
Компромиссное решение подобного типа приписывается Соломону в одной из мусульманских легенд о его судах. Вот как пересказывает ее А. Н. Веселовский: "Соломону было всего 13 лет, когда к отцу его пришли два человека судиться. Истец купил у ответчика землю, в которой, копая погреб, нашел клад; он требовал, чтобы ответчик взял себе этот клад, так как он покупал у него только землю; а тот отнекивался, говоря, что не имеет на это права. Давид решил, чтобы каждый взял себе половину; но Соломон вздумал иначе: он велел женить сына истца на дочери ответчика и клад отдать им" [4, 97]. Ср. также No 27.
l
Ср. афганскую сказку "Восемь лепешек" [107, 133].
li
В кхмерской сказке аналогичного содержания "Кошка и пожар на корабле" [89, 266] судья-король выносит иное решение: три четверти ущерба возмещает тот, кто отвечал за больную лапу кошки, четверть ущерба распределить между тремя остальными, отвечавшими за три здоровые лапы.
lii
В старом Китае военные чиновники имели более низкое социальное положение, чем штатские.
liii
См. примеч. к No 53.
liv
Сюжет требует пояснения относительно кастовой системы, сложившейся в древней Индии. Выделялись четыре большие группы каст, так называемые варны: шудра, охватывающая рабов и некоторые категории крестьян и ремесленников; вайшья, объединяющая различные торгово-промышленные касты, кшатриев - воинские касты и брахманов - различные категории жрецов. Решение раджи более подробно обосновано в другой версии: "Как это шудре-ткачу отдать в жены кшатрийку? И как это можно выдать ее за вайшью? Да и на что годится его знание языка зверей и прочих? А на что годится этот брахман, уронивший себя тем, что забыл о своем призвании, воображающий себя героем и живущий колдовством? Поэтому надлежит ее отдать только кшатрию... равному ей по касте и прославленному своим искусством и доблестью" [126, 164]. Равенство по касте - несомненно главный критерий.
Ср. также абхазскую сказку "Три героя" [17, 23], где трое претендуют на девушку-пленницу. Судья, вызвавшийся решить спор, предлагает каждому рассказать о своих подвигах. Предпочтение отдается герою, оживившему мертвеца.
lv
Ср. АаТh 945-IIв. Очень распространенный сюжет, восходящий к древнеиндийскому источнику. Схема его может варьироваться. Так, в ассирийском [57, 211], язгулямском [117, 44] и персидском [102, 21] вариантах спорят только трое (отсутствует золотых дел мастер). В кхмерской сказке "Четыре волшебника" [89, 262] первый претендент наделил колоду человеческим обликом, второй - красотой, третий превратил дерево в плоть, четвертый вдохнул в нее жизнь.
Если принять решение белуджской сказки (невеста принадлежит тому, кто дарит одежду; таково же решение в язгулямском варианте [117, 44]) за трансформу "а", то в других версиях мы встретим решения, опровергающие эту логику (трансформа "б").
Так, в ассирийской сказке "Три друга" [57, 211] судья решает отдать женщину священнику, по просьбе которого бог вложил в статую душу, а остальным лишь оплатить работу ("б1"). Такое же решение в абхазской сказке "Кому из нас она принадлежит?" [17, 86] выносит "сельское правление". Ср. это с решением судьи в индийской сказке "Кукла" [112, 154]: плотник, сделавший куклу, и брахман, ожививший ее, будут девушке отцами, портной, сшивший ей одежду, дядей (ибо дарить одежду к свадьбе - обязанность дяди); мужем становится тот, кто подарил ей драгоценности (ибо драгоценности обычно дарит невесте жених). Разница решений, видимо, зависит от различий в обычаях, характере дарения свадебных подарков (трансформа "б2"), В названной кхмерской сказке решение короля-судьи таково: первый заменит девушке мать, второй (т. е. тот, кто наделил изваяние красотой) будет ей мужем, третий - братом, четвертый - отцом ("б3").
Траисформа "в" (все имеют право на девушку или никто не имеет на нее права) представлена в разных вариантах. Так, в одной персидской версии [102, 21] дочь падишаха последовательно признает правоту каждого из трех претендентов ("в1)). В другом персидском варианте [50] к четырем претендентам вначале последовательно присоединяются все, кого они приглашают в судьи (странник, правитель, городской судья). Наконец некий старец предлагает "божий суд": все семеро соискателей отправляются к "дереву судей", прихватив с собой женщину. "Изложили они обстоятельства дела и попросили решения. Тотчас же дерево раскололось, невеста эта вошла в дупло и исчезла в нем. Из листьев же дерева послышался голос, который возвестил: "Всякая вещь возвращается к первоисточнику своему" [50, 62]. Это трансформа "в2".
Во всех случаях нетрудно представить себе бытование сюжета в виде дилеммы, когда решение требуется от слушателей (трансформа "г"). Автор комментария к абхазскому варианту приводит сведения, сообщенные ему А. Е. Бертельсом: "На Ближнем Востоке сюжет обособился и рассказывается как веселый анекдот или как "сказка", между тем исконно это притча для пояснения высоких теософских истин. В этом понимании сюжет бытовал у исмаилитов Средней Азии, преимущественно в рукописях мистиков" [17, 463]. Ср. также No 48, 49 и комментарии к ним.
lvi
Знаменитый рассказ, восходящий к древнеиндийской версии. Первая фиксация этой легенды встречается в санскритском сборнике XII в. "Шукасаптати". В XIV в. она переводится на персидский язык и через Иран распространяется по многим странам Востока, появляется па арабском, турецком и других языках. В Среднюю Азию сюжет проникает также и из Индии. См. индийские версии [44, 65]; [126, 149].
lvii
Рассказ восходит к древнеиндийской версии. (Ср. [44].) В индийском варианте девушка не кончает с собой, а умирает "по воле судьбы". "Когда ее сожгли, то один из брахманов тем пеплом свое тело посыпал, волосы в знак подвижничества в косу заплел и отправился странствовать. Другой брахман собрал ее кости и пошел по разным снятым местам. Третий же на месте ее сожжения хижину построил и там... жил". (У Сомадевы именно этот третий, а не первый назван подвижником.) В дальнейшем подвижник находит средство оживить девушку (волшебную книгу) и возвращается к месту ее сожжения. "Другой брахман, посетив разные святые места и омыв ее кости в священных водах, тоже туда явился. А третий, карауливший место сожжения, и так был там. И вот второй и третий, собрав кости и прах, сделали фигуру Мандаравати, а подвижник прочел мантру из принесенной им книги и таким образом оживил ее". Решение возникшего спора напоминает приговор непальских судей: "Тот, кто мантру прочел, отец для нее, так как он ее воссоздал. Тот, кто кости ее по святым местам носил, - ее сын, ибо выполнял он сыновний долг. Тот же, кто прах ее охранял, муж ей, так как он заботился о ней" [44, 37 - 38]. У Сомадевы объяснено подробнее: "Кто на ложе из ее пепла, обняв ее, совершал подвижничество на кладбище, по любви к ней, и должен быть ее супругом, потому что все, что он совершил, глубокой любовью вызвано" [126, 133]. Ср. No 46, 49.
