Ацу наконец сообразил. Тенки сам хотел поделиться. Безумно мечтал рассказать кому-нибудь о случившемся летом – и, похоже, событие это, каким бы оно ни было, значило для соученика слишком много, чтобы держать в себе.
– Что-то случилось? – осторожно осведомился элхе.
Нинъе молчал, только мимоходом улыбнулся, а взгляд его застыл в одной точке.
– Слушай, ты, – наконец произнёс Тенки, – ты когда-нибудь с девчонкой... спал?
***
Сколько прошло времени, Ацу не знал: созданный плотными шторами сумрак сотворил в комнате особенное, вневременное пространство, и казалось, весь мир застыл, и ничего нет уже на свете, кроме этой комнаты, кроме него и Тенки, серьёзный голос которого до странности не подходил легкомысленному выражению лица.
– И что?
– Она вдруг... – Ацу помешкал, подходящие слова не находились, – вдруг сказала... «Поцелуй меня».
– И чего? – зелёные глаза собеседника горели чуть ли не в буквальном смысле. – Да не молчи ты!
Не выдержав любопытного взгляда, Ацу отвернулся. Как можно об этом рассказывать? Разве о таких вещах вообще рассказывают?
Однако не ответить Тенки после его признания о девушке из таверны Ацу не мог: это тоже было делом чести. Око за око, откровенность за откровенность – всем известное правило; оставить произошедшее с ним в секрете элхе посчитал некрасивым. К тому же Тенки повествовал легко, чётко, быстро, словно ничуть не стеснялся, с явным удовольствием отвечал на редкие вопросы, скалил зубы – и неизбежное смущение от разговора на такую деликатную тему смылось, ушло.
Только ушло не окончательно. Когда настала его, Ацу, очередь, фразы попросту не начинались. С грехом пополам он всё же выговорил Ллиины слова, произнесённые на балконе, те самые, что потом пару раз ему даже снились. Но Тенки было этого мало, в его вопросах слышался жадный интерес.
– И чего? – поторопил нинъе. И, гипнотизируя обращённый к нему профиль сокурсника, наконец-то догадался: – Сбежал?
– Не сбежал, а... – Ацу поморщился, пытаясь отыскать нужное выражение, – появились другие дела.
– Ага-ага, – поддакнул Тенки. И снова поинтересовался, не теряя энтузиазма: – А почему не поцеловал?
– Она моя кузина! – гневно запротестовал Ацу.
– Не понял, так вы ж всё равно потом поженитесь?!
Ацу снова не нашёлся, замолчал, стараясь не глядеть в беззастенчивые глаза соученика. Но Тенки не пожелал войти в положение, подстегнул красноречивым:
– Ну?
Поцеловать Ллию? Поцеловать Ллию, выполнить её просьбу, приобнять за обнажённые плечи, ощутить под ладонями мягкий шёлк платья и жар тела, склониться к губам... А потом они всё равно станут супругами, соединят свои судьбы перед Огнём. Поцеловать – и без слов, без лишних разговоров их жизни свяжутся в одну.
Невозможно.
Нет. Просто-напросто невозможно.
Ацу покачал головой, отвечая то ли Тенки, то ли самому себе.
Нинъе молчал, лица его Ацу не видел – должно быть, улыбается себе, как обычно, губы растянуты в хитровато-язвительной ухмылочке.
С соседнего кресла донёсся шорох. Элхе глянул и обнаружил неверность своих подозрений: Тенки вовсе не смеялся, а съехал вниз по спинке кресла, скорчился, поставленные на ручку ноги задрались выше головы. И как он ухитряется оставаться в подобной позе?
– Мне иногда кажется, – вымолвил элхе, вспомнив совсем об ином, – мать не чужда мысли о моём браке с кем-то сторонним, не из рода Ито.
– М? – Тенки повернул к нему голову.
– Но отец никогда на это не пойдёт, – докончил элхе.
– Ну у вас и порядки, – лениво отозвался сокурсник.
– У вас не так? – Ацу плохо знал обычаи нинъе.
– У нас? – Тенки снова усмехнулся. – У нас можно и замуж не выходя ребёнка заиметь.
– Как?!
– Ну как, обычно, – расплывчато ответил нинъе. – Вот у меня сестра так забрюхатела.
Тенки вымолвил эти немыслимые слова настолько легко, что Ацу показалось: ослышался. Подвёл слух, подхватил неточно, передавая, исказил.
– Твоя сестра? – и переспросил он скорее для того, чтобы убедиться – Тенки сказал нечто совсем другое, лишь по звучанию похожее.
– Связалась с кем-то, мать не говорит. Я даже не знаю, он с нашей деревни или вовсе чужак. У Алли с самого детства ветер в голове, – Тенки говорил о сестре так, словно она была много младше, но слово, что он употребил, элхеское «инни», обозначало исключительно «старшую сестру», не оставляя возможности для иного толкования.
Изумлённый, ошарашенный, Ацу молчал, не умея ничего сказать. В голове было пусто, ни единой мысли, будто там поселилась однотонная серая тьма. Как нечто настолько невероятное могло случиться с кем-то совсем рядом, с его соучеником? Сознание требовало информации, не желая верить, подстёгивало спросить, узнать подробности, всю подоплёку, чтобы сложить цельную картину. Но и вопроса не придумывалось.
– Мать заявила, что надо денег. Мол, если не найти, Алли замуж не выйдет. Не возьмут, в смысле. Говорит, на свадьбу, на ребёнка меньше никак, – голос светловолосого нинъе звучал совершенно обыденно, ровно, хотя изрекал Тенки невообразимые вещи. – Представляешь, тысячу мен. Это за Алли-то? Идиотизм.
Тысяча мене – деньги и правда немалые. На расходы Ацу получал ежемесячно тридцать мене – этого хватало на несколько обедов в городе, хватило бы и на пару пирушек, хотя Ацу никогда не прельщали шумные собрания; из этих денег элхе покупал и обувь, и одежду, когда чувствовал надобность – однако большую часть времени школьная форма заменяла любые костюмы; словом, тридцати мене было вполне достаточно для умеренной, без лишних расходов, жизни, даже в столице Огненного материка.
Стипендия Тенки составляла, если память не изменяла Ацу, двадцать пять мене в месяц. Государство не требовало платы за жильё в Королевской школе, как освобождало стипендиатов и от оплачивания учёбы, следовательно, за исключением мене пятнадцати на еду, в распоряжении нинъе оставалось десять «золотых». Десять умножить на двенадцать – за год Тенки удастся накопить не больше ста двадцати мене.
Тысяча мене.
Десять лет?
– Что ты будешь делать? – тревожно спросил элхе.
– А я уже всё сделал, – ещё одна невероятная фраза.
– Что ты сделал?!
Светловолосый снова глянул на него, усмехнулся, будто видел в собеседнике полного несмышлёныша, удивился детскому вопросу.
Но – как бы Тенки ни смотрел, каким бы взрослым ни старался казаться, он сам был почти ребёнком, младше Ацу – и Ацу отлично это понимал.
– Что ты сделал? – повторил элхе с уже явственным беспокойством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
