— Пусть Господь обратит на тебя Свой лик и даст тебе мир, Марк Люциан Валериан.
Марк при этих словах состроил гримасу.
— Даже не знаю, как тебя благодарить, Ездра Барьяхин. Боюсь, то, что я тебе дал, причинит тебе немало бед, — сказав это, он протянул старику руку.
Ездра пожал протянутую руку.
— Ты дал мне тот дар, которому нет цены.
Марк скривил губы.
— Хороший ты человек… для иудея.
Прекрасно понимая, что Марк не хотел его обидеть, Ездра рассмеялся.
— Надеюсь, когда-нибудь ты перестанешь быть рабом своей римской крови, — добродушно сказал он.
Эти безобидные слова оказались для Марка подобными удару, потому что, услышав их, он невольно вспомнил, как смеялся и веселился, когда мужчины и женщины умирали на арене на потеху толпе.
Ездра увидел его боль и отнесся к этому с пониманием. — Твоя Хадасса жива, Марк.
— Она мертва, — спокойно и в то же время ясно произнес Марк, убирая руку. — Я видел, как она умирала на ефесской арене.
— Жизнь ведь не ограничивается тем, что мы видим. Твоя Хадасса с Богом, а Бог вечен.
Боль пронзила сердце Марка.
— Как бы я хотел верить в это.
— Когда-нибудь, по Божьей воле, ты поверишь.
— Да хранит тебя твой Бог, — сказал Марк, слабо улыбнувшись. — И найди Тафате хорошего и сильного мужа.
Ездра стоял у ворот и смотрел, как Марк удаляется по дороге. Он испытывал искреннее сочувствие к этому молодому римлянину, страдающему от своей боли, и ему стало интересно, что будет с ним дальше. Повернувшись, чтобы идти домой, Ездра помолился Богу, попросив Его хранить Марка на его пути.
Когда он пришел домой, Иосавеф оторвалась от своей работы и посмотрела на него.
— Надеюсь, теперь-то, когда он ушел, все снова станет по-прежнему.
— Ничего прежнего уже не будет, — сказал ей Ездра.
— Варфоломей вчера провожал Тафату от колодца до самого дома. Сказал, что она и говорить-то толком с ним не захотела. — Жена обидчиво поджала губы. — А с тем римлянином, которого ты привел в наш дом, так и болтала без умолку.
— У нее будет тот муж, который будет угоден Богу.
Иосавеф опустила на колени одежду, которую чинила, и посмотрела на него.
— И кто это будет?
— Ты понапрасну беспокоишься, женщина, — сказал Ездра и налил из ковша воды в глиняную чашу.
— Ты о Тафате всегда беспокоился больше, чем я. — В глазах жены отразилось непонимание. — Что это с тобой случилось за последние несколько дней?
— Удивительные вещи, — ответил Ездра и выпил воды.
Жена недовольно нахмурилась.
— Что же такого удивительного?
Ездра поставил чашу на место. Скоро он расскажет ей все, но не сейчас.
— Прежде чем объяснить тебе так, чтобы ты все поняла, я должен сам обо всем как следует подумать.
— Что же я, такая дура? Скажи мне все, Ездра. Пока ты будешь обдумывать то, что узнал, делом своим ты будешь заниматься?
Ездра не ответил. Он стоял на пороге дома и смотрел вниз, на улицу. С рынка возвращалась Тафата, придерживая рукой корзину, которая была у нее на голове. Рядом с ней шел Варфоломей. Это был хороший молодой человек, отличавшийся в отношениях с людьми верностью и постоянством.
Ездра не стал говорить дочери о том, что Марк собирается покинуть их дом. Он просто не решился это сделать. Ее чувства к Марку с каждым днем становились все более и более очевидными. Ответные чувства Марка Валериана к ней тоже нельзя было не заметить. И то, что он решил уйти сейчас, можно было бы поставить ему в заслугу. Мужчина с менее сильным характером наверняка остался бы, чтобы воспользоваться увлеченностью прекрасной девушки.
Но как Ездре поступить теперь?
Иосавеф подошла и стала рядом с ним.
— Видишь, она не обращает на него никакого внимания! И все из-за этого римлянина, — с горечью сказала она, но когда она повернулась и посмотрела на мужа, Ездра увидел на ее лице замешательство. — Что ты теперь ей скажешь?
— Скажу ей, что Марк Люциан Валериан ушел.
— И правильно сделал, — добавила жена и отвернулась. — Было бы куда лучше, если бы он ушел раньше. — Она села и вернулась к своей работе над порванной одеждой.
* * *
Тафата помолчала, потом кратко попрощалась с Варфоломеем. Повернувшись, она направилась к дому, а Варфоломей стоял и смотрел, как она подходит к двери. Явно расстроенный, он тоже повернулся и зашагал вниз по улице.
— Доброе утро, отец, — весело поприветствовала Тафата Ездру, подойдя к порогу. Сняв корзину с головы, она поцеловала его в щеку и вошла в дом.
— Как дела у Варфоломея? — спросила Иосавеф, не отрываясь от своей работы.
— У него все хорошо, мама.
— Как у всех, — пробормотала мать, вздохнув.
Тафата переложила фрукты из корзины в глиняную чашу на столе.
— Он сказал, что его мать уже готовит сливовый хаманташен для мишлах манот этого года.
— А я еще даже к пуриму не готовилась, — мрачно сказала Иосавеф. — Все как-то другие заботы не давали. — При этом она уставилась на мужа взглядом, полным упрека.
— Я тебе помогу, мама. У нас еще уйма времени, чтобы приготовить подарки для бедных и еду для друзей. — Тафата отобрала два сочных абрикоса и направилась было на крышу.
— Он ушел, — сказал ей Ездра.
Тафата остановилась и повернулась к нему. Взгляд, которым она смотрела на отца, был полон тревоги.
— Но это невозможно! — сказала она, заморгав. — У него раны еще не зажили.
— Ничего, в пути заживут быстрее, — пробормотала Иосавеф.
— Он ушел сегодня утром, Тафата.
Она взбежала по ступенькам на крышу. Когда она спускалась обратно, Ездра подумал, что сейчас она побежит вслед за Марком. Она даже сделала несколько шагов в сторону двери, но остановилась. Ее плечи затряслись, и, тихо заплакав, она опустилась на стул. Со слезами она сказала:
— Он даже не попрощался со мной.
Иосавеф сжала в руках порванную одежду и внимательно посмотрела на дочь. Потом перевела умоляющий взгляд на Ездру.
«Что тут поделаешь?» — ответил он недоумевающим взглядом.
— Он говорил, что уйдет, — дрожащим голосом говорила Тафата, и слезы катились по ее щекам. — Он говорил, что так будет лучше.
— Жаль, что он не ушел раньше, — мрачно произнесла мать.
— Я надеялась, что он останется навсегда.
— И что дальше?
— Не знаю, мама. Я надеялась.
— На что ты надеялась, Тафата? Что римлянин согласится на обрезание? Что римлянин станет иудеем? Сама подумай, доченька.
Тафата покачала головой и отвернулась. Ее лицо побледнело от горя. Иосавеф хотела сказать ей что-то еще, но Ездра покачал головой, дав жене понять, чтобы она больше не говорила ни слова. На глазах жены тоже показались слезы, и она с упреком посмотрела на Ездру. Он знал, о чем она думает. Это он виноват в том, что Тафата полюбила язычника. Это он виноват в том, что она страдает. Не должен он был приносить Марка Валериана в свой дом.
