Написать что-нибудь вроде: «Я рад, что Вы чувствуете себя лучше» или «Я так и не сказал этого, но я очень сочувствую Вам» как будто бы можно. Но вот это «Я рад» сразу сделает письмо слишком личным. Меньше всего он хотел быть неверно понятым, а учитывая, что Железный толком не знал, как к нему относится сама Идель, такой шанс оставался.
Потому Эмрис остановился на втором варианте, написал: «Я так и не сказал этого, но я очень сочувствую Вам». Посмотрел несколько секунд, а потом зачеркнул «очень» и написал «бесконечно». Так, пожалуй, красивей. Изысканней. Больше подходит лорду.
Вглядываясь в черновик, Железный опять замер. Заявить, что он уже почти занялся поисками убийц ее мужа, при том, что в собственном письме леди об этом не упоминала, значило бы повиниться. А виноватым Железный не был и себя не считал. С тем же успехом он мог бы сознаться, что поручил Эвану немного пошпионить в Греймхау.
Эмрис потер подбородок, почесал под челюстью. Вообще, надо признать, за прошедшие недели он ни разу не получил сообщения о каких бы то ни было бандитах, убийцах, и ни разу никто не покушался на его жизнь. Странно. Странно ведь! Если, по словам очевидцев смерти Нолана, хотели убить именно его, Эмриса, то почему не приходят? Боятся сунуться в замок? Если так, то снимает ли это подозрение с тех, кто живет здесь? С прислуги, например? Конечно, вряд ли за убийством Нолана стояла та малолетняя прачка или местный конюх, но ведь теоретически убийцы могли иметь сообщение с прислугой, не так ли? Или все же дело в том, что на деле хотели убить именно Нолана, а фразу про ошибку ляпнули нарочно, чтобы запутать след? И в этом случае слова, брошенные Идель на кладбище, приобретают больше смысла.
«Они хотели рассорить меня с императором».
Если… если это правда, то — почему? Что такого в отношениях Идель и Аерона? Кому они не нравятся? Герцогу Легрейфу? Тому самому, которого Аерон попросил не приезжать на его титулование, потому что тогда «не избежать скандала вокруг Идель»? Да быть не может, чтобы он ждал столько времени, чтобы снова попытать счастья с эрцгерцогиней! И почему ему вообще так нужна эрцгерцогиня? Если бы Легрейф в самом деле руководствовался только любовью, наверняка, Идель бы уступила. Если бы руководствовался только чувствами, наверняка не пришлось бы приводить войска к Греймхау.
И почему, вселенские сиськи, все, все сегодня в Деорсе упирается в Греймхау?
Может, лучше как следует разузнать про Легрейфа? Эмрис ни разу не пересекался с ним. Может, тот очень стар, и Идель отвергла его из-за возраста? Или уродлив? Или вообще карлик? Впрочем, о подобных вещах наверняка осведомлен Йорв. Нужно будет растрясти у него, что знает.
Железный вздохнул. Он не был управителем надела, но как наемник он точно мог сказать: в любом хаосе нужно искать того, кому выгодно. Если подумать, он вообще ничего не знал об Идель. Нет, конечно, он уже имел представления о том, какая она, о том, что она зам… была замужем, и что она высоко ценит советника Дайрсгау. Но чем она занималась на самом деле? Какую-такую помощь она оказывала императору — если вообще оказывала, — что это вставало кому-то поперек горла? И почему, если ее помощь короне вредила чьим-то планам, злоумышленник вовсе не прикончил ее?
Это ведь был самый ясный и прямой путь обескровить Греймхау. И шансов было предостаточно! Ладно бы Идель целыми днями невылазно сидела в чертоге, который, к примеру, охранялся бы особенно хорошо. Да и то, хмыкнул Эмрис самодовольно, нужно было бы еще сто раз проверить его безопасность. Но по факту Идель ездила в столицу и за море, и даже в родном чертоге, как выяснилось, ее отец-военачальник часто отсутствовал, что делало ее уязвимой.
Создатель, она женщина! Ее что угодно делает уязвимой! И даже при некоторой ее сноровке Идель точно не была воительницей, так что…
Додумать Железный не успел. Сначала с кончика пера сорвалась очередная капля, и барон увидел испачканное кляксами письмо с сиротливым «Любезная герцогиня! Я…» (и правда выглядит несуразно!). Затем отложил перо и наскоро скомкал лист. Собирался выбросить в сторону, однако дверь комнаты скрипнула, и смятыш, выскользнув из рук, поскакал по столу. Эмрис уже наклонился, на пол-ладони оголив кинжал за голенищем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И испытал одновременно равное желание воспользоваться им, чтобы убить визитера, воспользоваться им, чтобы прикончить себя или попросту спрятаться под кроватью. Еще можно было сигануть в окно.
В дверях стояла Танола. И по тому, во что она была одета, Эмрис без труда определял, зачем она здесь.
На девице — впрочем, Эмрис в уме вычеркнул слово «девица» — была надета черная кружевная сорочка, не особо прикрывающая что бы то ни было. По крайней мере, сверху — Танола, кутаясь, держала на согнутых локтях плед, не слишком плотно запахиваясь.
— Барон? — Обратилась она тихо и осторожно ступила внутрь комнаты, чуть раздвигая полы пледа.
Эмрис так и не успел ничего сказать до того, как голос перестал слушаться. Без своих многочисленных рюш и оборок Танола не выглядела облаком. Она вообще не была толстой, нет. Скорее, немного пышкой, и была… Эмрис прочистил горло, когда Танола вовсе скинула плед к ногам.
Танола была аппетитной.
И достаточно смелой, судя по тому, как неуклонно она двигалась к нему. Ох, проклятье, сейчас бы он точно не назвал себя Железным. И когда он успел встать из-за стола?!
— Миледи. — Голос и вправду сел. Надо было как-то отделаться от нее. Выпроводить. Эмрис сейчас точно не смог бы объяснить почему, но внутреннее чувство подсказывало: надо выпроводить, обязательно. Как наемник, чутью Эмрис доверял. А подумать над причинами опасений он сможет и потом. Потому как прямо в этот момент он, кажется, неспособен ни на что, кроме очевидного.
Брови на лице Танолы подпрыгнули вверх.
— Барон? — По интонации Эмрис слышал, что она посмеивается над его обращением. Создатель, почему все знатные бабы в империи над ним посмеиваются? — Вы ведь прекрасно знаете, в какое убогое место поселил меня ваш управляющий.
— Если вам не нравится, где вы…
— Мне очень нравится, где я, Эмрис. — Перебила Танола, встав совсем рядом. Жар, исходящий от ее зовущего тела, дотянулся до него, едва не выбив последнюю дельную мысль.
Не стоит в ответ звать ее по имени.
— Миледи, — тверже обратился Железный и безотчетно взял женщину за плечи. — Вам лучше уйти.
— Боитесь, я здесь по наущению дядюшки? — Смекнула Танола, взглянув Эмрису прямо в глаза. Тени свеч и камина выплели на ее щеках затейливый бронзовый узор.
— Разве нет? — Думать было отчаянно сложно, но Эмрис старался.
— Нет. — Она улыбнулась, не отводя взгляд. Железный напрягся до кончиков пальцев ног: что опять за игры? Будь он по-прежнему просто капитаном, уже перешел бы к главному. Но собственный опыт, недоверие аристократии, и еще один женский голос в голове, убеждавший не так давно, что ему следует быть готовым к любой низости, удерживали Эмриса на поверхности сознания.
— Я здесь потому, что наконец-то дядюшка не лезет ко мне со своими бестолковыми советами и еще потому, — она призывно облизнулась и выдохнула. Горячий воздух мазнул Железному по губам, — что вы — мужчина, который наконец-то не стал его терпеть и заткнул на своих условиях.
— Хо… хотите сказать, — горло слушалось преотвратно, — вы не одобряете его затею со сватовством?
Вообще-то, в это можно поверить, учитывая, что там наслушал под дверями Крейг. Но если он, Эмрис, мерзкий плебей, то почему она здесь?
Железный встрепенулся, словно кто-то впустил в комнату струю прохладного воздуха. От Танолы это не укрылось. Она чуть отступила, разорвав их тактильный контакт.
— Хочу сказать, что нашей деорсийской знати пойдет на пользу свежая кровь.
«Свежая кровь? Да наше происхождение ничем не отличается! Мы оба из боковых ветвей, племянники лордов! Я, если на то пошло, племянник графа!»
— Вы слишком выделяетесь умением не слушать больше, чем хотите. Другие руководствуются этикетом.
