Я рискнул вызвать гнев Джудит, высказав замечание, что было бы разумнее найти лекарство, которое противодействовало бы последствиям кори!
С жалостью и пренебрежением Джудит разъяснила мне, что единственная цель, к которой следует стремиться, – это отнюдь не облагодетельствовать человечество, а расширить его познания.
Я посмотрел в микроскоп на предметные стекла, изучил несколько фотографий западноафриканских туземцев (действительно весьма занятных!), встретился с сонным взглядом крысы в клетке и поспешил выйти в сад, на воздух.
Как я уже говорил, мой интерес несколько подогрела беседа Франклина с Пуаро.
Доктор сказал:
– Знаете ли, Пуаро, это вещество скорее по вашей части. Калабарский боб используется при испытании «судом божьим» – предполагается, что с его помощью можно определить, виновен ли подозреваемый или нет. Некоторые западноафриканские племена верят в него безоговорочно – или верили. В наши дни они постепенно утрачивают былое простодушие. Обычно они торжественно разжевывают калабарский боб, совершенно уверенные, что он убьет их, если они виновны, или не причинит вреда, если невинны.
– И таким образом, увы, они умирают?
– Нет, не все умирают. До сих пор этот факт всегда игнорировали. За всем этим что-то стоит – думаю, мошенничество лекарей. Есть две разновидности этого боба, но они настолько схожи, что их трудно различить. И все же разница есть. Оба вида содержат физостигмин, генезерин и все остальное, но во второй разновидности можно изолировать – или мне кажется, что можно, – еще один алкалоид, нейтрализующий воздействие других. И более того: растение второго вида постоянно ест избранная часть племени во время тайного ритуала – и люди, которые его едят, никогда не болеют джорданитом. Нейтрализующий алкалоид оказывает поразительное воздействие на мышечную систему, причем без вредных эффектов. Это чертовски интересно. К сожалению, чистый алкалоид очень нестабилен. И все-таки я получаю результаты. Но необходимо провести гораздо больше исследований там, прямо на месте. Эту работу нужно выполнить! Да, черт побери... Я бы продал свою душу, чтобы... – Он резко остановился. И снова усмехнулся. – Простите, что говорю на узкопрофессиональные темы. Я слишком увлекаюсь, когда речь заходит об этих вещах!
– Как вы сказали, – безмятежным тоном заговорил Пуаро, – моим делом было бы намного легче заниматься, если бы я мог так просто определить, виновен или нет подозреваемый. Ах, если бы существовало вещество, которое обладало бы свойствами, приписываемыми калабарскому бобу!
– Да, но на этом ваши проблемы не закончились бы, – возразил Франклин. – В конце концов, что такое вина и невиновность?
– Мне казалось, что насчет этого не может быть никаких сомнений, – вмешался я.
Франклин повернулся ко мне.
– Что такое зло? Что такое добро? Представления о них меняются из века в век. То, что вы бы проверяли, было бы, вероятно, чувством вины или чувством невиновности. Фактически такая проверка не имеет никакой ценности.
– Я не совсем вас понимаю.
– Мой дорогой, предположим, человек полагает, что у него есть священное право убить диктатора, или ростовщика, или сводника – или кого-то еще, кто вызывает его благородное негодование. Он совершает то, что вы считаете преступлением, но он-то считает это невинным поступком. Чем же тут поможет несчастный калабарский боб?
– Но при убийстве непременно должно появиться чувство вины, не так ли? – спросил я.
– Мне бы хотелось убить многих людей, – бодро заявил доктор Франклин. – Не думаю, что совесть мешала бы после этого мне спать по ночам. Знаете ли, согласно моей идее следует уничтожить около восьмидесяти процентов человеческой расы. Без них наши дела пошли бы гораздо лучше.
Он поднялся и зашагал прочь, весело насвистывая на ходу.
Я с подозрением посмотрел ему вслед. Тихий смешок Пуаро вывел меня из задумчивости.
– У вас такой вид, друг мой, словно вы увидели ядовитую змею. Будем надеяться, что наш друг доктор не практикует то, что проповедует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ах, – отозвался я, – а если практикует?
IIПосле некоторых сомнений я решил, что нужно поговорить с Джудит относительно Аллертона. Мне было необходимо знать, как она отреагирует. Я верил, что она девушка благоразумная, вполне способная о себе позаботиться, и не думал, что ее действительно может обмануть дешевый лоск такого человека, как Аллертон. Скорее всего, я хотел позондировать почву на этот счет, только чтобы окончательно успокоиться.
К сожалению, я не получил желаемого результата. Пожалуй, я слишком неуклюже взялся за дело. Ничто так не возмущает молодежь, как советы старших. Я попытался говорить беззаботным и доброжелательным тоном, но, вероятно, мне это не удалось.
Джудит сразу же ощетинилась:
– Это что – отеческое предостережение против большого, нехорошего волка?
– Нет, нет, Джудит, конечно же нет.
– По-видимому, тебе не нравится майор Аллертон?
– Честно говоря, да. Полагаю, тебе он тоже не нравится.
– Почему?
– Ну... э... это не твой тип, не так ли?
– Что ты считаешь моим типом, папа?
Джудит всегда умела поставить меня в тупик. Я окончательно растерялся. А она смотрела на меня в упор, и губы ее скривились в презрительной усмешке.
– Конечно, тебе он не нравится. А мне – нравится. Я нахожу его очень забавным.
– О, забавным – возможно, – поспешил я согласиться.
– Он очень привлекателен с точки зрения любой женщины, – нарочитым тоном продолжала Джудит, – мужчинам этого, конечно, не понять.
– Разумеется, не понять, – промямлил я и добавил совсем невпопад: – Вчера вечером вас с ним не было очень поздно...
Договорить мне не удалось. Разразилась буря.
– В самом деле, папа, ты несешь какой-то бред. Разве ты не понимаешь, что я в том возрасте, когда сама способна справиться со своими делами? У тебя нет ни малейшего права контролировать, что я делаю и кого выбираю себе в друзья. Вот именно это бессмысленное вмешательство в жизнь детей так бесит в родителях. Я тебя очень люблю, но я взрослая, и у меня своя жизнь. Не пытайся разыгрывать из себя мистера Барретта.
Я был очень уязвлен этой злой отповедью и не нашелся, что ответить, а Джудит быстро удалилась.
Я остался с тревожным ощущением, что наделал больше вреда, чем пользы.
Мои грустные размышления прервал голос сиделки миссис Франклин. Она лукаво воскликнула:
– О чем это вы задумались, капитан Гастингс?
Я с готовностью обернулся, так как рад был отвлечься от своих дум.
Сестра Крейвен была действительно красивой молодой женщиной. Пожалуй, она вела себя несколько развязно и игриво, но была мила и неглупа.
Она только что устроила свою пациентку на солнышке, неподалеку от импровизированной лаборатории.
– Миссис Франклин интересуется работой своего мужа? – спросил я.
Сестра Крейвен пренебрежительно тряхнула головой.
– О, это слишком сложно для нее. Знаете ли, капитан Гастингс, она весьма недалекая женщина.
– Да, наверно.
– Конечно, работу доктора Франклина может оценить только тот, кто разбирается в медицине. Он ведь очень умный человек. Блестящий. Бедняга, мне так его жаль.
– Жаль его?
– Да. Я видела такое много раз. Я имею в виду – когда женятся не на той женщине, не того типа.
– Вы полагаете, она ему не подходит?
– А вы так не думаете? У них совсем нет ничего общего.
– Он, кажется, очень любит ее, – возразил я. – Очень предупредителен к ее желаниям и все такое.
Сестра Крейвен саркастически усмехнулась:
– Да уж, она бы не допустила, чтобы было иначе!
– Вы думаете, она спекулирует своим... своим слабым здоровьем? – недоверчиво спросил я.
Сестра Крейвен засмеялась:
– Вот уж кого не надо учить, как добиться своего! Чего бы ни пожелала ее светлость – все к ее услугам. Есть такие женщины – хитрые, как целая орава обезьян. Стоит сказать ей слово поперек, и она откидывается на подушки и прикрывает глаза и выглядит такой больной и несчастной. А некоторые устраивают истерику. Но миссис Франклин относится к категории несчастных страдалиц. Не спит всю ночь, и утром она такая бледная и измученная.
