переживают русские, то у нас вся страна стала бы фашистской».
362 Вызов Л. Г. Российское общество в поисках неоконсервативного синтеза // Восточноевропейские исследования. 2005. №2. С. 123-124; Гудков Лев,
И если во второй половине прошлого десятилетия в России активно циркулировал миф о русском фашизме, то он был создан электронными СМИ. Уверенно можно утверждать, что частота появления «телекартинки» с фашистами значительно превышала их присутствие в повседневной жизни. Указать наличное знакомство с радикальными русскими националистами могли лишь 5,7% опрошенных, зато не меньше половины русских слышали о РНЕ362. В силу каких причин
СМИ занимались подобным мифотворчеством, мы объясняли ранее в этой же главе.
Итак, фашизм и неоевразийство стали главными идеологическими новациями русского национализма 1990-х гг., в то время как главный его водораздел проходил между националистами имперского толка и сторонниками nation-state. Углубляться в более детальный анализ, разрабатывать очередную изощренную идеологическую классификацию русского национализма попросту не имеет смысла, ведь ни одна из его версий не обладала мобилизационной способностью. С этой точки зрения, — а мы настаиваем, что она главенствующая там, где речь идет о политике, — глубоко безразлично, чем отличались друг от друга монархические толки, на сколько групп распалось в итоге РНЕ и какие аргументы использовали русские неоязычники в полемике с православными. Это все равно, что изучать отличия одного ноля от другого.
Напомним, что на протяжении 1990-х гг. национализм как политическое течение пользовался устойчивыми симпатиями 10—15% электората. Эти симпатии канализировались в поддержку ЛДПР Владимира Жириновского и ряда мелких националистических организаций на парламентских выборах, голосование за Александра Лебедя и Геннадия Зюганова на выборах президентских. Размеры националистического электората были достаточны, чтобы провести в парламент одну, максимум — две политические партии, но явно недостаточны, чтобы добиться более масштабного политического результата. В этом смысле главная идеологическая задача русского национализма состояла в том, чтобы выйти за пределы национализма и пойти навстречу базовым социальным интересам общества. Другими словами, чтобы добиться победы (или, по крайней мере, внушительного успеха), националистам надо было перестать быть только националистами, тем более зацикленными на «жидоедстве», монархии или маршировке в черной форме, а стать идеологически гибкими и даже всеядными. Как говорится в Евангелии: стать всем для всех. Задача эта в 1990-е гг. так и не была решена.
Дубин Борис. Своеобразие русского национализма. Почему в нем отсутствует мобилизующее, модернизационное начало // Pro et Contra. 2005. Т. 9. №2 (сентябрь — октябрь). С. 21.
Поиски собственной идеологической идентичности и внутри-националистическая полемика (точнее, базарная склока) занимали националистов гораздо больше, чем диалог с русским народом. В последнем случае националисты предлагали обществу приспосабливаться к своим экзотическим и отжившим идеологическим доктринам, но не проявляли желания и умения адаптировать свою идеологию под массовые социальные интересы и запросы. Огрубляя, можно сказать, что им было наплевать, чего хочет русский народ, ведь они лучше знали, что ему нужно. В общем, вся рота шагает не в ногу, один поручик в ногу.
Организационный провал
Поскольку каждый националистический вождь считал именно, себя таким поручиком, то шансов договориться между собой у них было, мягко говоря, немного. Хотя из ста кроликов не сделаешь одну лошадь, объединение усилий и ресурсов карликовых националистических партий и союзов теоретически могло дать основательный импульс политическому развитию. Однако неоднократные попытки создать широкую националистическую коалицию из раза в раз с треском проваливались. Порою не успевали высохнуть подписи на объединительных декларациях, а националисты уже расходились врозь, лелея застарелые и новые обиды. Жизнь любой националистической коалиции оказывалась слишком недолгой, чтобы она успевала хоть чего-то добиться на политическом поприще.
Непомерные амбиции, взаимная неприязнь и зависть разрушали любые националистические союзы. На каждого трезвомыслящего лидера находился десяток новоявленных «фюреров», органически неспособных к компромиссу и сотрудничеству. Но даже если националистическим вождям и удавалось договориться, как это было, например, с учреждением в октябре 1992 г. Фронта национального спасения (ФНС), то вскоре выяснялось, что никто из них не способен к кропотливой организационно-кадровой работе. Вожди предпочитали творить новый шум, а не создавать партию новейшего типа. Неудивительно, что ФНС быстренько подмяли под себя коммунисты, которые худо-бедно умели занимать оргработой и контролировали уличный протест.
Если обобщить, то организационно русский национализм 1990-х гг. представлял собой совокупность сект — чаще крошечных, изредка — как РНЕ — довольно крупных. Секты эти назывались «союзами», «единствами», «партиями», были довольно пестрыми по своему социальному составу и имели разные символы веры. Но их объединяла специфическая сектантская субкультура: жесткое деление мира на
«чужих» и «своих»; осмысление действительности в мифологических образах, а не рациональных понятиях; во главе сект стояли лидеры с авторитарными замашками; сектанты считали себя носителями абсолютной истины и верили в пришествие: национальной революции, краха режима, Христа (в общем, нужное подставить).
Преодолеть эту сектантскую ограниченность пыталась НБП, однако итогом ее подвижнической деятельности стало создание секты же, пусть даже молодежной и авангардной по своему политическому стилю.
А вот ЛДПР Владимира Жириновского, пройдя в 90-е годы прошлого века жесткую выучку парламентскими выборами, довольно успешно воплотила на российской почве западную модель т. н. «кадровой партии».
К концу 90-х годов политический русский национализм в целом влачил жалкое существование. Его политическая стратегия не принесла значимых результатов (лишь ЛДПР извлекла ощутимые дивиденды из своего оппортунизма), а поиски мобилизующей общество идеологической формулы оказались безрезультатными. Более того, за исключением ЛДПР и, в какой-то степени, НБП, русские националисты не смогли даже создать более-менее перспективной политической структуры. В общем, куда ни кинь, все клин.
Этот тотальный политический провал, — а иначе ситуацию оценить невозможно, — происходил на фоне наметившегося в 90-е годы нового тренда русского массового сознания — его этнизации, о которой пойдет речь в следующей главе. Парадоксально, но факт: русский национализм захирел как раз в то самое время, когда русское общество становилось все более чувствительным к этнической проблематике и националистической риторике.
* * *
Тем не менее, хотя русский национализм так и не превратился в самостоятельного игрока, в субъект российской политики, само его существование, изрядно раздутое и мифологизированное СМИ (еще раз повторим: в каком-то смысле русский национализм вообще был создан телевидением), влияло на общенациональную повестку и легитимировало русскую этническую проблематику. Массированная медийная критика национализма буквально впаяла его в массовое сознание. Кремль и оппоненты национализма сделали для индоктри-нации его идей несравненно больше самих националистов.
Даже неуспешный национализм послужил важной политической школой. В 1990-е гг. через националистические организации — от таких крупных, как РНЕ и НБП, до мелких групп — в совокупности прошли несколько сот тысяч человек. Уйдя впоследствии из организованных националистических структур и адаптировавшись к ситуации, они, тем не менее, остались националистами и сохранили верность своему символу веры.
Важным итогом националистической активности стало возникновение в русском обществе не очень заметной внешне, но довольно влиятельной и экспансивной националистической субкультуры, особо популярной среди молодежи.
В общем, национализм 1990-х гг. составил питательную почву ростков нового национализма — более адекватного, прагматичного, политически и идеологически гибкого, но и более жестокого. На опыте предшественников формировалось новое поколение националистов. В этом смысле политическая неудача конца прошлого века парадоксальным образом имела серьезные позитивные последствия для национализма. Если пшеничное зерно умрет, то принесет много плода...
Глава 12
РОЖДЕНИЕ НАЦИИ (Революция русской идентичности)
По горячим следам парижских погромов осени 2005 г. в России довольно широко обсуждался вопрос о возможности чего-то похожего в отечественных пенатах. Если отбросить откровенные спекуляции, то на серьезном интеллектуальном уровне реакция на французские события носила двойственный характер.
