«Моя! — хищный оскал. — Ты — вся моя! Только моя, пташечка!»
Попова не выдержала первой. Удерживая его взгляд и нервно переминаясь с ноги на ногу, произнесла срывающимся от волнения голосом:
— Ты… как здесь оказался? Ты ведь должен быть…
«Я знаю, где я должен быть! — взревел мысленно. — С отцом! Я нужен ему сейчас, как никогда! Потому что заключить сделку с семейным подрядом Давыдовых не так-то просто. Герман идет почти на таран, выбивая для своей компании максимально выгодные условия. В этом он весь! И у нас меньше суток, чтобы пересмотреть и доработать свое предложение. Чтобы подготовиться на все сто. А я… ни о чем, кроме тебя, думать не могу! Сучка, ты же меня околдовала! Я зависим от тебя! И безумен! Видела бы ты лицо моего отца, когда я сообщил ему о своем решении. Впервые в жизни он смотрел на меня, как на конченого идиота, когда услышал, что мне нужно вернуться домой хотя бы на несколько бл*дских часов! И из-за чего, спрашивается? Из-за того, что одна любопытная девчонка сунула свой нос куда не следовало! А потом еще и взбесила меня своими гениальными умозаключениями! Ну, вот он я! Перед тобой! Готов ответить на все твои вопросы! Но сперва… сперва мы раз и навсегда проясним кое-что!»
Сохраняя молчание, Марат раздраженно расстегнул свое пальто и демонстративно швырнул его на ближайшую к нему кровать.
Все так же молча закатал рукава черной рубашки по локоть.
Лишь закончив свои нехитрые манипуляции, он вперился в нее строгим предостерегающим взглядом и отчеканил тоном, не терпящим возражений:
— Ты узнала то, чего тебе знать не следовало! Я не рассчитывал стать героем в этой истории или же наоборот. И, в принципе, не предполагал, что мои «благородные порывы» станут достоянием общественности. Я просто сделал то, что посчитал нужным! Жизненно необходимым! И сделаю это снова. И снова. И снова, если придется! Повлиять на меня в данном вопросе ты не в состоянии. Можешь верещать хоть до посинения — ничего не изменится! И плевать, как ты это называешь — куплей-продажей или жестом доброй воли. Я один черт не позволю тебе платить за учебу самостоятельно! Это ясно?
* * *
Юля нахмурилась. Задрожала. Обхватила себя руками.
И наконец произнесла:
— Конечно, нет! — встревоженный взгляд из-под бровей. — Ладно, я… но… Зачем тебе это нужно?
— Что значит зачем? — не сдержавшись, Каримов приблизился к ней вплотную. Шалея от ее запаха, сопоставимого лишь с чертовски мощным афродизиаком, стиснул ладонью ее подбородок, вынуждая смотреть строго ему в глаза. Взывая к последним крохам самообладания, прохрипел: — Я — мужчина, Юля! Твой мужчина! Твои проблемы — мои проблемы!
Ее глаза неестественно заблестели. С дрожащих губ сорвался резкий вздох.
— Марат…
От того, как чувственно она произнесла его имя, у него кишки морским узлом скрутило. И «мотор» дико взревел в груди, нещадно шараша по вискам.
— Я во многом ошибался в отношении тебя, во многом был неправ! — продолжил, буквально вибрируя от напряжения. — И вовсе не горжусь этим! Но… дерзкая моя пташечка, если ты еще хоть раз попрекнешь меня тем, что происходило в моей жизни до тебя, еще раз припомнишь мне клуб и шлюх — пеняй на себя! Накажу по всей строгости!
— За что? За правду? — тихо обронила Попова, будто намеренно облизывая губы.
Губы, которые ему хотелось смять своим собственным ртом.
— За необоснованные претензии!
— Почему же необоснованные?
— Потому что тебе неизвестны мои мотивы!
— Какие… мотивы?
Марат криво усмехнулся:
— Ты никогда не задавалась вопросом, почему Артем считает тебя такой особенной? Почему восторгается и смотрит как на небожителя? Так я поясню: ты — первая девушка, которую он увидел рядом со мной! Первая девушка, которая переступила порог нашего с ним дома! Первая девушка, которую я познакомил с матерью после развода с бывшей женой — а развелся я почти пять лет назад! Я обычный половозрелый мужик, Юля! И как ни крути, физиологических потребностей никто не отменял. При этом отношения мне были на хрен не нужны. Понимал, что Артем для многих станет камнем преткновения. А мелькать перед ребенком каждый раз с новой девкой я не собирался. Вариант с танцовщицами из клуба меня полностью устраивал. Как говорится, и овцы целы, и волки сыты! Да и Володьке от моих развлечений какая-никакая прибыль капала — у него не всегда дела шли гладко. Но… когда я встретил там новенькую девочку-официантку, все изменилось! Ты совершенно не вписывалась в общую картину заведения. Казалась слишком юной. И слишком чистой. Не знаю, почему не прислушался к своей интуиции. Но… уже тогда, с самой первой секунды я понял, что хочу эту девочку! Что до безумия хочу тебя! Именно тебя!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кажется, Попова перестала дышать. Чуть покачнувшись, она схватила его за талию, дабы не упасть. Фатальная ошибка. Непростительная. Сквозь него будто двести двадцать вольт пропустили в ту же секунду. И больно вроде, но приятно до умопомрачения. Зарычав от удовольствия словно дикарь, Марат безжалостно стиснул ее с своих объятиях. Больше не мог терпеть.
— В тот день, когда впервые поцеловал тебя в туалете, — прошептал он вкрадчиво, склоняясь к ее уху и просто дурея от вида мурашек на ее коже, — я снял Карину назло тебе! Да только… самому себе сделал хуже! Каждую секунду я представлял на ее месте тебя! Извращенец? Безусловно! Но, пташечка… после этого у меня не было никого! Больше месяца. Лишь я, моя рука… и фантазии о тебе!
Она опалила его шею своим безбожно горячим рваным дыханием.
— Не может быть! — изумленно, ошарашенно.
Каримов разразился не совсем здоровым смехом.
А после признался:
— Но было! Даже у стен твоего долбаного общежития было! И после этого ты смеешь сомневаться во мне? — смачно цапнул зубами мочку ее уха. — Смеешь сомневаться в моем отношении к тебе?
Вздрогнув и покрывшись крупными мурашками, Юля судорожно всхлипнула.
«До чего же ты у меня чувственная, малышка! — одержимый мысленный рык. — Моя нежная сучка!»
Сквозь морок сознания до него донеслось ее невнятное бормотание:
— Но… ты же никогда не говорил…
«Да твою ж мать! Опять двадцать пять!»
— Все эти слащавые словечки, на которые так падки представительницы твоего пола, неспособны отразить даже сотой доли того, что я чувствую к тебе! — прервал ее на середине фразы недовольным ворчанием. — Ты хоть понимаешь…
— Что?
— Рядом с тобой я чувствую себя живым! — отчеканил сурово и максимально доходчиво. — Вот что!
Каримов резко замолчал. Притихла и Юля. Однако спустя несколько секунд девчонка почти невесомо скользнула ладонью по его тяжело вздымающейся груди. Все выше и выше. К шее. К горлу.
К колючему щетинистому подбородку. Погладив его по щеке, Попова еле слышно произнесла:
— Марат? — мягко, вкрадчиво.
И так нежно, что у него у самого мураши хаотично расползлись по спине.
По напряженным мышцам побежали крохотные электрические импульсы.
А вся кровь против воли устремилась вниз. К паху.
— М-м-м? — отозвался, едва ворочая языком.
— Я… я скучала!
— А уж я-то как скучал! — проскрипел он чужим голосом. Низко и гортанно.
«И не только я…»— добавил мысленно, прижимаясь к ней своим каменным стояком.
Внушительным. Твердым. И горячим.
Глава 47
«С ума! Он сводит меня с ума! Мамочки…»
Собраться с мыслями и прийти в себя после всего услышанного было крайне сложно. Шальная эйфория вперемешку со страхом заполнила душу до краев.
Юля стояла в кольце его рук, зажмурившись до белой ряби в глазах.
Чем сильнее Марат сжимал ее в своих стальных тисках, тем быстрее она теряла связь с реальностью. Его запах — мужественный, льдисто-свежий — дурманил разум. Стук его сердца, остервенело грохочущий прямо над ухом, чертовски сильно воспламенял кровь. Юля старалась… честно старалась, но совладать с реакцией собственного тела на своего профессора… не могла.
